Глава 3. Бриенна (2/2)

Она поджала губу, чтобы не тряслась, и уткнулась носом в шитье.

- Ты знала, что будет больно?

Бриенна не поняла, о чем он, и, стараясь, чтобы голос не дрожал, выдавила:

- Нет. Мне вовсе не больно.

- Я о том, что было вчера ночью. О постели. О том, как было много крови, и как ты кричала от боли.

- Мне… я…

Бриенна покраснела.

- Но я… Потом что-то воспламенилось во мне, - наконец, нашла она нужные слова. – Словно внутри нечто раскрывалось и цвело. И такие… странные… необычные… необычные… ласки…

Она запнулась и умолкла. Он негромко засмеялся, качая головой, а потом вдруг стал серьезен, посмотрел на нее в упор, словно только что заметил:

- Так ты в самом деле…?

Бриенне не удалось (к счастью, вероятно) узнать, что он подразумевал, потому что Джейме сразу же закрыл рот. Будто оборвал себя, с явной растерянностью.

И… Кем он ее считал?

Северной потаскухой, как выяснилось теперь, подумала она печально. А прежде того – тартской потаскухой, баратеоновской подстилкой. Особенно глупой потому, что ее девичество так при ней и болталось, было тяжкой, но необходимой ношей - как сума за плечами у нищего.

Потаскуха, несчастная и жалкая еще и от того, что никто не торопился внять ее немому призыву.

Джейме любил вспоминать Ренли к месту и не к месту, и Бриенна вскоре поняла, что ему доставляло особенное удовольствие думать о том, как ее надежды и мечты были отвергнуты. Лицо его в моменты этих шуток расцветало недоброй и острой, хищной – но мальчишески-искренней ухмылкой.

Хуже этих насмешек были лишь остроты по поводу ее невинности – и, спустя месяцы, когда она осталась одна, Бриенна вдруг поняла, что он попросту наслаждался двумя вещами: ее жалким положением и собственной мимолетной милостью.

Ее сильно рвало в ту ночь, но она трусливо спряталась в дальнем углу огромной замковой кухни. Запахи еды приводили ее в какое-то тошнотно-тоскливое состояние, однако, склоняясь над помойными ведрами, она думала лишь о том, чтобы Джейме ничего не узнал.

Когда она вернулась в спальню, умывшись и выполоскав рот ледяной водой так, что зубы ломило, Джейме налил ей огромный кубок с вином. Так он часто делал, надеясь, вероятно, что, опьянев, она не станет возражать. Ласки его к тому дню становились все более странными, а хуже всего было то, что он и ее кое-чему стал обучать. Она никогда не решилась узнать, откуда он этому научился.

Ответ был слишком очевиден, и ей было бы больно услышать правду собственными ушами. Он начал обнимать ее, Бриенна отпрянула. Чтобы он ни о чем не догадался, она опустилась перед ним на колени.

Все закончилось ужасной катастрофой – когда член его вошел уж слишком глубоко в горло Бриенны, желудок ее совершил отчаянный прыжок. Ее вырвало ему на бедро, и пришлось извиняться, она едва не плакала от растерянности и досады. Джейме смотрел на нее с жалостью, но и с тайным отвращением.

Он принес воды и умыл ее, и смыл с себя следы этой неправедной ласки. Они легли спать, Бриенна чувствовала свинцовую, тягостную усталость, ей было трудно даже говорить. Даже руки она едва поднимала, когда он помогал ей стянуть с себя рубашку. Он лежал рядом с ней, и ужасно далеко.

- Тебе нужно поспать, - услышала она сквозь дрему. Бриенна промычала, мол, никогда не была так согласна. – Ты ужасно устаешь здесь, слишком много всего на себя берешь, в последние дни ты просто мертвецки бледна.

Она опять забормотала себе под нос, а затем он погладил ее висок согнутым указательным пальцем и сказал:

- Но ты прекрасна. Помни об этом, помни всегда, это сказал тебе Джейме Ланнистер. Хорошо?

Она уже дремала, не ответила.

Перед рассветом, затемно, Бриенна проснулась от того, что Джейме не было в комнате. Она зачем-то отправилась его искать.

Это было ошибкой. Может, говорила ей Санса Старк, если бы ты не явилась его проводить, он погибал бы – и жил дальше – в полнейшем бесчестии, с позором, с грузом на сердце.

А мне было бы так радостно думать об этой его муке, добавила она, совершенно не дрогнув лицом.

Ее тошнило и тошнило, и стало уж слишком поздно, когда все открылось: и было бы истинным кошмаром, если бы, в конечном итоге, не было столь желанно и столь прекрасно. Она никогда не хотела ребенка, не от него, не от него, о Боги, нет, нет, нет: и постель, в которой она рожала, набрякла не только от пота и крови, но и от ее слез и криков, и от громких, отчаянных проклятий, которыми она в сердцах награждала Джейме Ланнистера. Так ей было больно.

