Лондон / август 2000-го / настоящее (2/2)

Забини держался стойко — у них не было с собой ни седативных зелий, ни даже макового молока, а целительские чары такого уровня ей, оборванке, знакомы не были: отсутствие в штабе внушительной библиотеки для изучения такой магии никогда не рассматривалось как проблема, они просто воровали и выменивали снадобья на рынке. Недальновидно, но в долгосрочной перспективе никто себя и не мыслил. Когда Блейз щурился и шипел от боли, Джин ничего не оставалось, кроме как ускорить темп, чтобы максимально сократить его мучения. Он, конечно, свинья и лжец (недоговорун, скорее), но этого не заслужил. «Почти не заслужил». В те редкие передышки, пока лезвие переставало скрести живые ткани, Джин, сама того не замечая, поглаживала его по ладони.

Чистая кровь обладателя клейма и подручного мага, саксонские руны и магическая аномалия — несложный даже по меркам Джинни рецепт, пару десятков лет назад запечатанный непреложным обетом между Томом Реддлом и Алессандрой Забини в качестве отходного пути для её единственного отпрыска. Младшая Уизли, слушая это, даже усмехнулась, что Волан-де-Морт согласился на эти условия. Слишком странной теперь казалась такая незамысловатость. Тем не менее, не стоило забывать, что на такой обмен соглашался не Сам-Знаешь-Кто, а молодой еще Том Реддл, стесненный в связях, деньгах и времени.

Найти чистокровного волшебника, готового помочь, Блейзу было бы нетрудно — Джинни слабо себе представляла ситуацию, при которой тот же Малфой или Нотт отказали бы в услуге. Руны тоже дело выученное, оказывается Забини знал их практически с юности, оставалось только подобрать удачный артефакт или феномен, необычный для их мира. Как кстати, что последние несколько месяцев с одним таким феноменов Забини трахался. Джинни не была прямым потомком основателя Хогвартса, не заключала в себе силы мощной реликвии, не была сквибом, гибридной смесью инфернала и единорога и даже оккультно-важным седьмым сыном. Но древние волшебники вряд ли представляли себе ситуацию, в которой женщина будет обладать хоть сколько-нибудь значимыми способностями, поэтому неточности перевода древних фолиантов, по которым действуют законы магии, открывали лазейку для нее: седьмой дочери.

Её кровь, щедро поливающая оголенные красные мышцы выше запястья, и вычерченные поверх всего этого месива символы сделали то, что казалось невозможным — освободили Пожирателя Смерти от метки Пожирателя Смерти.

Но это все была, как там выражался папа, «матчасть». С моральной стороной вопроса все оказалось немного сложнее. Вот он только что пообещал подарить ей чуть ли не целый мир, вот она кричала на него, уверенная в буземстве каждого его слова, вот она говорила ему, что безусловно верит и все сделает, а спустя несколько минут корпела над его предплечьем, и уже не сочувствие или восторг, а червяк обиды грыз затылок.

Он все это время мог уйти.

Каждый день своего зажиточного существования под крылышком Хозяина мог разорвать свою связь с ним и исчезнуть на все четыре стороны. Джин сразу вспоминались все его глубокие рассуждения о том, что она сражается из глупости, что она свободна сбежать, как никто другой, вольна так, как он сам никогда не будет.

— Злишься на меня, рыжая? — затягивая окровавленную по локоть руку в тряпку, трансфигурированную из носового платка, Блейз хмуро смотрел на медленное уничтожение последних запасов её недо-сигарет. Собственный порез тоже болел, но с сравнении с последними терзаниями Забини, это был комариный укус.

— Не злюсь, — Джинни ответила практически честно, — Сколько у нас времени, пока твой Хозяин не прознает обо всем, что ты сделал с его маркой качества?

— Мать говорила, что он чувствует сразу, но не сразу понимает, откуда этот зуд. Минут десять, — Блейз еще раз оглядел её, неодобрительно покачав головой, — Не злишься, но обижена.

— Забини, я...

Договорить он ей не дал, хотя Джин и сама не понимала, что собиралась сейчас сказать.

— Спасибо, — эта благодарность, высеченная в его глазах, останется в памяти навсегда, гриффиндорка поняла сразу. Еще никто так искренне и с таким облегчением не благодарил её за то, что последний час корчился от склизких скребков ножа по когда-то красивой смуглой коже.

Могли ли они стать еще ближе? Видимо могли. У Джин, наверное, подступили бы слезы, если бы шоковое состояние еще не давало о себе знать.

