Глава 38. Джейме (1/2)

Джейме увидел Бриенну у окна, она стояла к нему лицом, в наполовину распахнутом платье, под которым видна была сорочка розового цвета, нежная, как лепестки. Одна рука сжата в кулак, другая комкает тонкий шелк.

Мысль о том, что она попытается его пырнуть любым подручным средством, как-то отрезвила и вытеснила все остальные – приятные – мысли. Он нахмурился, едва не свернув шею ключу в замке. Повернул его несколько раз, стараясь лязгать погромче. От каждого поворота ключа Бриенна вздрагивала, как от невидимого удара. Но головы не опускала и глаз с него не сводила.

- Что в руке? – спросил он наконец небрежным, светским тоном, будто спрашивал – «Что ты читаешь?»

Она повела плечами, словно ей было зябко.

- Думал, тебя по-другому встретят? – буркнула Бриенна после паузы. – Ласково, лежа в постели, ко всему приготовившись?

- Ты моя жена. Что я еще должен был думать?

Джейме подошел к столу. На нем было много всего - оставили пироги и пирожные, кусочки оленьей вырезки, запеченные с морковью и тыквой, медовые сладости с лещиной и дорнийским изюмом. Он взял кувшин и налил себе светлого вина, от которого пахло дымком и белыми сливами. Вино было приятно, хотя и слабовато, но он выпил, усевшись и закинув ногу на ногу, и продолжая глупо улыбаться застывшей в своей стоической муке Бриенне.

- И что значит – «ко всему приготовившись»? – спросил он, подняв бровь. – К чему ты должна была себя приготовить, гм?

Бриенна провела рукой по лбу, потом стянула потуже завязки платья на своей груди.

- Я не знаю. Мне рассказали и о девице по имени Беони, и о твоих… гадких замашках.

- Так говоришь, словно никогда со мною в постели не была, - упрекнул он.

- Да, что это я. Ведь ты и со мной был весьма… весьма…

Она замолчала.

- А ты, значит, привыкла к иному, моя милая леди Ланнистер, - протянул он, оглядывая ее из-под ресниц. – Что ж, можем поступить с тобой по-иному. Ляжешь на спину, закроешь глаза, прикроешься простынями и будешь терпеть, покуда мой маленький друг тебя долбит.

От его слов Бриенна покраснела и крепче сжала свой кулак.

- Маленький друг, - тихо и ядовито проговорила она. – Хорошо, что ты сам все понимаешь.

Джейме залпом допил и поставил бокал, уж слишком громко им стукнув о стол. Подскочила тарелка с сахарным печеньем, жалобно звякнули кувшины.

- Хорошо, что и ты понимаешь, - в тон ей сказал он. – Что я не имею привычки бить леди. Не то не избежать бы тебе затрещины за такое неуважение.

- Давай, подойди, - ласково позвала Бриенна. – Мы поглядим, как далеко ты улетишь от МОИХ затрещин.

Он хмыкнул. Проклятущая баба, в самом деле. Интересно, как этот рыжебородый дикарь ее уломал? Небось, вился вокруг в брачную ночь, развешивая по ушам лапшу, умасливая да уговаривая. Джейме стало неприятно.

- Чем же я так противен? – спросил он, делая вид, что выбирает пирожное. – Может, поделишься своими тревогами?

- С тобой? – неискренне удивилась Бриенна. – После всего, что ты совершил?

- А я не чувствую за собой вины, - нахально сообщил Джейме, сунув в рот пирожное с апельсиновой долькой. – После того, как позволил Артуру победить, я получил королевское дозволение… Даже приказ.

Бриенна так и задрожала от негодования:

- Как ты смеешь! Позволил победить! Что ты несешь, Ланнистер? Думаешь, я слепая, тупая? Я видела, что произошло, смотрела глазами рыцаря! Тебя повергли, повергли в честном бою, так что не смей более говорить о том, что поддался.

- Ладно, ладно, ладно, - жуя, он поднял одну руку, призывая ее к спокойствию. – Уймись. Незачем так кудахтать. Так или иначе, я сражался в поединке, был на суде, и, кажется мне, заслужил теперь право быть с тобой.

- Это тебе Король сказал?

Он прожевал и проглотил.

- Я не насильник. Думаешь, стал бы тебя принуждать? Мне это не интересно.

Хотя говорил он ледяным тоном и старался придать словам столько злой насмешки, сколько вообще вмещалось, Бриенна, как ни странно, заметно умиротворилась. Она сделала пару шагов и уселась на край постели. Тут он заметил, что она была босиком. Сложила руки на коленях. Кулак все еще сжат.

