Часть 2. Мистер Вустер и инцидент с лопатой. 1 (2/2)

Она покачала головой.

— О Дживс, не устраивай мне этот фокус с чучелом лягушки. Ты пошел на значительный риск, нанеся удар пэру королевства.

— У меня не было выбора, мадам. Никакой риск не удержал бы меня от вмешательства, чтобы спасти жизнь мистеру Вустеру. Если бы я убил этого человека, когда ударил его, я бы не испытывал никакого сожаления, кроме собственной вины за то, что не знал, что мистер Вустер в опасности, и не сумел предотвратить инцидент.

Перегнувшись через спинку сиденья, она осторожно коснулась головы мистера Вустера, проведя пальцами по его влажным, все еще окровавленным волосам.

— Спасибо, Дживс. Это очень даже непросто — пойти против этого носорога ради Берти. Граф — чертовски устрашающий сын бородавочника.

— Действительно, мадам, — кивнул я. — Я не мог сделать ничего меньшего.

— Я этого не забуду, — сказала она прерывающимся голосом. — Даже если... если юный балбес никогда больше не будет самим собой и тебе придется оставить службу у него, я позабочусь о том, чтобы твоя преданность была вознаграждена.

Я задрожал, крепче обнимая его.

— Я не оставлю его, — сказал я. — Обстоятельства не имеют значения. Это моя обязанность — заботиться о нем.

— Ты не нянька, Дживс, и я не жду, что ты будешь вести себя как нянька.

— Может статься, что она ему и не понадобится. Доктор Трендлби сказал, что могут пройти дни или недели, прежде чем мы узнаем, поправится ли он, но он действительно может вернуться к своему нормальному состоянию, нужно только время.

Миссис Треверс на долгое мгновение закрыла глаза, внезапно показавшись мне намного старше, чем когда-либо прежде.

— Мы все надеемся на лучшее, но также должны быть полны решимости подготовиться к худшему. Я просто хочу, чтобы ты знал: о тебе позаботятся, молодой человек, что бы ни случилось.

— Благодарю вас, мадам.

Я надеялся, что до такого никогда не дойдет, но я был благодарен ей за это соображение.

После этого она снова повернулась лицом вперед, и мы больше не разговаривали, пока не приехали в Бринкли. Когда я по указанию миссис Треверс перенес мистера Вустера в подготовленную комнату, прибыл доктор Трендлби, чтобы проследить за устройством и дать указания семье и персоналу по уходу за мистером Вустером. Я позаботился о том, чтобы всё подробно записать, стоя у окна в дальнем конце комнаты; стулья рядом с его кроватью предназначались для семьи. Присутствовали мистер и миссис Треверс, его кузина мисс Анджела и мастер Бонзо, а также его друг мистер Глоссоп. Настроение в комнате было подавленным. Все всё еще были в шоке от событий, произошедших во второй половине дня.

— Чем скорее он придет в сознание, тем лучше будет его прогноз, — сказал доктор Трендлби. — Пока это не произойдет, за ним нужно будет все время наблюдать.

— У нас постоянно будет кто-нибудь здесь, — сказал мистер Треверс, кивая. — Нас достаточно, чтобы позаботиться об этом.

— Это может занять несколько дней.

Доктор Трендлби закончил осмотр мистера Вустера и повернулся к семье.

— Звоните мне ежедневно с отчетами о его состоянии, и если он очнется, немедленно сообщите, чтобы я мог прийти и осмотреть его снова.

— Конечно.

Мистер Треверс поднялся со стула, когда доктор убрал свое оборудование обратно в саквояж. В этот момент младшие члены семьи ушли, хотя и неохотно, по настоянию миссис Треверс. Она подошла ко мне, пока мистер Треверс и доктор продолжали разговаривать.

— Ты все еще покрыт грязью, Дживс. Я хочу, чтобы ты привел себя в порядок и переоделся в свежую одежду, а потом что-нибудь поел. Ты не должен возвращаться в комнату Берти, пока не сделаешь этого, слышишь меня?

Я слегка кивнул в знак признательности.

— Да, мадам.

Наши вещи, без сомнения, уже прибыли из Тотли, и я ожидал, что мой чемодан отнесли в комнату, которую я обычно занимал, когда мистер Вустер гостил здесь. Я сунул блокнот с инструкциями врача в карман и повернулся, чтобы уйти.

— Дживс.

— Да, мадам?

Она проводила меня до двери, дернув за рукав.

— Я действительно хочу, чтобы ты немного отдохнул этим вечером. Я останусь с ним, пока не придет время ложиться спать.

— Да, мадам.

