как давно все это началось... или я тебя об этом не просила (1/2)
Макс сжимает кулаки до побелевших костяшек, смотрит на недодрузей с вполне осознанным раздражением и молчит. На языке вертится пара особо циничных колкостей, которые гонщик с трудом проглатывает, давится, но упрямо продолжает молчать. Самое обидное, что Бастьен в объятиях Леклера — как два кусочка одного пазла. Подходят друг другу идеально и смотрятся до омерзения хорошо, а главное правильно. И именно поэтому Макс молчит… разворачивается на пятках и скрывается за поворотом до того, как недодрузья его заметят. Дорога до бокса команды занимает меньше трех минут, так что проветрить голову не получается даже в теории.
В груди нещадно ноет, дышать от чего-то тяжело, но Ферстаппен не был бы претендентом на звание чемпиона, если бы обращал внимание на такие мелочи во время заездов. До конца второй практики Макс не вспоминает о кареглазой, да и на брифинге с инженерами в голове нет и намёка на посторонние мысли. За ужином пилот на удивление молчалив, но родные приехавшие поддержать его на Испанском этапе списывают все на плохое настроение и банальную усталость. И только оказавшись в своем гостиничном номере Ферстаппен отключает режим безразличия и в стену летит ваза с цветами.
— Да почему так хреново-то?
Ответ очевиден, он не просто на поверхности, он, блядь, осязаем. И от этого становится только хуже. Гонщик пересекает комнату, за малым не сносит дверь с петель, врубает душ на полную и встаёт под воду прямо в одежде. Холодная вода обжигает разгоряченную кожу, дыхание на мгновение перехватывает, а по спине бегут мурашки. Мокрая форменная футболка противно липнет к телу. Макс зажмуривается до тёмных кругов перед глазами, силой прикладывается ладонью по кафельной стене душевой, но это не стирает из памяти события прошедшего дня. Образ Бастьен в объятиях Леклера отпечатался не только на внутренних сторонах век, но и въелся в подкорку головного мозга. Но, хуже всего, раз за разом прокручивать у себя в голове её совершенно искреннее «мне нравится Ферстаппен».
Гонщик сползает по стене на пол, подставляет лицо под летящие капли, захлебывается собственными чувствами… а все еще вполне адекватно функционирующий мозг задаётся вопросом: как давно, это все началось?
И вновь ответ очевиден — 28 апреля 2017 года на гран-при России в Сочи, Макс впервые увидел Крис и безнадежно вляпался в эту вакханалию из чувств, сомнений и переживаний. Жаль только, что на осознание масштаба «катастрофы» ушло так много времени. Не прислушиваться к себе вне гоночного трека на протяжение почти двух лет, было мягко говоря глупо. И совершенно точно по идиотски — наивно было рассчитывать на то, что все сложится в его пользу по одному только щелчку пальцев. Зато сейчас, когда на парня все же снизошло озарение, что свое неугомонное сердце нужно слушать, оказалось, что его уже обошли не только по внешней, но и по внутренней траектории. И самое обидное, что Ферстаппен даже не знает, когда это произошло.
Холодная вода смывает остатки прошедшего дня, остужает разграниченное тело, но оказывается совершенно бесполезной против бушующего пожара в душе. Кровь в венах кипит, бездействие смерти подобно, но гонщик не собирается проебывать свой шанс на что-то важное из-за такой банальности, как несдержанность.
***</p>
В очередной раз не выспавшись, Макс топит свое не лучшее настроение в черном без сахара. Хмурится на замечания Джанпьеро, но не огрызается, по взгляду и так понятно как далеко и в каком направлении тому идти. Зато с журналистами Ферстаппен ну просто душка — мило улыбается, шутит и как бы между делом обещает, что в гонке обойдёт Феррари и поднимется на подиум.
— Почему Феррари, а не Мерседес? — Бастьен, кажется, единственная кто воспринимает его слова всерьёз. И это после откровенно провальной третьей сессии.
— Я реалист. — Макс ухмыляется по особенному тепло, притарно, с налетом ненавистной Крис ванильности, но если бы взглядом можно было убивать… — Мы не уступаем Феррари в скорости. Поэтому я уверен, что завтра мне удастся подняться на подиум.