— Я не буду лукавить, Уизли, я не собирался сваливать, — Блейз старался говорить вкрадчиво, но быстро, чтобы не терять время, — Метка была удобной, чтобы оставаться в привилегированном положении здесь, в Англии, и я не мальчик без выбора. Выбор у меня тогда был, и я его сделал. Но теперь делаю снова, на этот раз выбирая тебя. Ты знала, к кому возвращалась все это время. Ты уже доверилась мне, теперь попробуй еще и понять.

Он был прав. Она уже столько раз доказывала самой себе, что готова на что угодно. только бы не потерять его, что нынешняя детская обида казалось просто смешной. Не оставит же она его из-за такого пустяка? Только не после всего, что с ними было. Джин ввязалась во все это, не питая никаких иллюзий относительно его мнимой верности, но всегда знала, что он оставался одним из них. Блейз не обещал ей переходить на сторону добра и праведности, не клялся спуститься в подполье и вступить в Сопротивление. Зато только что пообещал украсть её от всего и всех и обеспечить им обоим то, что они, вероятно, даже не заслужили.

Но тогда почему она все равно была обижена? И главное — на кого? Противный голосок подсказывал, что на саму себя. Не имела она никакого права винить Блейза, пора было давно вытравить остатки благородства из своей дурной головы, уже давно все послано к нарглам. Этот человек должен был стать просто вспышкой на её благом пути, мимолетной слабостью и сохраниться только как воспоминание. То самое, о котором следует думать тихим вечером у камина, планируя очередную диверсию, и размышлять а категориях «ах если бы только не война». Но стал пожаром, к чертям спалившим все возможные препятствия по воплощению всех «ах если» в реальность. Да, война. Как оказалось, и черт с ней, с войной, даже второй всадник апокалипсиса на красном коне не смог всему этому помешать.

Джин ведь уже решила, что все бросит ради своей позорной интрижки. Так какой смысл в обидах?

— Это все неправильно, ты в курсе? — она затушила очередную сожжённую бумажку прямо о ненавистный прилавок и снова подняла на него взгляд, уже не зная, что именно чувствует, — У тебя умер товарищ, я собираюсь отказаться от последнего разговора с теми, кто завтра пойдет умирать за мир, победу и меня саму, и тем не менее я все равно счастлива сбежать. С гребаной министерской шестеркой...

— Бывшей министерской шестеркой, прошу заметить.

Шутки и уколы в самое неподходящее время всегда были неоспоримо сильной стороной Блейза Забини. Или он так справлялся со стрессом?

— ...который не удосужился рассказать мне, что оказывается, мог все это время перестать быть прямым идейным врагом, чтобы я больше не мучилась с совестью.

— У тебя нет совести, рыжая.

— И не без твоего участия, Мерлин тебя подери.

— Нам надо уходить.

Джинни на мгновение потеряла свое хваленое самообладание, совсем теряясь в сумбуре, а затем откинула свою гриву назад, смирившись. У них несколько десятков секунд.

— Почему я хочу тебя убить, и в то же время позволить тебе сделать все в точности, как ты здесь наговорил...

Сердце опять начинало колотиться.

— Потому что ты ненормальная.

— ... и почему я готова сорваться и с тобой куда угодно, сбежать со своей, возможно главной битвы, просто потому что ты позвал?

— Ну и почему, Уизли? Сама-то ответишь? — Блейз приблизился к ней, донося теплое дыхание до лица. Джин знала это предвкушение, еще секунда и он её поцелует, и тогда все слова сразу станут бессмысленными.

«Не забывай, что оставаясь Пожиретелем, он не только не уходил от безносого ублюдка. Он не уходил еще и от тебя.»

Джин сполна распробовала эту мысль на вкус вместе с его пухлыми губами перед самой трансгрессией. Это суровая истина, грань невозврата между черным и белым, которая давно была размыта, а теперь стерлась окончательно. Раз твердо уверилась, что с ним хоть в ад, значит туда и дорога. Она тоже свой выбор сделала.

«Потому что люблю» так и не прозвучало вслух, но время у них еще будет. Что он там ей обещал, целую ненормальную жизнь?

Пергамент с сообщением от Дина без ответа сгорел от короткого «Инсендио», так и не взятый в руки снова. Хлопок перемещения оставил их тайную лавку пустой, когда закатные отблески над Косым переулком совсем потемнели.

Во всей магической Британии больше никогда не видели Блейза Забини и Джиневру Уизли.