Меня, по сути, отпустили до окончания ужина. Я бросил последний взгляд на неподвижный, бледный облик мистера Вустера и отправился на этаж для прислуги. Мое сердце и разум были в смятении.

***

Следующие два дня были отмечены скукой, страхом, разочарованием, усталостью и безысходностью. Поздним вечером прибыла леди Уорплсдон, в совершенно отвратительном настроении, которое так и не улучшилось. Сквозь ее гнев я мог видеть, что по-своему она действительно любила племянника; просто у нее очень плохо получалось проявлять эту семейную привязанность, когда он был способен оценить ее. Зная, как я ей не нравлюсь, я старался, насколько мог, держаться подальше от ее глаз. Я оставался рядом с мистером Вустером в любой возможный момент, скрываясь неподалеку, когда с ним был кто-то из членов его семьи, иногда прямо за дверью его комнаты. Мистер Вустер несколько раз приходил в некоторое подобие сознания, но никого не узнавал, ничего не помнил о том, что произошло, и не знал, где он находится. Горе его семьи было неподдельным, хотя они мужественно держались перед лицом этого несчастья.

Во время моего пребывания с ним я пользовался любой возможностью предложить ему питье, подносил чашку к его губам, когда он был в силах сделать глоток. Ночи я проводил в основном один у его постели, молча держа его за руку, не в силах сдержать слез. Я часто тихо разговаривал с ним, надеясь, что он каким-то чудом узнает мой голос и вернется ко мне. Каждый раз, когда он открывал глаза, я надеялся, что это будет момент, когда он придет к сознанию и узнаванию, но он был способен только на невнятные, бессвязные слова и тихие, полные боли звуки. Мое сердце разрывалось все сильнее каждый раз, когда он не мог полностью очнуться.

Было уже далеко за три часа ночи, а я все еще тихо разговаривал с мистером Вустером. Мое лицо было мокрым от пролитых слез, когда бесшумно вошла миссис Треверс.

— Дживс, — пробормотала она; для нее было необычно говорить тихо, но после нападения на племянника она была очень подавлена. Вздрогнув, я вытер глаза носовым платком и встал, пытаясь взять себя в руки.

— Нет, нет, — сказала она, махнув рукой. — В этот час нет нужды вставать. Как он?

Я медленно опустился обратно в кресло, а она придвинула другое, чтобы посмотреть мне в лицо.

— То же самое, мадам, — сказал я. — Он не приходил в сознание по меньшей мере четыре часа.

Она кивнула и опустилась на стул, усталость ясно читалась в каждом движении ее тела.

— Я так и думала, — сказала она, вздыхая. Она откинулась назад и посмотрела на меня. — Не могла уснуть. Хотела поговорить с тобой.

— В самом деле, мадам?

Каждая деталь состояния и лечения мистера Вустера уже много раз обсуждалась. Я не понимал, чего она хочет.

Поставив локти на подлокотники кресла, она сцепила пальцы и несколько минут пристально смотрела на меня. Я нашел этот экзамен сбивающим с толку, но было бы неприлично заставлять ее говорить до того, как она сама начнет. В конце концов, она, казалось, обрела некоторую решимость, потому что слегка выпрямилась и сделала глубокий вдох.

— Я хочу задать тебе крайне неприличный вопрос, Дживс, — сказала она.

— Мадам?

Я был слишком уставшим и измученным, чтобы скрыть свое замешательство. В конце концов, я бодрствовал большую часть последних трех дней, почти не отдыхая, практически не спал с ночи перед нападением.

— Твоя преданность моему племяннику является образцовой, Дживс, — начала она. — Редко увидишь такую верность у слуги, и я не могу не выразить свою благодарность тебе за эту самоотверженность.

Я молча кивнул.

— И все же, Дживс, я вижу, что тебя вдохновляет не только долг. Я знаю, что ты чрезвычайно привязан к молодому обормоту. Ты очень, очень о нем заботишься.

Я вдруг понял, к чему ведет этот разговор, и заставил себя не реагировать, несмотря на внезапное ощущение, что кровь застыла у меня в жилах.

— Что я хотела бы знать, Дживс, так это вот что: ты его любовник?

Даже зная, что вопрос будет задан, было шоком услышать его так прямолинейно.

— Мадам! — возразил я, ошеломленный.

У меня перехватило дыхание. Такое обвинение может грозить нам обоим двумя годами каторжных работ или заключением в сумасшедший дом. Эта перспектива пугала меня почти так же сильно, как мысль о потере мистера Вустера.

Она покачала головой.

