Запись 25. Дом белых лепестков и чёрный ворон (2/2)

Всё время пока Шерлок провёл за столом, он чувствовал себя некомфортно. Хотелось закурить, приспустить галстук или сесть как-то поудобнее. Возможно, детективу даже не очень хорошо удавалось это скрывать, но Харкорты никак не заостряли на этом внимания, говоря на какие-то шаблонные темы, которые принято обсуждать в обед. Иногда Холмс ловил на себе взгляд Камиллы, но как только он смотрел в ответ, девушка хлопала светлыми ресницами и опускала серые глазки обратно в свою тарелку. В беседе с Адамом Питер упоминал, что у него есть старшая сестра, но, как оказалось, на свой возраст она совершенно не выглядит.

Закончив наконец-то с трапезой, Шерлок уже собирался подняться на другой этаж к своему (ещё недавнему) студенту, но Эмметт притормозил его, отведя в свой кабинет. Он долго молчал, думая с чего бы начать, в то время как Холмс чувствовал себя полнейшим идиотом, стоя в непонимании у двери.

— Питер и Чарльз открыли мне, что знали… Скажите, всё происходящее это моя с друзьями вина? Долго ли мне надо переживать и бояться? Что я могу сделать? Понимаете, я вижу как до сих пор убиты горем мои товарищи и их жёны, а что делать мне? В опасности ли моя дочь? — Наконец-то приняв вид соответствующий ситуации, Эмметт опустился на стул за своим рабочим столом и тяжело вздохнул, глядя на семейный портрет, висящий на одной из стен. — У нас тихо и спокойно, не хочу, чтобы в доме поселилась тоска. Знаете, время тут, внутри, будто стоит на месте и если всё-таки дано случиться чему-то ужасному… Печаль останется тут навечно.

— Ничего не могу обещать, но буду делать всё, что в моих силах. Обнадёживать я вас точно не стану. Да, возможно и Камилла может оказаться под ударом. Насколько я могу понять преступников не вы, ни ваши друзья не сможете избавиться от них самостоятельно. Вам не помогут деньги, статус и переговоры. А есть ли в этом ваша вина расскажите мне сами.

***</p>

4 октября

«После разговора с Эмметтом я могу думать, что понимаю ситуацию немного лучше. Он признаёт, что в аварии на железной дороге есть его с товарищами вина, а лучше сказать вина их жадности. Когда они только открыли компанию, то сэкономили на всём на чём вообще можно было сэкономить. Может, поднимать с нуля своё дело и сложно, но о своей скупости господа пожалели уже после происшествия. Гораздо позже.

Я не знаком с остальными господами, но Эмметт действительно выглядит так, будто до сих пор готов вымаливать прощения у тех кто был в поезде и даже у тех кого не было. К моему удивлению ещё информации добавила Камилла, припомнив, что компенсация была выплачена неохотно и в небольшом размере, гораздо больше денег ушло на то, чтобы замять скандал. На тот момент она была уже в более менее сознательном возрасте и говорит, что помнит ссору её отца с товарищами по этому поводу. Когда дела пошли лучше, то и качество всего в компании несомненно выросло, но к вопросу компенсаций друзья больше не возвращались.

Питер со дня приезда лежит в кровати и грустно смотрит на небо в окно (как выразилась его сестра). Но радует, что он был в состоянии поздороваться со мной и даже немного шутил. Как я понял, это была попытка успокоить находящегося там Чарльза. Парень слишком много переживает и злится после произошедшего, постоянно ходит опустив голову и поднимает её только чтобы глянуть на друга. Уже не являясь студентом и преподавателем, мы вышли на задний двор покурить, в то время как Питеру меняли повязки. Миссис Харкорт ушла читать сразу после обеда, а леди Камилла составила нам с Чарльзом компанию, несмотря на то, что её отец, как она выразилась, не переносит запаха сигаретного дыма в доме. Там она мне и рассказала, что знала. На момент тех событий и Чарльз с Питером, и Тим, и Рауль были совсем детьми. Точный возраст я не стал уточнять, это не так уж и важно для дела. Оба моих собеседника попросили защитить Питера, чему я, признаться, удивлён. Ведь не дураки и понимают в какой ситуации находятся. Складывается впечатление, что все они видят во мне какого-то спасителя, даже лучше сказать, что именно это шепнул Альберт Эмметту утром у здания клуба, но… Будем считать, я занимаюсь этим делом исключительно из азарта. Кстати об этом. Отис бы назвал это «продолжением спектакля».

Я не мог не обратить внимания на одного интересного молодого человека, которого было прекрасно видно в окно комнаты Питера. Не могу сказать, был он там только в тот момент или вовсе привёз меня в поместье Харкорт. Я, к собственному стыду, не обратил внимания когда опаздывал на обед (и если это всё-таки так, то положение наше становится в пару раз хуже). Мой рыжий товарищ стоял на соседней улице, у поворота в какой-то переулок, в чёрном пальто и цилиндре, ухмыляясь всякий раз, как я повернусь посмотреть на него. Ради спокойствия в доме я не мог кинуться на улицу, чтобы схватить преступника. Всё что я нашёл потом вместо Тома это обёртка от конфеты, когда-то полученной от одного профессора литературы, и скомканный клочок бумаги.»