- Что у тебя там? – небрежно кивнул он. – Покажи-ка.

Помедлив, она перевернула руку, раскрыла пальцы и показала ему заколку для волос, изготовленную в виде волнисто изогнутой спицы. Конечно, подумал Джейме, при должном умении можно и такой безделушкой проткнуть человеку глаз или ввинтить ее в ухо. Он пожал плечом:

- Могла бы найти и чего потяжелее. Вон, у камина кочерга стоит.

Бриенна поглядела на каминную решетку. Заметив, что Джейме откровенно веселится, следя за ее потерянным и безумным взором, она покраснела и поджала губу. Он подумал, как было бы приятно сейчас ее поцеловать. Она распалена перепалкой, ее губы наверняка горячие, мягкие, сливочно-нежные, а язык такой сладкий, шелковый, гибкий, он помнил его вкус, когда позволил себе угоститься поцелуем в септе… Он мог бы, целуя ее, заставить ее высунуть кончик языка и стал бы его сосать, покусывать, заставляя Бриенну постанывать от удовольствия и боли. Но все это были мысли напрасные. Джейме подпер щеку рукой и поглядел на свою жену, прищурив глаза.

- Наверное, ты все еще зла на меня из-за поединка, - сказал он.

Она опустила ресницы.

- Солгу, если скажу, что нет. Артур мой ребенок…

- И мой. Теперь это объявлено и явлено всему свету.

- Артур мой ребенок, - повторила она, словно глухому. – Я выносила его под сердцем, кормила грудью, и это я, я бежала с ним по болотам, спасаясь от твоего отряда. Это я плакала, когда он болел, это я пела ему колыбельную песню, когда в наш дом ломилось огромное разозленное чудище. Это я ему отвечала на его детские вопросы – откуда он, откуда я, как выглядит остров Тарт и кто его отец. Очень легко явиться теперь к нему и сказать правду. А еще легче все это убрать одним движением руки, в которой зажат фамильный ланнистеровский меч.

Джейме выпрямился, слегка ошеломленный ее тихой, быстрой, кипящей речью.

- И ты понятия не имеешь, что я чувствовала, глядя, как ты преспокойно явился на поединок с ребенком, которому я мыла зад и которому я готовила пирожки. Для тебя все игра, Ланнистер. Все игра, все – наслаждение. Ты никогда меня не поймешь.

Она замолчала, переводя дыхание.

- А мне и не надо, - закончила Бриенна твердо. – Я даже не стану пытаться тебе объяснить и воззвать к твоей совести. Ты явился сюда, зная, что будешь обласкан Королем и что твой брат за тебя во всем заступится. Я слышала, будто, когда тебя разжаловали из рыцарей, так грозились вырезать страницы с твоим именем из Белой Книги. Что же случилось? Мне сказали, что… как это? «…за него перед Королем вступился кто-то из его семьи». Ах, кто бы то мог быть? Вот так ты и живешь, Ланнистер. Каждый раз выходишь сухим из воды. Оттого на твоем красивом лице всегда столько самодовольства. И Тарт тебе был не нужен. Мы тебе были – не нужны.

Джейме выбрал еще одно пирожное и стал жевать, не чувствуя вкуса. Бриенна с грустью глядела на это представление. Он проглотил и сказал:

- Не дано тебе меня понять, а впрочем, я тебя не виню. Ты женщина, причем женщина самого нежного, кроткого нрава. Интриги и хитросплетения дворцовой жизни тебе чужды. Впрочем, рад, что все еще находишь мое лицо красивым. Так ведь я и всюду красив, невзирая на шрамы… Правда, Бриенна Ланнистер?

- Тебе прямо нравится это новое имя?

- Да, нравится, - сказал он с пьяной прямотой. – Я всегда даю тебе новое имя, заметила? Нарек тебя Сир Бриенна. А теперь дал имя Ланнистер. Это делаю я, дарю тебе свои подарки… И я это дело люблю. И тебе бы имя должно полюбиться, хоть я и знаю, как ты нас ненавидела.

- Было, за что.

- Но ведь теперь не за что.

Она устало отмахнулась, поднялась и начала перекладывать вещи на столе у зеркала, стараясь привести в порядок не то свои безделушки, не то мысли. Он смотрел ей между лопаток и думал, как было бы хорошо теперь, когда Бриенна угомонилась, подойти и обнять ее, ощутить тепло ее тела, вдохнуть аромат нежных волос. Вместо этого он сунул в рот веточку петрушки и принялся с остервенением работать челюстями. Она оглянулась через плечо.