— Нет, Дживс, на данный момент меня не волнует, что закон или церковь говорят по этому поводу. Я просто хочу получить честный ответ на свой вопрос.

Испытывая головокружение от беспокойства, я медленно покачал головой.

— Нет, мадам, — прошептал я, — это не так.

— Подозреваю, не из-за недостатка желания.

Я больше не мог смотреть ей в глаза и ничего не сказал, только крепче сжал руку мистера Вустера.

— Знаешь, он совершенно без ума от тебя, — продолжила она. Ее голос звучал так, как будто она даже не заметила моего стресса. — Я знаю, что в прошлом он действительно интересовался несколькими девушками, но я всегда знала, что он не из тех, кто женится.

Мне удалось снова взглянуть на нее, но говорить я был не в силах, лишь слегка дрожал. Факт, что она знала о том, что я прятал в своем сердце, напугал меня, несмотря на ее обнадеживающие слова.

— То, что я видела здесь за последние несколько дней, вполне доказало мне, что ты любишь его, Дживс. Только любовь может довести такого человека, как ты, до состояния крайней убогости, — взмахом руки она указала на мой неопрятный и растрепанный вид. — Слуги не сидят у постели хозяина в течение двух суток, без сна и отдыха, если их не просят, и они не разговаривают с бессознательным хозяином с таким отчаянием в голосе. Только семья настолько безнадежно идиотична.

— Чего вы хотите, мадам? — спросил я, не в силах сдержать дрожь в голосе. Если бы она сейчас отослала меня от него, я бы этого не вынес. Если это был шантаж, я понятия не имел, как поступить; я бы согласился на все, лишь бы остаться рядом с ним.

— Мне ничего от тебя не нужно, Дживс, только чтобы ты продолжал заботиться о нем. Если он поправится... — ее голос дрогнул, но она собралась с силами, и ее слова снова стали твердыми и четкими, хотя и тихими из уважения к опасной теме нашего разговора. — Если он выздоровеет, и вам двоим удастся что-то придумать вместе, я могу только сказать, что ты стал бы лучшим... не знаю, как это назвать, но ты был бы более подходящим... чем Глоссоп в качестве мужа для Анджелы. Ты ответственный, у тебя доходная работа, ты умный и преданный, и ты умнее, чем кучка проныр, получивших образование в Оксфорде.

Я слушал с растущим недоверием.

— Кстати, как тебя назвали при крещении? — спросила она.

— Реджинальд, мадам.

— Что я хочу сказать, Реджинальд, так это то, что мне наплевать, кто что скажет. Ты уже заботишься о нем лучше, чем когда-либо заботилась бы любая жена, и я знаю, что могу доверить тебе его. До тех пор, пока вы будете благоразумны и не опозорите семью, вы двое можете делать все, что пожелаете, я не стану вмешиваться. Я даже сделаю все возможное, чтобы обуздать Агату, с её привычкой подбрасывать ему неподходящих женщин каждый раз, когда имя Берти всплывает у нее в голове.

Я сглотнул, мой рот внезапно пересох, как пыль.

— Я не понимаю.

Она издала короткий, невеселый смешок.

— Думаю, я достаточно ясно выразилась. Обычно ты не сильно похож на кирпич по интеллектуальным способностям; это больше территория Берти. Я вижу, что ты сбит с толку, поэтому заявляю так прямо, как только могу: ты хорош для юного волдыря. За последние два дня ты доказал, что останешься с ним в самом худшем случае, и ты поддерживаешь и направляешь его так, что он даже не замечает. Я больше нигде ничего подобного не найду, поэтому не вижу смысла продолжать поиски. Почему меня должно волновать, чем вы двое занимаетесь за запертыми дверями?

Я недоверчиво моргнул, не в силах дышать.

— О, не смотри так шокированно. Насколько я понимаю, миру нужно немного больше любви.

— Я... — я чувствовал, что не способен даже думать. Как это могло случиться? Это было за гранью понимания.

Миссис Треверс вздохнула и покачала головой. Она встала и подошла ко мне, пока я смотрел, оцепенев. Ее рука легла мне на плечо.

— Вот уж не думала, что увижу тебя онемевшим, Дживс. Я должна отметить это в календаре. Красный день календаря.

— Спасибо, — прошептал я, мои мысли беспомощно кружились. Других подходящих слов не было. Она улыбнулась легкой, грустной улыбкой.

— Знаю, это вряд ли будет легко для вас обоих, — сказала она. — Тем не менее, я верю, что ты способен принять вызов. — Она похлопала меня по плечу и, повернувшись, тихо вышла из комнаты, оставив меня безмолвным и ошеломленным.