Часть 1. Дживс и лопата Спода (1/2)

Я не мог даже предположить, что тот случай, когда Спод гонялся за мной с лопатой в руках, приведет к таким радикальным изменениям в моей жизни. То, с чего началась вся эта заваруха, сейчас на самом деле не имеет значения, хотя вполне можно заподозрить, что в ней замешана Стиффи Бинг, когда в погожий осенний день болтаешь о Тотли-Тауэрс.

Спод крепко схватил меня за галстук и отвесил мне хорошую оплеуху, прежде чем я вывернулся и бросился к дому. Мы были в беседке — заметьте, без лебедей, — когда он взорвался. Я не собирался находиться где-либо рядом с ним, а тем более наедине с ним, ни в какой момент во время моего визита. Фактически он сам искал меня, заранее обдумав злой умысел, и лицо у него было красное, как седалище бабуина. Не очень-то хорошо он выглядел, реально.

Упоминание о «Евлалии» не принесло желаемых результатов, поскольку он продал чертову лавочку всего за неделю до этого. Именно тогда и произошел вышеупомянутый инцидент с захватом галстука и преобразованием лица. Спод был в такой ярости, в какой я никогда его не видел, а я неоднократно видел его в разных степенях приближения к апоплексическому удару, особенно в тот раз, когда я оказался на коленях у Мэделин Бассет с одной неудачливой рукой у ее бюста, после того как споткнулся о перила, спускаясь по парадной лестнице Тотли-Тауэрс. Нет, Спод никогда в жизни не был такой гориллой, как сейчас. В сподовских гл. сверкало убийство, и я был совершенно уверен, что он весь дышал огнем.

Я всегда был хорош в спринте, настоящий лихач, и я преодолел добрых полдюжины ярдов, перебегая через огород и направляясь к прочно запирающейся двери, лучшей преграде между нами. Внезапно, откуда ни возьмись, эта чума, абердинский терьер Бартоломью, очутился возле моей лодыжки и опрокинул меня прямо лицом в капусту. Его зубы сомкнулись вокруг упомянутой л., он рычал и вообще был гораздо свирепее, чем полагается собаке такого размера. Спод громыхал, как стадо косматых мамонтов или мастодонтов, возмущенно взревев, когда я с трудом поднялся на ноги, щедро обляпанный верхним слоем почвы Тотли, с парочкой капустных листьев за ухом в залихватской, хотя и непреднамеренной манере.

Рев Спода превратился в очень четкое ”Я убью тебя, Вустер!”, и он выхватил лопату у стоявшего неподалеку садовника. Садовник, вполне разумно, сбежал, спасая свою жизнь. К сожалению, я не смог сделать то же самое из-за того, что Бартоломью обосновался у меня на ноге, видимо для перекуса порцией вустеровской голени, чтобы успокоить свой пустой желудок. Раздался громкий крик, когда Спод подскочил ко мне и шарахнул по голове острым садовым инструментом. Я рухнул, как подкошенное красное дерево, близко познакомившись с еще одним кочаном капусты.

Из моего носа уже обильно текла кровь, но удар лопатой открыл новые перспективы для кровопускания, и этот сильно наказанный и чрезвычайно головокружительный Вустер взвизгнул и откатился в сторону, когда лопата снова опустилась, на этот раз расколов надвое злополучный кочан капусты, на который я упал. Я позволил себе мимолетную мысль, что это вполне могла быть моя собственная голова, и попытался поджать под себя ноги, несмотря на меховой браслет на ноге, который я все еще носил.

Спод был намного проворнее, чем можно было бы предположить, судя по его массивной физ. форме. Лопата в его руке в очередной раз поднялась и снова опустилась, испортив мой костюм и оставив довольно неприятную рану на груди. Это было чертовски больно и сильно кровоточило; к тому времени у меня слишком кружилась голова и всё чересчур болело. Я не мог ничего поделать, кроме как лежать словно устрица в раковине, приправленная лимоном и соусом табаско, хватая ртом воздух и ожидая своей кончины.

Дживс, как я предположил, будет очень разочарован состоянием моего гардероба, когда меня выставят на всеобщее обозрение, но я подозревал, что он будет доволен, что наконец избавился от моего канареечно-желтого жилета.

Именно в этот момент, когда лопата Спода снова поднялась для удара, появился Дживс собственной персоной.

Те, кто знаком с моими рассказами или с самим этим человеком, знают, что мой камердинер невозмутим. Самое заметное выражение, которое когда-либо можно увидеть на его циферблате, — это слегка приподнятая бровь или подрагивание губы, что свидетельствует о многом. Однако в этот момент он летел по капустной грядке, как истинный чемпион, крича: ”Нет! Остановитесь!” с паникой на лице и без единого ”сэр” или ”милорд” в помине, а садовники и прочая домашняя прислуга следовали за ним. У любого здравомыслящего существа, узревшего Дживса в таком состоянии, возникли бы сигналы в мозгу о вспышках, конкурирующих с панорамой хорошей такой Ночи костров*, но Спод был удивительно целеустремлен в своем намерении учинить погром и убиение туловища Вустера, что проигнорировал надвигающуюся бурю Дживса.

