Глава 2 (1/2)

Смерть отца и матери не вызвала в нём никаких чувств, он не оплакивал их смерть так же, как смерть брата. Мальчик не похоронил их в семейном склепе, а просто оставил их обугленные почти дочерна тела там, где и нашёл. Хотелось злорадно пнуть бок отца, но Кано сдержался, он не опустится до подобного лишь из-за ненависти. В свою очередь, от самого дома остались лишь одни балки, куча чёрных угольков и очень много пепла. Так что с собой он не смог бы взять что-то.

Кано уходил без сожалений, лишь лёгкое чувство горечи поселилось у него под сердцем из-за смерти брата. Он боялся этого доселе неизвестного чувства, боялся, что оно будет с ним навсегда. С каждым шагом, всё дальше отдаляясь от его бывшего дома, он чувствовал облегчение; ему стало легче дышать, и грудь не сковывало, когда он пытался поглубже вдохнуть. Он отряхивался от сажи и пепла, чувствуя, как вся его одежда, волосы, да и он сам, пропитаны костром и лёгким железным запахом крови.

В городе был голод. Страшный, изнурительный голод, пожирающий всё живое, не жалеющий никого. Кано, впервые за столько времени, по-настоящему испугался происходящего, испугался голодных взглядов, провожающих его. Он чувствовал их спиной и понимал, что если на него нападут все разом — он не справится. Как бы трудно ему не было это признавать, он осознавал, что слаб, поэтому поскорее ушёл на окраину.

Он не знал, что делать дальше, и это пугало больше всего.

***

Кано подавил тяжёлый вздох, смотря на свои руки. Ладони оказались перепачканы, покрыты маленькими царапинами, и не были такими ухоженными, как примерно полгода назад. Он сидел возле кривого забора, прислонившись к нему, ощущая, как выпирающие маленькие деревяшки больно впивались в рёбра. На нём была та же юката, когда он ушёл из дома, с небольшими пятнами то ли крови, то ли грязи; рукава и штаны возле щиколоток почти превратились в лохмотья, но пояс был аккуратно, по всем правилам затянут поперёк туловища. Кано не знал, что ему испытывать и как реагировать; он всё так же сидел возле забора, когда услышал новость. Война закончилась. После этих слов у него будто забрали все силы, хотелось упасть на колени и… заплакать, разрыдаться, как маленький ребёнок, от счастья, от того, что весь этот ужас наконец-то закончился. Но он сдерживался, этот город будет еще долго приходить в себя после войны, сжимал руками подрагивающие колени, искренне желая ощутить тёплые руки брата, крепко обнимающие за плечи.

Кано отогнал грустные мысли и в душе порадовался, что брат не увидел всего этого, а потом больно прикусил губу, когда пришло осознание, что брат больше ничего не увидит.

Раздались шаги, медленные, уверенно приближающиеся к своей цели, знающие, что жертва не сбежит. И вторые, чуть торопливые и неспокойные, будто человек сомневался в действительности происходящего. Перед ним появилось две пары обуви: первая, принадлежащая определённо женщине, была чистой, почти не запятнанной грязью, и от этого сильно выделяющейся на фоне пыльной, размытой дороги; она стояла уверенно, но Кано заметил лёгкую дрожь, кажется, возникшую от предвкушения. Вторая пара обуви принадлежала мужчине. Он слегка переминался с ноги на ногу, но стоял так же непоколебимо. Кано нахмурился, ибо ему совсем не нравилось то, что сейчас происходило; он еле заметным движением сжал руку на подоле юкаты, тем самым удостоверившись, что кунай всё ещё с ним — затупленный, потерявший свой блеск, но ставший почти родным.

— Ну же, милая, подними голову, — до омерзения приторный голос раздался над головой.

Кано стиснул зубы, ведь его приняли за девчонку из-за этого проклятого лица и волос, что успели отрасти чуть ниже плеч, а потом усмехнулся от мысли, что его отец, на которого он похож как две капли воды, тоже страдал из-за этого в детстве. Мальчик поднял голову, из-за чего глаза женщины перед ним озарил безумный блеск. Она в ответ улыбнулась, но совсем неискренне, даже не скрывая этого и не пытаясь исправить. Хотелось скривиться, плюнуть ей в лицо, а после смотреть, как она будет стирать слюну вместе с макияжем.

