Глава 1 (2/2)
Он наблюдал, как мелкая рыбёшка быстро плывёт, совсем не обращая внимания на него, а ручей тихо журчит, принося лёгкое умиротворение и спокойствие в его душу. У него до сих пор не укладывалось в голове, что за пределами территории клана была война. Кано сел на корточки и, задумавшись, положил ладони на колени, которые были скрыты за тёмной юкатой и широкими штанами. Он ненавидел эту одежду, которая сковывала все движения, заставляя двигаться медленно, высоко поднимая голову, чтобы ворот не так сильно сжимал шею, и он не начал задыхаться. Ладони неприятно пощипывали, отдавая глухой болью, и мальчишка представил, как с беспокойством смотрит на него брат, а потом недовольно поджимает губы, но все так же нежно втирает мазь, боясь причинить боль.
Рядом послышалось едва заметное копошение. Кано, прежде, чем его мозг успел обдумать и проанализировать информацию, метнул кунай в сторону шороха. Виновником оказался всего-навсего глупый кролик, который, испугавшись, стремительно пустился вскачь. Можно было увидеть, как мощно отталкиваются задние лапы от земли, как перекатываются мышцы под тёмной шкурой, и услышать, как загнанно, быстро стучит сердце от страха.
Солнце почти село, опаляя красным цветом изумрудную траву и высокие густые деревья. Где-то далеко что-то потрескивало, но Кано никак не мог определить источник шума, что вызывало у него глухое раздражение. Он подавил тяжёлый вздох, поднялся на ноги, на ходу разминая затёкшие мышцы, и направился домой, к брату. Его накажут и, возможно, заставят выполнить комплекс упражнений для укрепления или растяжки мышц, но он не мог больше наблюдать надменное лицо учителя, при этом не имея возможности ударить по нему. Кано повёл себя как ребёнок, но разве он им и не являлся?
Отчётливее стало слышно потрескивание; оно напомнило ему треск влажных брёвен, брошенных в горящий костёр. Почему-то хотелось бежать только вперёд, будто боясь не успеть. Кано привык доверять интуиции, которая всегда помогала ему. Мальчишка с рекордной скоростью добрался до окраины леса, в нос тут же ударил запах крови и дыма. В руке поблёскивал кунай, что был почти заботливо выдернут из земли, а глаза искали хоть одного живого человека; слух был на пределе, Кано слышал чьё-то хриплое дыхание, свисты, звук сердца, что отбивал последние удары. Он бросился в сторону комнаты брата, отгоняя тёмные, ползучие мысли подальше.
«С братом всё будет в порядке, ведь он сын главы, его обязаны защитить одним из первых, скорее всего, его даже не будет в комнате…» — утешал себя. Но, несмотря на все доводы, он продолжал упорно бежать вперёд, почти не обращая внимания на обугленные края дома.
Горячий воздух больно щипал нежную кожу щёк, когда Кано ворвался в комнату брата; она находилась в дальнем здании, которое огонь только начал обгладывать. Он любил эту комнату, которая одной из первых озарялась утренними лучами солнца, падающими на футоны и бледное лицо брата, отчего тот жмурился от наслаждения, потягиваясь и разминая затёкшие мышцы. Сейчас было темно из-за копоти, из-за сажи, из-за адски горячего пламени, что не собиралось утихать.
Шелест. Тихий шелест рукава юкаты по полу раздался всего на секунду, но глаза быстро отыскали его источник. Ворот юкаты как никогда сжимал горло мальчика, что тот почти начал задыхаться. Глаза начало щипать, но огня ещё не было в комнате. Кано заставил свои ноги двигаться вперёд, усердно стараясь обработать информацию, как бы не противилось нутро. Оно убеждённо нашёптывало, что всё это ложь, что это чьё-то никчёмное гендзюцу, злая шутка его воспалённого мозга, но разум кричал об обратном. Это он. Это его брат лежит с пробитым лёгким, это его хрипы и свисты он слышал у самого входа. Такие родные серые глаза, прикрытые тяжёлыми веками вдруг посмотрели на него, на лице появилась нежная, искажённая болью улыбка. Нос заложило, а горло сдавливал всё сильнее ворот юкаты, перед глазами появилась пелена, но он быстро сморгнул её, чувствуя тёплый, влажный след на щеке. Руки его брата безжизненно лежали рядом, и он напомнил Кано куклу, марионетку, брошенную на произвол судьбы. Горло раздирало от сдерживаемого крика. Глаза полыхали болью, а голова раскалывалась, но он упорно продолжал смотреть на своего самого дорогого и близкого человека, наблюдать, как с каждой секундой его тело медленно покидает жизнь.
Хотелось разрыдаться, выплеснуть свои эмоции, которые он привычно сдерживал: после стольких тренировок, это давалось с поразительной лёгкостью, что сейчас он ненавидел себя за это. Он унёс его останки подальше от дома, чтобы похоронить, как подобает традициям, хоть у него и не было сейчас возможности. Уже в семейном склепе, где покоились их предки, он заметил тускло поблёскивающую на шее брата цепочку. Вытащив её наружу, он увидел небольшой открывающийся медальон.
Ноги подогнулись, и колени больно ударились о холодные каменные плиты. Руки сжимали ткань юкаты брата, с силой оттягивая, чтобы успокоиться, но плечи всё равно начали едва заметно подрагивать. Слезы душили его, опаляя глаза огнём, а горло сжало спазмом.
Кончиками пальцев он дотронулся до слегка помятой, множество раз сложенной фотографии. Кано думал, что её больше нет. На ней они с братом улыбались, соприкасаясь плечами — это единственный раз, когда улыбка Кано была по-настоящему искренней.