Однако, когда все прекратилось, все стало каким-то неважным: в тот миг сердце ее наполнилось любовью и нежностью столь великими, что ненависть к Джейме отступила и растворилась в них.

Твое сердце способно прощать, с горечью заявила ей Санса, за это я люблю тебя. И за это тебя готова казнить.

Впрочем, ее гнев смягчился, когда она взяла Артура на руки. Он был таким прелестным младенцем, все в нем казалось им чудесным: его крошечные пальчики, и умное сердитое личико, и носик пуговкой, и чудные синие глаза. Они всегда были такие огромные. Синие, как море на Тарте. И он был очень маленьким и хрупким, и Бриенне казалось, что это невозможно, что люди не должны рождаться такими беспомощными и жалкими, такими, что ты плакать готов от нежности, умиления и страха за это нелепое существо.

Теперь это нелепое существо сидело перед ней в седле, вертело головой, считало ворон и жевало краюшку серого хлеба из запасов Яноса и Лонна.

- Куда мы едем? – то и дело интересовался он.

- Не вздумай больше есть эти ягоды, - в сотый раз сказала Бриенна.

- Ты уже говорила, мама. Я и с первого раза помню.

- Так, послушай меня еще разок. Это очень опасно, жевать что попало в лесах…

- Однажды я на спор проглотил вот такой комок смолы, - Артур, в своей вечной жажде поддержать светскую и любую иную беседу, энергично закивал.

Бриенна поморщилась. Она всегда подозревала, что игры малышни Винтерфелла принесли бы ей еще миллион тревог – если бы она досконально знала подробности.

- Смола не ядовита, - великодушно сообщил Артур, почувствовав, как она напряглась.

- Ты все на себе проверять собираешься? Умнейший план, нечего сказать!

- Я же тогда маленький был!

- Ты и сейчас не в летах.

- Теперь я уж много чего знаю, - надулся мальчик. – Почему сир Ланнистер желал тебя поймать?

- И тебя, если уж на то пошло.

- Должно быть, я ему приглянулся, - размышлял Артур вслух. Эта невинная (и раздражающая, видят Боги) уверенность в собственной драгоценной персоне порой до боли напоминала Бриенне его отца. - Из меня хороший выходит сквайр, он посмотрел и заметил.

- Должно быть, дурак дурака видит издалека, - хмыкнула Бриенна.

- И почему он говорил с тобой так, будто вы в ссоре? Погнался за нами, кричал и сердился. Ты его знала прежде?

- Мы были знакомы, - с неохотой призналась она.

- И ты с ним дружила?

Бриенна уставилась на лес, расступавшийся вокруг просеки.

- Нет, - в конце концов сказала она. – Доверять ему нельзя. И верить ни в чем нельзя, ты ведь сам видел, каким он оказался. Он высокомерный, напыщенный, очень неприятный человек.

- Напы… что?

Она засмеялась и поцеловала сына в макушку.

- Напыщенный. Надутый, словно индюк. Весь важный и богатый. В золотых доспехах.

- Я бы хотел стать напыщенным, как вырасту.

Бриенна опять захихикала, и Артур ей вторил.

Ему было радостно вновь отправиться с ней в путь, верхом, он опять был весел, бодр, в теплом плаще и в своих маленьких доспехах, и он всю дорогу щебетал, словно птичка.

В самом деле, это было неплохое - по счастью, почти безлюдное - путешествие. Бриенна прихватила достаточно хлеба, сыра и вяленого мяса, наполнила фляги молоком и патокой, и в одном чистом, из белой бязи, мешочке у них лежали ломти медовых сот, которые она тоже позаимствовала у покойных братьев. Да, эта дорога ей даже нравиться начала: пока, недели спустя, перед ними не встала, все еще огромная и непостижимая, сероватая в утреннем тумане, Стена.

Артур ахнул, задрав голову. Бриенна увидела, как с губ ее слетают облачка пара. Лес вокруг них стал густым, в прогалинах уже лежал первый снег. Вороны разлетались из-под лошадиных копыт, и тут же возвращались, чтобы клевать теплый навоз. Больше живности не было. Словно бы все вокруг замерло и застыло, вдыхая исходящее от ледяных стен безмолвие.

- Смотри! – крикнул Артур, вытянув руку. – Мама, смотри!

Подъемник скользил между длинными жердями, которыми оставшиеся дозорные чинили и подпирали некогда грандиознейший механизм. От ветра он раскачивался и, подхваченный порывами с края Стены, этот скрипучий звук разносился далеко вокруг. Лес начал редеть, она заметила вырубки там и тут. В одном из свежих пней торчал воткнутый в желтую древесную плоть топор.