— Ты, наверное, очень голодная. Пойдешь со мной? Я тебя накормлю,— она протянула ему руку, уже уверенная, что мальчишка пойдёт вместе с ней.

Он был голоден, но голод быстро притупился и в итоге осталось лишь лёгкое чувство пустоты, иногда мерзко ноющее, особенно по ночам, когда Кано пытался заснуть. Мальчика едва не передёрнуло, но он отвлёкся на медальон брата, что висел у него на шее и приятно грел душу. Иногда по ночам, когда не получалось заснуть, Кано открывал его, чтобы посмотреть на улыбающееся лицо брата. В те дни ему особенно сильно хотелось плакать.

— Вы такая красивая, а можно на вас взглянуть поближе? — и Кано протянул руку навстречу женщине, замечая, как её щёки запылали ненормальным румянцем, а глаза в блаженстве прищурились.

Он решил, что воткнёт ей кунай прямо в ложбинку между ключицами, как только она подойдёт к нему — дабы ей в глотку попала кровь и она захлебнулась ею, а глаза закатились в приступе боли — а после сорвёт цепочку с драгоценным камнем и убежит. Её слуга точно не будет догонять его, помогая в это время своей хозяйке. Чёртова извращенка. Отец всегда говорил мальчику, что, чтобы выжить, нужно использовать всё, какой бы ужасный поступок это не был. Кано был согласен с ним, особенно после полугода ужасов в его жизни. Ему было плевать, ведь даже если бы эта женщина искренне проявила заботу сейчас, в будущем она могла легко выбросить его на улицу, больше не нуждаясь в нём.

В это время лицо женщины всё приближалось. Кано уже ощущал горячее дыхание, и чуть наклонившись в сторону, чтобы перекрыть мужчине обзор её спиной, воткнул кунай, но промахнулся, так как женщина дёрнулась. Но она всё же получила глубокую рану, и он, не мешкая, сдёрнул цепочку, а после резко сорвался с места. Его плечо обожгло резкой болью, но он продолжал бежать, крепко сжимая кулон и чувствуя, как ещё горячая кровь стекает по лицу.

Очень сильно хотелось есть. Он уже чувствовал ароматный запах еды, специи на языке и то, как она скользит по пищеводу, попадая в желудок и приятно согревая его. Мальчик сглотнул вязкую слюну, ведь для начала нужно было продать кулон.

Ближе к центру дороги стали более чистыми и аккуратными, на улицу стало выходить больше народу, где-то уже были открыты несколько магазинов, слышались бурные разговоры. Казалось, что даже воздух здесь свежее, приятнее, и от этого его хотелось вдыхать полной грудью, пока не начнёт кружиться голова.

Хоть война не задела этот город напрямую, но она ощутимо коснулась его, нарушая привычный ритм. Кано до сих пор не мог поверить, что всё закончилось вот уже как больше пары недель назад, а им это стало известно только сейчас.

Мужчина, который дал ему деньги, даже не спросил, откуда у него этот кулон, чему Кано был несомненно рад. Пересчитав свою прибыль — не так много, и уж точно не столько, сколько бы стоил этот кулон — он сложил их в плотный тканевый мешочек и, перевязав его верёвочкой, надёжно спрятал в юкате, а после вышел из безлюдного переулка, в который он зашёл, чтобы никто не заметил его.

Он сидел за высоким столом и прожигал взглядом его будущий завтрак, обед и ужин. Руки повара ловко нарезали овощи, смешивали ингредиенты, а аромат вскружил его голову, заставляя слюну скапливаться во рту, из-за чего ему приходилось чаще сглатывать. Перед ним поставили большую порцию жаренной лапши. Пар, исходящий от неё, с лёгким запахом соуса, обдал его лицо, казалось, даже оставляя влажные капельки. Он медленно наматывал лапшу на палочки, представляя, какая она на вкус. Но попробовав её, она превзошла его ожидания. Это было настолько вкусно, что он старался запомнить все оттенки специй. С каждым новым укусом Кано чувствовал всё более нарастающую приятную тяжесть в желудке, хотя понимал, что чуть позже он будет болеть.

— Ты слышала, что тот шиноби возвращается? — недалеко от него сидели две девушки. — Говорят, что на войне он больше всех отличился, — её тихий шёпот был еле слышим, но, чтобы наверняка, она приблизилась к своей соседке и шептала той на ухо, прикрывая рот ладонью, а её собеседница удивленно посмотрела на неё.