Часть 4: Когда зашпаклёванная человечность трещит (1/2)

Именно поэтому он не подал руки. Именно поэтому он растерялся на пешеходном переходе. Именно поэтому он не заметил такси. Именно поэтому он дрожал от толпы. Очки – единственное спасение. Что стало бы с ним, сорви Намджун с него очки? Его скелет развалился бы, как старое, высушенное дерево. Дверь раскрывают. Чимин приглашает Намджуна пройти в дом, улыбка возникает на смущённом, покрытом румянце лице. Он ощущает смятение и дискомфорт. Он знает, что Намджун знает?

— Не пройдёте? — интересуется он, когда Намджун даже с места не сдвигается.

С сопоставлением всех фактов в душе возникает брешь, сквозит. Это что, воют остатки совести? Секундное сострадание к Чимину. Типичная, необоснованная жалость, проявляющаяся у всякого человека, встретившего инвалида. В горле возникает ком. Он проходит через порог, не произнося ни слова. На лбу от жары выступает пот. И наступает облегчение: воздух чистый и прохладный, дом светлый и убранный. Обувь аккуратно расставлена по полочкам напольного шкафчика, на полке под зеркалом ни одного лишнего предмета – только купюры, проездные и запасные ключи, – на крючках на стене висит по одной куртке или ветровке; Намджун заглядывает в проход комнаты напротив и видит шкаф, полностью заполненный книгами, на всём пути отсутствуют стулья, пуфики, коробки или другие любые крупногабаритные вещи, которые могут помешать свободному перемещению. Он вглядывается: кажется, даже книги расставлены по размеру и толщине.

Его приглашают на кухню. Здесь каждый прибор занимает своё место, всё убрано, пустая раковина, утварь весит на стене, ножи вставлены в ножны, дверцы и полки закрыты. Возможно, Намджун и не подметил бы всех этих деталей без самого главного нюанса. Но это не точно.

Чимин проводит рукой по буфету и, озадаченный, проводит снова и снова, он беспрерывно двигает рукой по пустому пространству и, убеждаясь в чём-то на десятый раз, начинает взволнованно дышать. Ему становится не по себе: на привычном месте он не находит кружки, а вода в чайнике уже кипит. Он ощущает резкое давление, в ушах возникает шум, отсутствие необходимых вещей будит панику, и в этот момент на помощь приходит Намджун, заметивший кружки возле раковины.

— Это потерял?

— Ах, да... не люблю, когда Чонгук переставляет их после мойки. Не заметил, простите.

«Не заметил».

Намджун, тихо удивившись и приподняв одну бровь, усаживается на стул, чуть раздвинув ноги. Чимин упорно отказывается признаваться в своей слепоте, в этом случае Намджун стал бы вести с ним разговор иначе. Может быть, он вообще просто схватил бы его на Хондэ и увёз бы в свой особняк. Движения Чимина скованные, дрожащей рукой он хватает тяжёлый чайник и, не сумев удержать, с громким стуком опускает на буфет, задевая кружки. Ох, проклятье... От неожиданности Чимин вскрикивает. Подступает тошнота. Он хочет выбить криком стёкла к доме. Одна из кружек падает, катится к ногам Намджуна. Они оба поворачиваются на звук, Чимин слышит падение, но не успевает запомнить местоположение.

— Не могли бы вы мне подать её? Поясница болит.

— Сними очки.

Намджун падает на спинку стула, упираясь локтем в столешницу, и, приоткрыв рот и упираясь языком в щеку, оглаживает подбородок. Торжественный момент. Триумф от раскрытой тайны. Ничто не скроется от Намджуна.

— Зачем? — испуганно спрашивает Чимин. Он всё ещё думает о кружке. Страх окольцовывает рассудок.

Кружка.

Кружка.

Кружка.

Кружка.

Кружка.

— Сними их. Ты же в помещении.

— Они мешают вам?

— Сними.

— Но зачем? Я... мне... мои глаза следует уберегать от солнца, потому что они такие чувствительные, доктор-

— Здесь нет солнца.

Не шевелится.

— Я приказываю тебе в последний раз: сними. Иначе сорву.

Виснет немая пауза. Рука поднимается к лицу, лишая последней защиты. Без очков он – ничто. Инвалид, калека, беспомощный, а судьба его – умереть во мгле разума. Глаза неподвижно уставляются вперёд, Намджун поднимает ладонь второй руки вверх и машет ей. Его глаза никак не реагируют на движение. Взгляд у него тусклый, туманный –перегоревший предохранитель.

— Вы хотите отказаться? — сокрушённо шепчет он. — Если это так, то не переживайте. Я не расстроюсь, правда. Мы ведь все здесь люди.

