По душам (1/2)

Квартира у Егора Николаевича просторная и светлая. Каждая комната по ощущению прямиком из «Икеи», хоть я никуда и не заходила. Пока.

В прихожей встречает длинный коридор. Стены в каком-то приятном бежевом оттенке, белая вешалка в углу с пальто и курткой, рядом полка с обувью и пуф прямиком за ней. Я оставляю тапки рядом с аккуратно поставленными в ряд кроссовками, которые преподаватель походу носит чаще всего. Не стесняясь, я иду по пятам математика, и складывается неподдельное ощущение того, что коридор не кончается. По пути я вижу несколько дверей: наверное туалет и ванная комната, затем спальня, а доходим мы в конечном итоге до зала, соединённого с кухней. Бежевый цвет заканчивается ровно до того момента, как начинается кухня, а она разделяется небольшой ступенькой. Кухонный гарнитур приветствует шикарным серым мрамором, а напротив обеденный стол в таком же оттенке. Боже… до безумия красивая квартира!

— Вы делали ремонт? — спрашиваю я, поднимаясь на половину кухни, и провожу ладонью по столу.

— Да, — отвечает Егор Николаевич, и я позволяю себе безумную наглость: с разбега валюсь на большой, белый диван в гостиной и смеюсь, как будто меня кинули на самый мягкий матрац, и я готова раствориться здесь и сейчас — в этом мгновении. — Я совсем недавно переехал сюда. Поэтому мы с тобой и увиделись в магазине позавчера — я покупал продукты для этой квартиры, а потом ездил ночевать домой. Меня конечно предупреждали, что здесь имеются шумные соседи, но не настолько же, — я не вижу лицо учителя, но я уверена – он улыбается в этот момент. И я тоже тяну губы в улыбке, потому что сейчас вся эта ситуация на удивление становится не противной, а какой-то забавной.

И в голове невольно щёлкает осознание: желанное спокойствие. Я не нахожусь в стенах своей комнаты, которая мне и нравится, но всё равно каждый чёртов раз перед сном мне кажется, что они норовят раздавить меня, — и от того, что я не в той ледяной квартире, где всё уже давно погибло и с горкой закопано в своеобразную могилу, — мне сейчас очень хорошо.

Пусть я и нахожусь в квартире преподавателя, которого возненавидела с первого дня нашего знакомства, — это всё не важно, да и в этот момент мы по сути никто. Обычные люди, встретившие друг друга на лестничной площадке: один решил поделиться бременем на спине, а второй протянул руку помощи. И мы абсолютно не те, какими казались в учебном заведении: я — дающая слабину, а Егор Николаевич — просто настоящий, без лишних нравоучений и этой тошнотворной вежливости, как будто он вылез из какой-нибудь королевской семьи.

— Меня тоже никто не предупредил о таких шумных соседях, — слишком личную мысль внезапно выдала я, уставившись в потолок.

Математик чем-то гремит под боком, а затем я слышу шум электрического чайника.

— Тебе чай или кофе?

— Чай, если можно. Чёрный. Две ложки сахара. И молоко.. пожалуйста.

За спинкой дивана видно, как учитель открывает холодильник, и светлая копна волос шествует обратно к кухонному гарнитуру, где начинает греметь чашками, ложками и сахаром.

— Значит, ты перестала воспринимать своих родителей как близких?

— Я не знаю, — задумчиво жму плечами я, чуть прикрыв тяжёлые веки. Хочется спать. В тишине. — Скорее всего, да. Я в целом перестала воспринимать их как родителей, потому что этих людей погубила работа, а не быт, и теперь это два абсолютно чужих человека, постоянно приходящие в нашу квартиру, чтобы поругаться, отдохнуть и вновь свалить восвояси, — очень театрально жестикулируя руками, на последних предложениях я широко распахнула глаза и недовольно сморщилась от собственных мыслей. Господи, я действительно могу так ужасно думать?

— М-да. Ситуация ещё тяжелее, чем я думал, — я села, наблюдая за тем, как мужчина ставит на стол две чашки с чаем, молоко и тарелку с конфетами и печеньем. Я ловко преодолела препятствие в виде спинки дивана, перепрыгнув через неё, и приземлилась на стул прямо посередине – как чувствует мой зад – это прям моё место. Я ставлю чашку с забавными рыбами ближе к себе и тяну руки к молоку, добавляя его в чай.