- Словно не наелся там, на пиру, - тихо заметила она, но без укоризны, а, скорее, с удивленной тревогой.

- Я очень волновался, - нашелся Джейме. – И ты тоже, как я заметил…

- Я, ежели волнуюсь, так не могу и кусочек проглотить.

- Ты всегда была робким дитем, Бриенна. Когда ты волнуешься, губы твои дрожат, и ты похожа на ребенка, которого злые родители выставляют перед толпою придворных. Мне всегда хотелось тебя в такие минуты обнять.

Она повернулась к нему, медленно вынимая из волос гребешок за гребешком. В ее движениях не было ничего соблазняющего, и взгляд ее скорее был печален, чем призывен.

- Если ты так многое замечал, зачем же делал со мной то, что делал? – тихо спросила она.

- Что именно?

Она молча смотрела ему в лицо. Он заметил, что ее щеки и шея покрываются краской стыда.

- Что же именно я делал, скажи вслух, - повторил Джейме, из чистого упрямства, и чувствуя себя скверно и возбужденно. – Разве брал тебя силой? Хоть раз?

Бриенна качнула головой:

- Нет. Я сама хотела быть с тобою и доставлять тебе радость.

- Вот.

- Но это было помехой, какой-то глупой игрой, которая тебе наскучила, и ты не любил меня.

Она произнесла это спокойно и убежденно, и только тут до Джейме дошло, что сказала она это самой себе – и не раз, и не два, а столько раз, чтобы принять горькое лекарство и излечиться.

- Но это неправда, - запротестовал он было, и замолчал, не в силах выдержать ее прямой и тихий взгляд. В нем не было укора или мольбы – «опровергни меня, обмани, солги, придумай что-то».

Он встал и прошелся по комнате, делая вид, что рассматривает убранство. На ковре под столом заметил сшитую из лоскутов куклу Сольви, она ее выронила, пока вертелась тут, наверное, - всегда радостная от чужого праздника. В этой девочке было удивительное свойство, она умела радоваться чьим-то радостям, как своим. Джейме, наклоняясь, чтобы поднять игрушку, вспомнил, как на ее именины собрали детей со всего замка, а служанки придумали развлечение – нужно было проткнуть деревянным мечом подвешенный к ветвям липы мешок, полный сладостей. Орешки, помадки, леденцы должны были выкатиться на расстеленную по траве скатерть. Тут начались возня да шум, малыши прыгали и тыкали в мешок затупленными мечами, а он только крутился на веревке, не желая поддаваться слабым ударам. Сольви не сумела мешок одолеть, тогда начали по очереди трудиться другие мальчишки и девчонки. К его изумлению и тайной гордости, Сольви всех поддерживала и кричала им: ну же, Пит, давай! Ну, Карита, постарайся! У тебя получится! И так далее, покуда, наконец, не явился в эту беснующуюся толпу Артур и, чуть свысока глядя, хмыкая и посмеиваясь, не рубанул по мешку своим тренировочным мечом. Тут сладости окатили дождем малышек и малышей, и все принялись прыгать и веселиться пуще прежнего. Джейме подошел к Бриенне, наблюдавшей за этим со стороны, и тихо сказал:

- Сольви очень рада. Замечательно придумали.

Она покосилась на него, ничего не ответив. Он мог только представить, какую истерику закатили бы все другие его дети – все до единого дети Серсеи - если бы не сумели быть первыми и главными в этом глупом соревновании. Малыш Джоффри уж наверняка огрел бы мечом по башке желающих покуситься на победу. Да, маленький засранец обладал огромным и черным сердцем, способным вместить в себя больше злобы, чем сам порой мог выносить…

Но Сольви. Но Артур. И Джейме ненавидел себя за это сравнение, и ругал себя, и гордился ими, и не мог с этим ничего поделать – эти дети, его дети, были сотканы из света и доброты, а у него не осталось достаточно любви, чтобы любить их так, как заслуживают.

Он вообще не знал человека, с которым Сольви хоть раз вступила бы в ссору, на кого она сердилась бы, испугалась бы его или сторонилась. Она как будто совсем не умела обижаться и обижать.

Джейме, притворно поохав, разогнулся и посадил куклу в кресло около камина.

- Что ты там стонешь? – спросила Бриенна, сделав к нему пару осторожных шажков.

- Спина, - сказал он, для убедительности потерев свою поясницу. – Стар я так низко склоняться.

- И то верно, - раздраженно проворчала Бриенна. – Оставь игрушку в покое. Пусть бы лежала. У Сольви много кукол. А ты? Чем только думал? Отвешивал Королю поклоны в пол, вот теперь и вступило в спину.

