СЕНТЯБРЬ. НАЧАЛО (1/2)

— Да лучше бы я вообще не выходила за тебя замуж! — сквозь тонкую пелену сна до меня доносится отчаянный скандал родителей. И я поворачиваюсь на спину, сначала разглядывая белый потолок, а затем перевожу взгляд на настенные часы: шесть утра. До будильника ещё час, не меньше, до школы — два.

— Уж поверь мне, я разделяю твоё мнение! — за дверью слышатся тяжёлые шаги, и я на мгновение прикрываю глаза.

— Как это прекрасно, дорогой мой! Уйди с дороги… Лёва! Сёстры на тебе… не дай Бог Клава снова проспит школу и не пойдёт! Сил на неё нет…

Я даже виновато кусаю нижнюю губу, ощущая, как на глаза собираются слёзы. Но я держусь, и не даю себе расплакаться: быстро провожу ладонью по лицу, стирая крупные капли слёз, и дрожа выдыхаю. Крики длятся ещё несколько минут, чередуясь с оскорблениями и отборным матом, а затем входная дверь хлопает, — и дома становится спокойно.

Лежу минут десять, не больше, а после тихо открывается дверь и заходит Лёва. Я отвернулась, пытаясь взять себя в руки, но всё же одинокая слеза бежит по носу, падая на подушку, и я сжимаю одеяло меж пальцев, — вот бы оно забрало все мои проблемы и переживания. Ох…

Матрас гнётся, — Лёва садится рядом и осторожно кладёт тёплую ладонь на плечо. Я тяжело вздохнула и закусила губу сильнее, чтобы из горла не вырвались предательские рыдания.

— Давно не спишь?.. — тихо спрашивает он, и я поворачиваюсь. Он мой брат, и моя слабость — абсолютно нормально, особенно в такой ситуации. И я это понимаю, затем резко тяну руки и обхватываю ими шею Лёвы, соединяя наши тела крепкими объятиями. Дома холодно, как и на душе, и за окном барабанит ливень — прям под настроение, и комнату поглощает мрак, как и всю нашу семью… — Всё будет хорошо, клянусь тебе. — Даёт такую хрупкую клятву Лёва, и я пытаюсь поверить, но безуспешно — я слишком сильно пропитана разочарованием, и надеяться на что-то действительно хорошее в своей жизни уже не хочется.

— Я знаю… — прошептала я, кладя голову на плечо брата. Он лишь вздыхает и ведёт своей огромной ладонью по моей спине, как бы успокаивая, но мне так сложно, Господи, так сложно… в душе бушует невыносимый шторм, который затягивает меня в своё болото, и я задыхаюсь в попытках выбраться, и всё равно не могу. Не хватает сил, чтобы протянуть руку, ухватиться, тянуться, — всё это так сложно и практически невозможно.

У нас была прекрасная семья. Трое детей, и казалось бы, очень счастливые и любящие родители, но прошло уже три года с того момента, как мы из Екатеринбурга перебрались в столицу, потому что родителям предложили довольно хорошую работу, но важно было переехать в Москву. Пришлось оставить друзей, школу и все свои мечты, поселившиеся на Урале. Но родители уверяли нас: «Будет лучше». Напрасно. Изначально всё было даже больше, чем нормально, практически прекрасно: Лёва поступил в университет, а нам с сестрой пришлось привыкать к новой школе. Родители год назад клялись друг другу в вечной любви, и давали обещание навсегда быть вместе, никогда не ссориться и дать самое хорошее своим детям, — но каким же хрупким всё это оказалось. Надломилось счастье в один момент, а в какой именно — я не знаю. Родители пытаются сделать вид, что не винят нас ни в чём, стараются убедить самих же себя, что мы — самое лучшее, что есть в их жизни, не ошибка, не глупость в молодости, но в глазах матери читается отчаянное «зря».

И это очень печально. И больно.

А ещё больнее Лёве, — он ведь первый ребёнок, и я даже представить себе не могу, насколько сильно он винит себя в несостоявшейся радости мамы, ведь именно ради него родители возможно решили остаться вместе. Но я знаю точно — никто из нас не виноват. Только как переубедить?..