— А Вы типа психолог?

— Ну типа. А так заметно?

— Нет. Заметно то, что вы не являетесь им. Даже не сказали ничего дельного.

— А я и не работаю по данной профессии. Так, эксперимент. Что я там запомнил с последних курсов?

Мой звонкий смех разрезает тишину квартиры преподавателя острым кинжалом. Мужчина, присев рядом, тоже весело улыбается, выхватывая у меня из рук последнее печенье из корзины, моментально его кусая.

— Вы такой странный и забавный, Егор Николаевич, — со свистом вылетает из меня на выдохе, и я успокоилась. Математик усмехнулся и шумно отпил чай.

— Надо было устраиваться клоуном в цирк, а не идти в вашу школу на учителя. Ты постоянно смеёшься надо мной, — с шутливой обидой говорит Егор Николаевич, чуть приподняв брови. — Но на самом деле, я рад, что тебя развеселил. Ты ходишь всегда мрачнее тучи. Как будто всего одно неловкое слово и ты с удовольствием начнёшь метать молнии! — парирует учитель, театрально взмахивая руками. Я снова начинаю хохотать, схватившись за живот.

Господи… как же мне хорошо.

— Спасибо Вам, — тихо шепчу я, но математик слышит и поднимает на меня удивлённый взгляд. Кажется, я краснею, и начинаю нервно кусать нижнюю губу. — Правда, спасибо. Мне сейчас так хорошо, даже представить не можете. И это благодаря Вам… спасибо, что приютили. Подарили мне хотя-бы день спокойствия.

— Никогда не благодари меня, Высокова. Моё предназначение в этом мире – помогать другим, тянуть руки и всегда вытаскивать людей из самой задницы. Извиняюсь за свой французский, — я хихикнула, когда математик мне подмигнул. — Да и вообще, юная леди, у меня есть вопрос к тебе. Ты в пятницу задремала на уроке географии. Ирина Владиславовна так громко жаловалась в учительской, что у меня чуть уши не отвалились. Как вы её терпите? — Егор Николаевич закатил глаза и хмыкнул, явно недовольный оставшимися воспоминаниями. Я опять начала хохотать.

— Ко всему всегда можно привыкнуть: к родителям, учителям, одноклассникам… в этом и был Ваш вопрос?

Видимо, учителя отрезвляет мой смех, отчего он дёргается, выгибает бровь и кашляет, сразу поправляется.

— Нет. В чём причина? Тебе стало нехорошо?

— Ну.. — отвожу взгляд, думая, стоит ли рассказывать. С одной стороны, я уже рассказала преподавателю о родителях и переживаниях. Не думаю, что просто зона комфорта во сне в стрессовых ситуациях – всемирный секрет. — Иногда я могу дремать, но мне постоянно снится моя зона комфорта: стадион, коньки, музыка.. я же мечтала быть фигуристкой. Когда жила в Екатеринбурге… — грустно вздохнула я, подперев щёку рукой. — Но каждый раз всё заканчивается плохо. Стадион рушится.. и я никогда не могу увидеть конец. Чаще всего просыпаюсь.

— Возможно, это связано с тем, что твой мозг постоянно находится в стрессе, ведь ты его снабжаешь всякими мыслями, да и живёшь в таком месте, где одни сплошные нервы. Быть может, твой этакий кошмар перестанет рушиться, когда ты найдёшь своё успокоение: в чём-то или в ком-то, — улыбнулся Егор Николаевич, поднимаясь со стула, убирая со стола. Я ничего не ответила, помогла помыть чашки, убрать сладости на место и мы вдвоём направились к дивану.

— Ты не хочешь спать? — спрашиваю я, опускаясь на мягкое облако в этой квартире. Математик приземлился рядом и закинул одну руку на спинку, а второй захватил пульт и включил телевизор. Квартира наполнилась голосами и смехом из «Камеди», а я полностью растворилась, и даже сползла чуть ниже, прикрывая тяжёлые веки.

— Не-а. Да и к тому же… тебе нужно отойти. Ложись на колени, — рука преподавателя легла мне на плечо и мягко сжала кожу. Я не стала сопротивляться, покорно свалилась на колени мужчины и закрыла глаза. В темноте мелькали яркие блики от телевизора, а сознание успокаивалось. Кажется, я постепенно проваливаюсь в сон. — Спи сладко, мышка.