Она вздохнула. Оставалось лишь надеяться, что в Дозоре не найдется людей, подобных Яносу и его брату. Она не хотела никого убивать. Она… проклятье, она так устала от необходимости прятаться, бежать и убивать, будто зверь.

Артур сказал вдруг, серьезно и спокойно:

- Если они станут обижать тебя, не приказывай больше бежать! Я могу управиться с мечом.

- С чего ты…

Она замолчала. Иногда этот ребенок слишком уж много понимал.

- Леди Санса говорила, что в Дозорах остались только самые отчаянные.

- И все же ты гостил в Кротовом Городке, и нам дозорные были рады. Помнишь? Думаю, что нет. Ты тогда маленький был, я тебя везде с собой носила.

- Помню, - с сомнением сказал Артур.

Она, конечно, не в гости туда направилась: следовало призвать к порядку кое-кого из тамошних. Но сына взяла с собой, как Санса не сердилась. Артур болтался в специальной тряпичной люльке, которую она носила на спине, поверх кожаного доспеха. Ему было три годика. При виде женщины в рыцарском облачении – и с ребенком за спиной – один из бунтовщиков принялся гоготать. Бриенна, вытащив меч из ножен, с легкостью пригвоздила весельчака к земле. Артур, дремавший за ее плечом, даже не проснулся.

- Куда тебя несет? – с возмущением сказал старик, когда она уселась за накрытый для гостей стол. Артур уж наелся горячего супа и теперь гонял по тарелке турнепс, политый золотыми шкварками. Бриенна слегка шлепнула его по руке, мальчик надулся. Потом передумал – и начал ловить вареные репки, положив на стол подбородок и широко разевая рот. Старик смотрел на него, слегка подняв седые брови.

- Мне нужно уйти от людей Запада, и как можно дальше.

- Иди на восток. Ищи приюта у леди Старк.

- Не могу, - она отвела взгляд. – Там тоже опасно.

- Объяснишь, в чем дело?

- Не в преступлении, - быстро сказала она. – Нет.

- Редко бывают преступницы с мальчишкой, повисшем на юбке…

- Мама не носит юбок, она рыцарь! – заявил Артур, рот его при этом был набит едой. Когда старик уставился на него в упор, Артур обезоруживающе улыбнулся. Пары зубов не хватало. Выпали в дороге, к большой радости Артура. Ему нравилось трогать дырки в своих деснах, как Бриенна его за то не бранила.

- Но все же бывают, - старик перевел на нее взгляд. – Что вы натворили? Муж бил, ты его и осадила?

- У меня мужа нет.

- Ясно. Насильника порешила.

И да, и нет, подумала Бриенна. Она сердито уставилась в свою кружку с кислым, острым пивом, которое здесь варили с добавлением перетертой сосновой коры – и вкус выходил не так, чтобы восхитительным.

- Из дозора тебя никто не выдаст.

- За мной явятся, - уверила она. – Непременно, лишь дело времени. Я не знаю, кто из наших преследователей выжил, но они придут сюда и станут требовать… и вы не посмеете ослушаться.

- Так он не твой?

Она в ответ криво усмехнулась. Потом отодвинула тарелку от Артура:

- Ты больше балуешься, чем ешь! Не голоден, честно скажи?

- Нет. Не знаю! Я репку не хочу, ну, я поел бы лучше медовых сот.

- Так пойди и поищи, там, в мешках.

- А еще мы собирались подняться вместе с дозорными на самый верх…

- Поднимемся, если станешь слушать меня.

- Разве я не слушаю?

- Разве я тебе только что не велела пойти к нашим вещам?

- Ах, вот оно что, - кивнул старик, когда мальчик, покочевряжившись, все-таки убежал. - Бастард. Благородный папаша требует его отдать? О, дай угадаю: ты не очень-то рада.

- Я его не отдам.

- Что вышло из чрева, оно только твое, а?

- Я его не отдам, - повторила она упрямо.

Несколько дней они прожили в этом холодном краю, пользуясь гостеприимством дозорных. Как ни странно, но старик – некогда командующий, теперь просто Старший из Ворон – держал своих немногочисленных подручных в железных рукавицах. Здесь царили безжалостная дисциплина, безупречный порядок и какой-то отчаянный, доживающий свой век, стоицизм.

- Ты выжила из ума, бастардова мамаша, - ворчал старик, собирая для нее провизию. – И выбрала же время идти к северу! Летом здесь стало прекрасно, так, что дух захватывает. Тепло, и солнечно, и урожаи на славу… Но зима по-прежнему способна убить, хоть и без мертвяков.