— Не находишь, что это звучит чересчур самонадеянно? — журналистка зеркалит ухмылку гонщика, вопрос звучит буднично, но в родных карих тревога. И от этого в груди с новой силой разгорается пожар.
— Не вижу ничего плохого в том, что я уверен в себе и своей команде. — Бастьен едва заметно качает головой, предостерегает, но Макс привычно отмахивается. — Давай так, если вновь приду четвёртым, то буду должен тебе желание, но если поднимусь на подиум, то желание уже с тебя.
— Предлагаешь спор на желание? — Крис смотрит скептически, на кроваво красных и намёка на улыбку. Девушку откровенно злит такое ребячество. Слишком хорошо знает чем обычно это заканчивается.
— Боишься проиграть? — а вот Ферстаппен улыбается, смакует. Одна только мысль, что кареглазая попалась в его сети окрыляет.
— Нет. Боюсь, твоего безрассудства.
— Не стоит, я не собираюсь рисковать жизнью ради пяти секундной славы.
— Хорошо. Договорились. Но, учти, прыгать с парашютом не стану, даже если обойдешь Мерседес. — Бастьен усмехается, но не пытается перевести все в шутку. Со стороны может казаться, что для неё это просто забавная игра, шуточный репортаж, не более. Вот только запись этого флеш-интервью никогда не попадает в эфир.
— Не переживай, подобная ерунда меня не интересует, — гонщик ухмыляется, а-ля чеширский кот. И забив на все нормы приличия за каких-то доли секунды подчистую стирает границы личного пространства брюнетки только для того, чтобы прошептать ей на ушко: — Обещаю, тебе понравится.
— Не проиграй…
И на этом интервью заканчивается, Бастьен оставляет последнее слово за собой, но Макс не против. Едва заметный румянец на девичьих щеках, сбитое дыхание и лёгкие оттенки волнения в её голосе этого стоят.
***</p>
— Почему ты не сказала мне, что встречаешься с Ферстаппеным? — от вопля Мишель в пресс-центре вибрируют окна.
— Дай подумать, наверное, потому, что я с ним не встречаюсь, — равнодушно пожимаю плечами, даже не думая отрывать взгляд от экрана ноутбука.
— Нет? А со стороны все выглядит с точностью до наоборот.
— Бывает. Но, если я говорю, что мы не встречаемся, значит — не встречаемся. — Сохраняю правки в тексте, отправляю на доработку стажёру и, наконец-то, выключаю ноут. Но переключать внимание на незваную гостью не спешу. Не до неё.
— Не будь так категорична. Тем более, он ТАААК на тебя смотрит, — от её протяжного и до одури мечтательного «так» меня аж передергивает. — Кстати, а что Макс прошептал тебе на ушко? — Мишель опирается своей пятой точкой о занятый мной стол, грозно складывает руки на груди, смотрит сверху вниз, вот только взгляд кота из Шрека все портит.
— Поверь, это не стоит твоего внимания, — откидываюсь на спинку офисного кресла и запрокидываю голову назад. Серый потолок умиротворяет. Хочется спать, а ещё, я не отказалась бы от ужина из трех блюд.
— Ну, Криси…
— Не смей коверкать моё имя! — принимаю нормальное положение на кресле и смотрю на недоподругу казалось бы ничего не вырожающим взглядом, но девушка от чего-то мгновенного тушуется. — И вообще, как ты здесь оказалась?
— Воспользовалась пропуском Вильгельма. — Мишель вырисовывает носком туфель полукруг, виновато поджимает губы, но раскаянья в голосе не слышно.
— Кто такой Вильгельм? — не то чтобы мне действительно было интересно, просто это отличная возможность сменить тему разговора. Стоило бы вообще свернуть эту бессмысленную беседу и отклониться, но Мишель так просто от меня не отвяжется.
— О, разве я тебя не рассказывала о нем? Мы познакомились неделю назад на Сейшелах. И без ложной скромности скажу, что в постели Вил божественно хорош… — после этой фразы окончательно теряю какой либо интерес к разговору и начинаю собирать свои немногочисленные вещи в сумку.