Джейме развел руками:

- Я благодарен всем, кто пришел на эту свадьбу. И тем, кто ее устроил. Я бы даже руку королеве Севера поцеловал, но она не далась бы.

- Ты ей противен, - усмехнулась Бриенна. – Джон Сноу говорил, что она знает Ланнистеров, как никто другой.

- Ну… Теперь она знает еще одну леди Ланнистер. Может, переменит свое мнение.

- Не сомневайся, не переменит, - сухо отрезала Бриенна. – И что это за разговоры от сира Давоса, что еще за гнойники, которые на тебе были, как на запаршивевшем кобеле?

- А, Давос, - холодно осклабился Джейме. – Вечно плетет ерунду. Старый благочестивый дурак.

- Он тебя спас, - Бриенна подняла брови. – Никакой благодарности, как вижу.

- Нет, отчего же. Я очень ему благодарен. Но не хочу о тех днях вспоминать. Я был… раздавлен. Разбит на голову. Совершенно впал в ничтожество. Ты не узнала бы меня в ту пору. Ведь ты помнишь мое тело прекрасным, гибким, божественно сильным…

Она поежилась, обняв себя за плечи. Улыбка у нее вышла кривой и безрадостной:

- Правда? А это не я ли мыла твое жалкое тело, когда ты лежал, умирая, с распухшей от морской воды глоткой? А прежде того – не я ли отмывала дерьмо и гной, пока ты оплакивал свою правую руку?

Тут Джейме было нечего возразить. Он подумал немного и начал рассказывать, невольно стараясь выставить себя чуть храбрее, сильнее, умнее, чем был. Он рассказал о мальчике по имени Эйрик, о девочке по имени Мелле, и еще о других детях, о доме Матери в горах, куда отвел малышню, напуганную, оборванную и грязную.

Потом настал черед еще более неприятных признаний, но тут Джейме обошелся сухими фразами вроде «желали меня пытать, да только ничего не вышло. Я не хотел с ними разговаривать». На этом моменте брови Бриенны поползли еще выше. К тому мигу, как рассказ Джейме дошел до кораблей дерзкой любительницы щелок, Яры Грейджой, в синих глазах его жены выступили слезы. Она отвернулась и заморгала, стараясь их скрыть.

Джейме было очень уж мерзко все вспоминать. Наконец, он кое-как добрался в своем рассказе до высадки на берег западного Застенья, и тут Бриенна не выдержала. Она подошла к нему, почти вплотную и, глядя сверху вниз, проговорила:

- Почему прежде не рассказывал? Ничего никогда не говорил!

И слова ее были обвиняющими, строгими, и Джейме тут же подумал – да вот поэтому, дубовая ты колода. Ни проблеска сочувствия в речи, хотя сама едва не всхлипывала! Упертая бабища!

Но вслух пробормотал, отводя глаза:

- Это казалось не… очень важным, знаешь ли. Были другие хлопоты. Насчет твоего мужа, Тормунда. Роды. Хищные звери. Глубокая яма посреди необитаемого леса. И другие важные дела.

Бриенна сжала зубы так сильно, что он видел мускул, дернувшийся под опушенной нежнейшим, сладким, как персик, золотистым дымком, щеке.

- Болван, - тихо процедила она.

- Виновен лишь в том, миледи, что не счел нужным вас беспокоить, - криво ухмыльнулся Джейме. – Мне не требовалась твоя жалость. И теперь не нужна.

- Болван, - повторила она, хмурясь. – Какой же несносный болван.

Она отошла от него и встала у окна, он видел ее профиль, освещенный пламенем свечей и отблесками камина. Одной рукой она обхватила свою талию, на которой все еще то и дело предательски распахивалось платье, а пальцы другой перебирали украшение на ее шее, кольцо Тормунда, которое она так и не сняла, даже ради свадьбы.

Джейме вдруг стало очень обидно.

- Скажи, - начал он, стараясь придать словам небрежную насмешку. – Зачем ты носишь его?

Бриенна покосилась на него, стоявшего у камина. Волосы ее начали рассыпаться, и расплетенная коса лежала меж ее лопаток – легкие волны белого и золотого.

- С тем же успехом, - веско сказала Бриенна, - ты мог спросить, «зачем ты любишь его». Затем, что я буду его помнить, видеть его в своих снах, и думать о нем, и скучать по нему. Когда Тормунд мастерил эти кольца и украшения, он видел красоту в невзрачном с виду камне… и все, чего он касался, расцветало и приходило в порядок.