И чётко, как чернилами, обозначается разница между Чимином в очках и Чимином без очков. Когда он поёт, он живёт, когда он смотрит тусклым взглядом в пустоту, он мёртв. Он живёт пальцами, прыгающим по зубастой улыбке пианино, и пока на нём очки, он в порядке.

— Меня не волнует... твоя слепота. Мне нужен только твой голос. — И твоя личность, мысленно дополняет Намджун. С этими словами он возвращает кружку на место, заливает заварку кипятком и, помогая Чимину, усаживается за стол напротив него. Он забирает очки и убирает во внутренний карман пиджака. Вдруг у него снова появится нужда прятаться? Намджун смотрит в его глаза и отчего-то смущается. Интимный момент. Он ещё никогда не проигрывал в зрительном контакте. — Ты хотел обсудить сумму. Сколько в день вы зарабатываете?

— Бывает... по-разному. Это сезонное дело, знаете ли. Бывает, что и всего лишь пятнадцать тысяч. Бывает и тридцать. Всё зависит от публики и времени года. От политического настроения в стране. От финансового климата. А сейчас с этим, ну... сами понимаете.

— Ага, то есть, в среднем где-то триста тысяч вон в месяц, — моментально считает Намджун и упирается локтями в стол, домиком складывает пальцы перед лицом и глядит сквозь них на Чимина, как через решето. — Я готов согласиться на любую цену, какую ты назовёшь.

— А какие условия? К чему всё это? И кто вы такой, если можете позволить себе всё, что захотите?

— Я просто знаю, чего хочу от жизни. А такие люди всегда обладают деньгами.

— Но какой толк? Зачем мы вам нужны? Уверен, в этом городе есть сотни чудесных артистов, которые поют более профессионально.

— Профессионально не равно откровенно. Голос может быть хорошо поставлен, но души в нём не будет. Вообще, если ты всего лишь уличный музыкант, то могу предположить, что обо мне ты совершенно ничего не знаешь.

Чимин умалчивает о том факте, что после первой же их встрече он заставил Чонгука найти в интернете про него любую доступную информацию. У него было предчувствие, что это их не последнее столкновение.

— Не буду углубляться в свою биографию, ибо она слишком большая и динамичная. Но скажу кратко: земля – моя страсть. Бизнес отличный, но опасный. Как раз под стать мне. Мне понравился твой голос, но я не готов выезжать три раза в неделю в город и отменять ради вас, парочки балбесов, свои планы. Условия просты: вы, нет, ты находишься в моём доме и радуешь своим пением.

— У вас? Разве это необходимо?

— Я живу далеко отсюда. Я могу захотеть этого в любой момент. И у меня не будет времени дожидаться твоего приезда. Вся моя прислуга живёт в моём доме, начиная от швейцара и заканчивая чистильщиком окон. Они не платят за жильё, только работают на меня и получают деньги.

Чимин замолкает, обхватывая кружку ладонями, и всрьёз задумывается. В это время Намджун бесцеремонно разглядывает его, ту часть лица, до этого надёжно скрытую за очками. Подумать только: такой талант, а жизнь отняла у него самое ценное. Но оно и правильно, за всё приходится расплачиваться, и чем выше талант, тем выше цена. Они вдвоём молчат, Чимин не решается первым прервать тишину, звенящую в его ушах, и отпивает чай с громким хлюпаньем в попытке разбавить молчание хоть каким-нибудь звуком. Сейчас он понимает, что его бесстыдно прощупывают и исследуют глазами, которые видят. Чимин же привык видеть руками, и ему жутко сильно хочется узнать, как выглядит обладатель власти и уверенности в каждом своём слове или жесте. Намджун же стойко выдерживает это молчание, – даже не замечает его – он занимается более важным делом: прислушивается к своей интуиции. И в эту секунду приходит идея. Он обязательно поработает над ним, подлатает его, настроит под себя, под бизнес и сделает своей правой рукой, своим преемником. И не будет у него более надёжного преемника, чем человек, которого он вырастит собственными усилиями, которого спасёт от неминуемой гибели, который будет зависеть только от него. Намджун уже несколько лет нуждается в том, чтобы кто-то прикрывал его спину своим телом. Отличная мишень.

— Так что, ты согласен? — нетерпеливо выдаёт Намджун, свой чай он не пьёт – просто из жалости принял предложение Чимина.

— Но мне надо обсудить это с Чонгуком... Где он? Почему он ещё не пришёл?

— Я отпущу его, как только мы сойдёмся на обоюдном согласии.

— То есть выбора у меня нет? — догадывается Чимин и неловко ухмыляется.