— Встаём или ещё посидим? — спрашивает Лёва, продолжая поглаживать мою спину. Я вздохнула, улыбнулась и пожала плечами.

— Пойдём сначала покурим.

И мы оба молча соглашаемся с моим предложением. Лев уходит в прихожую, чтобы взять куртку, а я беру с кресла кофту и натянув её на себя, достаю из рюкзака пачку сигарет. «Винстон» словно осуждающе смотрит на меня, но я качаю головой, мол, другого выхода нет, надеваю тапки и первая выхожу на балкон. Он у нас закрытый, поэтому я открываю окно и глубоко вдыхаю. Москва пахнет сыростью, ранним осенним утром и неизбежностью. Облокотившись на окно, я вытянула из пачки сигарету и порылась в карманах: зажигалка либо где-то затерялась, либо я оставила её в рюкзаке.

Лёва присоединяется ко мне через пару минут, достаёт свои «Мальборо» и щёлкает зажигалкой. Язык пламени нежно обволакивает папиросу и кончик загорается. Я делаю ту же манипуляцию и отложив красную зажигалку, молча смотрю на мегаполис.

— Как думаешь, они всё-таки разведутся? — спрашивает после затяжки Лёва и я смотрю, как он стряхивает пепел на ледяной ветер. Вздохнув, я жму плечами и качаю головой, не желая об этом разговаривать. Тем о самом плохом достаточно, хочется простого и человеческого — молча покурить, поглядеть на ужасно надоевшую Москву и дальше жить своей бесполезной жизнью.

— Не знаю, — честно ответила я. — У меня заканчиваются сиги. Купишь после универа? — я старательно строю глазки и прижавшись к брату, кладу голову ему на плечо. Он смеётся и делает затяжку. Я тоже затянулась сигаретой, и едкий дым моментально заполнил лёгкие, принося неистовое удовольствие, а затем лёгкость.

— Конечно, — соглашается Лев и мы продолжаем молча стоять.

Никто из нас давно не придерживается такого правила, что «сигареты — это ахуеть как плохо». Когда жизнь беспощадно прижимает к углу и не даёт ходов отступления, остаётся только прикурить, чтобы хоть капельку стало легче. Мы с Левой привыкли и просто держались на этаком плаву, а Ладу — нашу самую младшую сестру — удерживали всеми силами самостоятельно, не давали сорваться и прикоснуться к ужасному. Хотелось, чтобы она не знала ни ссор, ни скандалов, ни строгой и резкой реальности, а просто наслаждалась детством, затем пережила отрочество и спокойно шагнула во взрослую жизнь. Спасти Ладу, укрыть её от развода родителей и не дать расколоться чувственному подростковому миру, — самая главная задача. А мы с Левой разберёмся — курение дело каждого, и когда-нибудь сможем бросить.

Когда-нибудь всё будет хорошо.

Первым с балкона уходит Лёва, сказав мне, что отправляется будить сестру. Я кивнула и проводив брата взглядом, вновь развернулась к окну и взглянула на небо. Ранее голубой небосвод затянулся серыми тучами, смог сгущается над городом и люди начинают разговаривать всё громче, — непривычно, неприятно, — хочется уйти. Потушив сигарету об пепельницу, я кинула окурок в банку и тоже покинула балкон, возвращаясь в комнату как раз в самый момент, когда телефон разрывается от будильника.

Присев на кровать, я первым делом проверяю уведомления: несколько сообщений из школьной беседы во «ВКонтакте», смс-ка от Люси — моей единственной лучшей подруги и какое-то оповещение от «Инстаграма», но я на него даже не смотрю. Отложив гаджет обратно на тумбу, я быстро заправляю кровать и достаю из шкафа чистое полотенце. На душ и умывание уходят жалкие десять минут. Вернувшись в свою комнату, я надеваю другую одежду: чёрные джинсы, белую футболку и накинув серую кофту сверху, чтобы не замёрзнуть, направляюсь в кухню, не забыв до этого закинуть в рюкзак сигареты и всё-таки отыскать зажигалку.