По правде говоря, я был убежден, что Дживс прибудет слишком поздно, чтобы помешать лопате Спода расколоть меня, как дыню, но он возник рядом со Сподом и сумел вырвать оскорбительный предмет из рук этого типа. Спод в ярости набросился на Дживса, после чего Дживс уложил его тем же о.п., как копченую селедку рядом с яйцом. Мгновение спустя Дживс — или, возможно, Дживс и его идентичный близнец, — перебросили Бартоломью через несколько рядов капусты, продемонстрировав эффектную дугу, которая изгнала зубастую угрозу в облако визга и садовой земли.

К тому времени прибыли все остальные, хотя, признаюсь, мне было трудно сосредоточиться на чем-либо, кроме одинаковых Дживсов, которые сейчас стояли на коленях рядом со мной с одинаковым выражением тревоги на одинаковых бледных лицах. Наверное, я выглядел ужасно, учитывая всю эту кровь, грязь и все такое прочее.

— Я не знал, что у тебя есть брат-близнец, Дживс, — пробормотал я. Мои ребра слишком сильно болели, чтобы я мог обрести хоть какое-то реальное восприятие. Все вращалось в чертовски неудобной манере. Их глаза расширились. — Кто-нибудь из вас когда-нибудь играл в регби?

Они взглянули на собравшихся.

— Хватит стоять и таращиться! — закричал он. То есть две пары губ шевельнулись, но я услышал только один голос, приправленный нотками паники. — Кто-нибудь, позовите врача!

Мгновение спустя к моей голове был прижат безупречно чистый носовой платок, впрочем, он не остался в том первозданном виде. Я попытался сесть, но два Дживса положили руку мне на грудь.

— Пожалуйста, сэр, не пытайтесь двигаться.

Вокруг меня было еще много криков и возни, но единственное, что имело для меня значение, — это рука Дживса на моей груди, и я закрыл глаза.

— Нет, сэр, — сказал он, и я услышал в нем искренние эмоции. — Останьтесь со мной. Не засыпайте, пожалуйста, сэр.

Я попытался открыть глаза, но не смог, поэтому вместо этого поднял руку и положил ее на его. Несколько мгновений спустя меня осторожно сдвинули на несколько дюймов, и тут мой завтрак вырвался на волю, продемонстрировав броское, но чрезвычайно дискомфортное новое явление. Голос Дживса продолжал непрерывно что-то говорить мне в ухо, хотя я мог разобрать только случайные ”пожалуйста” и ”проснитесь”, пока меня несли и в конце концов переложили на твердую плоскую поверхность.

Открыв глаза, я обнаружил, что смотрю в потолок кухни. Не то чтобы я раньше бывал на кухне Тотли, заметьте, но полки с посудой, нависающие над моей головой, как и льняная скатерть, зажатая в кулаке, создавали очень похожую на кухню атмосферу, а сам я лежал распластанный на столе, как рождественский гусь. Дживс все еще склонялся надо мной, прижимая к моей голове тряпку; выражение глубокого облегчения промелькнуло на его лице, когда он увидел, что я смотрю на него. Я все еще не был уверен, был ли он только один или рядом с ним стоял другой Дживс. В вустеровской луковице все немного перемешалось, и мгновение спустя я почувствовал давление на грудь.

— Доктор скоро будет здесь, сэр, — сказал Дживс. Я увидел, кого-то рядом с ним: наклонившись ко мне, парень прижимал полотенце к кровоточащей ране на моей груди.

— Г-где Спод? — спросил я, слегка удивленный тем, что мои губы мне повиновались. Я был совсем не в состоянии прямо сейчас вскочить и совершить побег.

Дживс открыл рот, чтобы ответить, но не успел вымолвить ни слова, как в поле зрения появился сэр Уоткин с возгласом: ”Что все это значит?”

Я мог видеть, как Дживс снова надевает маску надутой лягушки, хотя прямо под ней скрывалась крайняя ярость, просачивающаяся сквозь уголки его глаз.

— Лорд Сидкап чуть не убил мистера Вустера, — сказал он. — Мы вызвали врача. Я думаю, было бы разумно, если бы миссис Треверс тоже была проинформирована.

Тетя Делия действительно жила неподалеку, но слова Дживса меня ужасно напугали. Он, должно быть, думал, что я одной ногой в могиле, раз так себя вел. Мне было трудно связывать слова, поэтому я просто лежал и стонал. Я не услышал ответа сэра Уоткина, так как в моей голове все сжалось и потемнело.

***

Когда я снова открыл глаза, был полдень. Я понял это по яркому солнечному свету, проникающему в комнату. Было чертовски больно, и я издал не слишком мужественный звук, поморщившись и отвернувшись от окна.

— Сэр?