- Еще не зима, - тихо заметила Бриенна. – Даже листья не облетели.

Он только хмыкнул. Хотя и ругал ее последними словами, все же он относился к ней, как к равной, и за это она была благодарна. Утром последнего дня, держа ее лошадь за поводья, старик сказал:

- Ты вряд ли сумеешь отыскать Сноу или Тормунда Великанью Смерть, эти двое, хоть и правят одичалым народом – но там, в тех землях и они что игла в стоге сена. Они перегоняют стада, никогда подолгу не останавливаются… Я размышлял, и вот что пришло мне в голову. Послушай же. Я дам тебе фонари и целую флягу горючего масла. Темнеет рано, за Стеной еще раньше, чем тут. Зажгите фонари и двигайтесь все время к северо-востоку. Не плутайте в сумерках, всегда держите фонарь поднятым. Там, я указал на карте, есть место, куда вам нужно дойти.

- Что за место? – нахмурилась Бриенна.

- Не Красторов дом, - проворчал старик. – Говорят, давно пепелище. До сих пор можно кости в углях найти. Человеческие.

- Так что за место?

- Это тормундов дом. Одна из его стоянок. Поместье «Тысячелистник». Он выстроил его не так давно, но сам не живет в нем. Там приживают какие-то его старые, как сама земля, тетки, и старик – калека и слепец. Больше людей не бывает. Однако я знаю, что, рано или поздно, как глава рода и преданный внук, он туда явится.

- «Тысячелистник», - с сомнением сказала Бриенна. – Разве он не кочевого племени?

- Он выстроил дом для своей родни, не для себя. Но, говорят, там хорошо: вокруг на многие лиги леса, горы, речные разливы и глубокие озера. Много дичи, рыбы, ягод и орехов, земля плодоносит, а вражеские кланы обходят его стороной, боятся ярости Тормунда. Она будет страшна, если рыжий бес узнает, что старикам нанесена обида. Так… ты услышала меня?

- Да.

- Ты обещаешь, что поедешь туда, никуда более?

- Хорошо, - промямлила Бриенна.

- Если бы я мог, то послал бы его родным весть о тебе, но они не принимают ворон. И вОронов тоже. Решили жить по старым обычаям своего народа. Что «жить»? Доживать. Я и сам уже не смог бы нигде преклонить голову, я врос в Стену, как и она в меня.

Пришел еще один дозорный, ведя за руку Артура. На мальчике был подбитый беличьими шкурками плащ, ему пошили дорожную сумку и теплые печатки. Сапожки тоже проложили мехом и кусочками сваляной овечьей шерсти. Дозорные подняли Артура, помогая Бриенне усадить его впереди себя.

- Ты-то мамку защитишь? – спросил старик. – Будешь ей подмогой и опорой?

Артур с торжественным видом закивал.

- И не сомневайтесь, сир дозорный!

- Тогда вот тебе мое поручение: все время держи в руках фонарь, как зажжете его в сумерках. Держи, не выпускай, мальчик. Ты смышленый и ловкий, ты все сделаешь как надо.

- Так и сделаю, сир! – гаркнул Артур с огромным удовольствием: ни дать, ни взять, сквайр-новобранец на тренировочном дворе.

Старик отдал ему фонарь.

- Почему мы должны его зажечь?

- Сама поймешь, - сказал дозорный. - Иначе дороги не разобрать. И… если вы подъедете с южного склона, то вас заметят издалека. Может, подмогу вышлют. Вдруг чего…

Он замолчал и отошел от них, качнув головой.

Бриенна поежилась, но вежливо покивала.

- Куда это мы направляемся? – осведомился Артур, едва они прошли сквозь ледяной тоннель. – Мама?

Она молчала, уставившись перед собой. Старик был прав. Осень тут превратилась из золотой и ранней – в позднюю и слякотную. Ущелье поросло редким лесом, и вело куда-то наверх, к синему и низкому, холодному небу. Ветер гнал по нему обрывки серых туч и белых облачков.

Под деревьями лежали полосы снега. Кое-где он, впрочем, растаял, обнажая глубокую рыжую грязь и померзшие травы. Бриенна тронула лошадь, та пошла вперед быстрее.

- Куда? – повторил Артур, с любопытством озираясь. Он наклонился, глядя себе за плечо, заметил кого-то на Стене и махнул рукой, улыбаясь во весь рот. – Увидимся, сир ворона!

- Пожалуйста, не крутись.

- Я хорошо держусь в седле! Куда?

Не на Тарт, подумала она в горестном предчувствии. Сердце ее сжималось от страха. Далеко-далеко, на много миль вокруг не было ни души, ни единого живого человека.

- В поместье «Тысячелистник», - после долгой паузы, наконец, сказала Бриенна.