***</p>

The Weeknd — «After Hours»</p>

Меня вновь слепит яркий свет софитов.

На ногах — коньки, под лезвиями — лёд, красиво и ровно распределённый по всей территории катка. Я слышу знакомую мелодию, под которую постоянно танцую, и мне непроизвольно хочется начать. Тяну руку вверх, изящно выгибая пальцы, пытаюсь будто дотянуться до света, но не получается, и это даёт мне толчок. Я скольжу так плавно и спокойно, лёгкий ветер бьёт в лицо, напоминая о том, что всё нормально, и волноваться точно не стоит.

Боже… я бы всё отдала за это мгновение. Так приятно… и круто.

Перед глазами мелькают целые трибуны, наполненные людьми, и счастью нет передела. После каждого акселя, ловкого поворота и вращения я получаю порцию аплодисментов, криков и свиста.

Люди радуются мне. Они меня любят. Им нравится то, что я делаю, как я делаю. И это кружит голову.

Среди толпы поклонников я замечаю четырёх самых дорогих мне людей: маму, папу, Леву и Ладу. Они сидят в первом ряду, внимательно за мной наблюдая, а в глазах блестит гордость.

Этот сон — моя зона комфорта — она именно такая, какая мне нужна была. Сбывшаяся мечта, достигнутая цель, — всё это теперь есть, и танцую я не с прошлым, — настоящим.

Мне больше не страшно, что всё рухнет, а меня задавит руинами, — плевать мне хотелось, — я счастлива, и моё счастье — самый мощный щит, тяжёлое оружие и бешеная энергия. Это всё отталкивает мои плохие мысли, разрушенные мечты и надежды.

И я заканчиваю танец, получая шквал аплодисментов.

Мой кошмар превратился в желанное укрытие.

***</p>

Просыпаюсь я от шума в кухне, приятного аромата кофе и.. сырников?

Открыв глаза, я вижу перед собой не гостиную, где я уснула у Егора Николаевича на коленях. Нет, меня абсолютно это не смутило, я наоборот доверилась этому человеку, почувствовала себя с ним в безопасности, — а это очень важное и серьёзное решение за последний месяц. Но всё же пробудилась я не на диване, как думала или вполне логически планировалось, а в какой-то комнате, где кремового цвета обои, белоснежные тумбы около кровати и такое же изголовье, — оно большое и красивое, как будто комната делалась специально для какого-то определённого человека, или ребёнка.

Присев, я заметила на себе только огромную чужую футболку, а кофту, майку и джинсы увидела аккуратно сложенными на небольшом диване. Моё удивление не заканчивается даже тогда, когда я хочу опустить ноги и окунуться в тёплый ворс ковра, но вместо этого попадаю на на мягкие пушистые тапочки. Не буду даже сопротивляться и задаваться лишними вопросами, которые всё равно не имеют смысла, встаю с кровати, откидывая одеяло и снимаю с себя футболку, а вместо неё надеваю свою одежду и вешаю кофту на плечи. Провожу руками по волосам, расчёсывая их пальцами, а затем собираю свою лохматую копну в хвост.

Выхожу я из комнаты тихо, планируя поскорее сбежать из квартиры математика, но он как назло выходит из-за угла и улыбается. На учителе вчерашняя одежда, немного помятая (видимо, он в ней и спал), а также забавный фартук с широко улыбающимся поросёнком. Я сдержанно улыбнулась мужчине в ответ, запуская ладонь на шею, стараясь так успокоить своё чёртово смущение.

— О, Высокова, доброе утро. Я хотел тебя будить, но ты уже встала сама. Иди умойся, ванная комната прямо и справа будет дверь, — командует Егор Николаевич, размахивая кухонной лопаткой. Я усмехнулась и кашлянула, кивая.

— Ты меня переодел? — поинтересовалась я, послушно и медленно направляясь в заданном направлении.

— Да. Джинсы, кофта и майка явно не самая лучшая одежда для сна. Кстати, как спалось? — я останавливаюсь, поворачиваясь к преподавателю. Он стоит, облокотившись плечом об стену, и внимательно наблюдает за мной.

— Как в раю, — и мы смеёмся.