— Д-Дживс, — я не был полностью уверен, что голос принадлежал мне, но я почувствовал, что он сорвался с моих губ.

— О сэр.

Я уловил, как его облегчение разлилось по комнате, и моргнул, когда он склонился ко мне со стула, на котором сидел возле моей кровати. Он выглядел совершенно разбитым.

— Я сообщу миссис Треверс, что вы наконец пришли в себя.

Я потянулся к нему и взял его за руку, на мгновение остановив его. Я никогда в жизни не видел такого неухоженного Дживса. Хотя его волосы были аккуратно причесаны, под глазами были темные круги, и у него был вид парня, который провел последнюю пару ночей в одном и том же костюме.

— Что случилось?

Его теплые пальцы сжались вокруг моих, и он сглотнул, явно пытаясь взять себя в руки.

— Два дня назад на вас напал лорд Сидкап, сэр, — сказал он. — В настоящее время вы находитесь в Бринкли-Корте. Хотя за последние два дня вы несколько раз ненадолго приходили в сознание, это первый раз, когда вы кого-то узнали.

Мне показалось, что я заметил подозрительное мерцание в дживсовском гл.

— Послушай...

Он задержался на мгновение, убирая волосы с моих глаз нежным касанием. Хотя у меня была ослепляющая головная боль, прикосновение его пальцев успокаивало, и я вздохнул от этого ощущения.

— Пожалуйста, не уходи.

— Миссис Треверс хотела, чтобы ей сообщили, как только вы очнетесь, — сказал он, но заколебался, глядя на дверь. — Вы вообще что-нибудь помните, сэр?

— Спод и беседка, — сказал я после минутного раздумья. — И что-то о капусте.

На его лице появилось выражение облегчения, и он кивнул.

— Да, сэр. Вас ударили лопатой по голове, когда вы убегали через огород, — он на мгновение замолчал. — Мы... мы боялись худшего, пока ждали доктора.

Сквозь старую луковицу вспышкой промелькнул образ Дживса в абсолютной ярости.

— Я помню тебя там, — сказал я. — Ты засек мерзавца, не так ли?

— Да, сэр, — произнес он весьма самодовольно.

Мне было трудно держать глаза открытыми, но я хотел знать, не попал ли он в беду.

— Ты... Тебя не обвиняют, не так ли, старина?

— Нет, сэр, — он покачал головой. — Лорд Сидкап в настоящее время находится под стражей по обвинению в нападении и покушении на убийство. Несмотря на его возражения, было достаточно свидетелей, чтобы достоверно утверждать, что я действовал исключительно в вашу защиту, когда ударил его. Мне ничто не угрожает. Пожалуйста, сэр, позвольте мне сообщить миссис Треверс, что вы очнулись.

Я попытался кивнуть, но от этого у меня только сильнее заболела голова, а в животе все поплыло.

— Ладненько, — пробормотал я. — Позови престарелую т.

Дживс, мерцая, вышел из комнаты, хотя мне показалось, что в его движениях было немного больше неуверенности, чем обычно. Он, должно быть, был измотан, судя по тому, как он выглядел.

Всего через несколько мгновений прибыла моя морщинистая родственница. Она поводила гл. вверх и вниз по корпусу Вустера.

— О мой юный балбес, — сказала она дрожащим голосом. Она села на край кровати рядом со мной и взяла меня за руку.

— Тетя Делия, — я понадеялся, что мой вид не так ужасен, как голос.

— Как ты себя чувствуешь, Аттила?

— Ну, знаешь ли, — сказал я. — Мы, Вустеры, сделаны из твердого материала, престарелая т.

— Вот уж не думала, что когда-либо испытаю такое облегчение, слушая твою глупую болтовню, мой юный волдырь, — в ее голосе слышался намек на хлюпанье, сопровождаемое подозрительным блеском на щеках.

— В самом деле, — сказал я, — неужели все было так плохо? — Тут я позволил своим глазам закрыться.

— Берти!

Я открыл глаза, услышав нотки паники.

— У меня болит голова, — сказал я ей. — Свет слишком яркий.

Она протянула руку и позвонила в колокольчик. Рядом с нами материализовался Дживс, с едва скрываемым беспокойством на лице.

— Мадам?

— Пожалуйста, задерни шторы, Дживс. Свет беспокоит его.

Дживс закрыл их прежде, чем она закончила говорить, а затем встал там, сложив руки за спиной.

— Так лучше? — спросила она.

Я осторожно кивнул, снова закрыв глаза.

— Так устал, — пробормотал я. За дверью послышался голос Анджелы, но у меня не было сил спросить о ней.

Тетя Делия и Дживс обменялись несколькими словами, затем она встала с кровати и сказала ему:

— Постарайся отдохнуть, Дживс. Хотя я и ценю заботу, которую ты проявляешь о нем, но не хочу, чтобы и тебя после всего этого отправили на больничную койку.

В словах Дживса, когда он заговорил, чувствовалась затаенная неохота.