В кухне меня встречает Лада — самая младшая из нашей троицы. Она младше меня на два года, ей пятнадцать, и я прекрасно понимаю, что творится внутри неё, когда она резко начинает слышать безумные крики родителей и не знает, куда себя деть. Я знаю, что с начала тринадцати и четырнадцати лет всё обостряется, и мир воспринимается по-другому: кажется врагом, потом внезапно встаёт на твою защиту, а затем и вовсе чувствуешь что-то непонятное, — по отношению ко всему, ко всем. И даже сейчас, — стоя в длинной футболке и изношенных шортах реальность как топор на спине после сна.

— Родители снова поссорились? — тихий, сиплый голосок проносится по небольшому помещению и так сильно задевает меня, что по коже бегут мурашки. Я опустила глаза, стараясь подобрать более правильные и нужные слова для сестры.

Тебя нужно уберечь любой ценой, мой маленький ангел. Ты ни в коем случае не должна проходить то, что нам с братом с горем пополам удалось преодолеть.

— Нет, что ты, — качаю головой я, и раскрываю руки, приглашая Ладу в объятия. Девочка зевает и медленно подходит ко мне, с удовольствием ныряя в тепло. Я прижимаю её с такой любовью, которую безумно хочется отдать. Глажу длинные, мягкие волосы, и легко целую в макушку. — Они немного повздорили, но не ссорились. Вечером всё будет хорошо, — глупо пообещала я, прежде чем отпустить Ладу. Она кивает, молча соглашаясь и принимая всё сказанное, затем подходит к раковине и наполняет стакан водой.

— Устроим сегодня вечер кино? — спрашивает Лада, опустошая стакан. Я улыбнулась и кивнула, встретившись взглядом с сестрой.

— Конечно. Я дам тебе деньги на всякую вредную еду, сходи после школы, — я достала из джинс телефон и перевела сестре несколько сотен на гадости. Обрадовавшись моему ответу, Лада прыгает, после цепляет меня своими тощими руками в объятия и убегает, чтобы начать собираться на учёбу.

— Что будем на завтрак? — в кухню внезапно заходит Лёва и я испугалась, повернувшись к нему. Он посмеялся надо мной и подошёл к холодильнику, дабы рассмотреть его внутренности.

— Не знаю. Мне без разницы. А ты почему ещё не ушёл?

— Мне ко второй, — жмёт плечами брат и я молча сажусь за стол, наблюдая за тем, как Лев постепенно начинает готовить завтрак: берёт яйца, бекон и сковороду из ящика.

Я на несколько мгновений отключаюсь из реальности и начинаю витать далеко в своих мыслях. Моя голова как сплошной, огромный лес, где берёзы грозно склоняются над головой, а осины сдавливают, как будто пытаясь прогнать, но я не могу, — из этого лабиринта выхода словно нет, или я так плохо ищу.

— Слушай, я после универа за вещами и буду ночевать у Сани, — предупреждает Лев, вырывая меня из мыслей. — Ты же справишься? — он подходит и мягко треплет волосы, а после прижимает к себе, и я с удовольствием прижалась к тёплому животу. Мне кажется, что даже из этого места слышу стук сердца, и он пульсацией отдаётся по голове, пока нас съедает тишина и невыносимая неизвестность следующего дня.

— Оставляешь меня одну? На растерзание? В одиночку защищать Ладу? — шутливо говорю я, возводя глаза на брата. Он усмехнулся и покачал головой, возвращаясь к плите, где во всю кипела жизнь: жарилась яичница, а электронный чайник шумел где-то в углу кухонного гарнитура.

Мне так жаль, что этих звуков — домашних, обыденных и до боли приятных больше не слышно в квартире. Кажется, дом словно опустел, и мрачнеет с каждой новой ссорой родителей. Всё должно строиться, кирпич за кирпичом, чтобы крепнуть и всё такое, но каждая комната только разрушается. Самое безопасное место, пропитанное едва уловимыми нотами жизни и безумного желания стремиться и делать — комната Лады. Подростковые проблемы, прячущиеся в стенах такие лёгкие, и вся наивность, доверчивость к этому миру — она нежна, всегда хочется прикоснуться, прижаться щекой и закрыть глаза, растворяясь. Понимать, что взрослеть — ещё не скоро, и можно спокойно отсчитывать три года до совершеннолетия. Того самого дня, который ждёшь так трепетно и боязливо одновременно…