Запись 20. О фальсификациях и сплетнях. (2/2)
— Нет… Тут нет девочки с такой фамилией.
— Быть не может. — Уильям указал пальцем на обведённые в списках имена.
— Видите? Среди пассажиров три человека с этой фамилией, а в списках погибших два. Фостеров в списке нет совершенно.
— Мне нужно подумать. — Так Шерлок начал бродить по кабинету на протяжении пяти минут, напряжённо бормоча что-то под нос и то и дело закусывая в размышлении губу. Наконец-то он рухнул в кресло у входа, где недавно сидел Альберт. Свет в помещении горел не ярко, от чего пряди ещё сильнее оттеняли лицо детектива. — Я думал, что все эти маски и парики — её попытка спрятать какие-нибудь шрамы или рыжие волосы… Я бы точно не мог сказать, зачем они этим занимаются, но какая-то связь уже была бы. Я думал, они брат с сестрой. А сейчас что выходит?
— Точно выходит, что Том не с проста так интересуется делом и не просто так стащил ключ от университетского питомника.
— Он помощник.
— Верно. Но обвинить мы пока в этом его не можем.
— Я чувствую, что нахожусь где-то рядом… Только бы руку протянуть. Значит, катастрофа поезда это ключевое событие. А хозяева компании как-то насолили некой барышне, которой сейчас Том помогает их детей доставать… Вопрос, что за барышня, почему детей и зачем Томас помогает? Наверняка у них какое-то соглашение… В любом случае, нужно учитывать все варианты. Даже самое странное предположение может оказаться верным.
— С этим мы разберемся походу. Сейчас ваша задача не потерять оставшихся двух.
***</p>
30 сентября.
«Потрясающее место этот университет! Когда дело касается страшных происшествий, ни один человек не в курсе… Но сплетни, видно, тут дело другое. И вроде бы все парни, а шепчутся, как девицы! Дело, собственно, в чём… Не успел я ещё прийти на работу, как словил несколько косых взглядов. Потом ещё и ещё… Мне надоело и одного парнишку из толпы пришлось выдернуть. Спрашиваю «В чём дело?», он, гад, мне вопросом на вопрос: «А правда, что вы к профессору Мориарти по ночам через окно ходите?». И я посмеялся ему в лицо, как потом смеялся каждому, кто об этом спросит. Разумеется, я ответил «нет». И ко всем я обращался с вопросами «Ты сам это видел?», «Кто-то может предъявить доказательства?». Думаю, они быстро разуверились в этом слухе, видя мою реакцию. Поражаюсь наглости с которой они позволяют себе задавать подобные вопросы профессору, но уверен, что при Уильяме они бы и рот побоялись открыть. Я ещё такой репутации не заслужил…
После первой пары я сразу же пошёл к Отису. Думаю, увидев меня, он сразу сообразил, что к чему и занервничал. Он же один знал об этом! Не думал я, что Жану могут быть интересны сплетни… И он отпирался, как мог, старался донести до меня вполне разумную мысль. В какой-то момент мне пришлось остановиться. Я извинился, как и он извинился за то, что нечаянно дал повод думать о себе так. Он извинился за то, чего на самом деле не делал. Вернувшись к себе в аудиторию, я задумался… «Мы действительно переживаем момент когда довериться кому-то опасно, но это совсем не повод направлять оружие на каждого без разбора.» — Вот, что он сказал. Отис готов был клясться, что никому больше не рассказывал о том, что сам знал. Ещё и напрягся, думая, как кто-то мог проследить за нами. Жан вообще похож на человека, ненавидящего неприятности.
Адам, к счастью, воздержался от настолько личных вопросов, но мне кажется, что он не из тех, кто верит слухам пока сам не убедится в их правдивости. А видел ли он это сам или не верил… По этой бледной и серьёзной мине догадаться трудно.
Про поезд я думал всю ночь. Могут ли быть списки поддельными? Я бы не был уверен. Из газет, лежащих дома у Лиама подчеркнуть что-то незначительное получилось и сейчас мне только остаётся думать, как это применить.»