Часть 2. Сырость, вишня и зеленый чай (2/2)

Не сказать, что в их школе хорошо относились к геям, но к агрессивным гомофобам, видимо, еще хуже.

Его выгнали из футбольной команды, точнее попросили уйти, с ним перестали общаться друзья. Иногда ему казалось, что он сам сходит с ума от одиночества. Потом привык. В институте даже не пытался найти компанию, на работе тоже в основном только приятельствовал.

Марк сдал ЕГЭ в резервные дни и поступил на бюджет психфака МГУ, Ваня едва наскрёб баллов на выбранный институт. История могла на этом закончиться, но не закончилась.

***</p>

За неделю Иван умудрился довести себя до такого состояния, что по её истечению ему внезапно стало всё равно. Что худшее может случиться? Все знакомые узнают, что он гей? Да пофиг, он не спал нормально с прошлого года. Ментальное здоровье держалось на тоненькой ниточке тупой надежды. К доктору он, естественно, не пошёл.

К счастью, Инга уехала на несколько дней в командировку, и ночами Иван был предоставлен сам себе. Мог спокойно слоняться по квартире и предаваться страданиям. Когда она вернулась, пришлось делать вид, что дела его идут лучше, но дела его никуда не шли вовсе. Боясь провалиться в кошмары о том дне, Иван предпочитал игнорировать сон настолько, насколько это было возможно. Сказывалось ли это на работе? Можно догадаться.

Ко вторнику жара спала, но Иван всё равно потел от одной мысли о предстоящей встрече. И вроде мысленно он успокоился, тело имело своё мнение на этот счёт. Как тренер он видел каждый свой нервный зажим, но закрывал на это глаза.

На этот раз в кабинете было светло. Можно было разглядеть картины — какие-то цветные мазки и размытые цветы, ничего примечательного. Чёрная штора была не задёрнута, из окна открывался унылый вид на дорогу.

Пахло вишней и немного дымом, как от новомодных курительных штук.

Несмотря на на обилие магических примочек (на угловом столике даже маленький котел стоял), при дневном освещении комната выглядела обычно, совсем не загадочно. Как и сам Марк, который сосредоточенно печатал на ноутбуке, не отвлекаясь на вошедшего.

Иван кашлянул, привлекая к себе внимание.

— Ты пришёл, — сказал Марк почти удивлённо. Ивана это возмутило. Как будто у него был выбор!

— Разумеется, я пришёл. Ты шантажировал меня.

— Не преувеличивай.

— Я не преувеличиваю! Это был самый настоящий шантаж, что бы ты там ни представлял в своей больной башке.

Марк шутливо поморщился, изображая оскорблённую невинность.

— Извини.

— Располагайся, можешь попросить у Юленьки чай, кофе, конфетки. А я с твоего позволения поработаю.

— И это всё?

— Прошу прощения? Хочешь дружески поболтать? Или понравился запах жжёной полыни? Могу подарить тебе пучок.

Иван промолчал, не зная, чего он на самом деле хочет.

Он тоже попытался поработать, но мозги вообще не соображали. Попробовал позалипать в новостную ленту, но все заголовки сливались в одно пятно. Выпил зелёного чая, потому что кофе уже не лез в глотку. Марк тем временем вёл утомительную беседу о рекламной интеграции. Он говорил сухо, по-деловому, без своего обычного подначивания и обещания в голосе. Это было так странно.

«Нет, я не буду есть в кадре… Мне всё равно. Пишите кому-то из «Битвы экстрасенсов» тогда, они за сто баксов экскременты на камеру проглотят».

У Инги для подобных вопросов был семнадцатилетний менеджер, который работал за копейки. Непонятно, почему Марк занимался этим сам. Другой вопрос — почему Марк вообще выбрал эту… стезю.

Когда телефонный разговор закончился, Иван спросил:

— Почему ты… Занимаешься этим?

Марк поднял голову от ноутбука, в котором не переставал печатать в процессе звонка.

— Почему я не использовал свои таланты во благо человечества?

— Ты был лучшим учеником школы, поступил на бюджет психфака МГУ.

— О, ты следил за моей жизнью. Я польщён… Во-первых, я вылетал из универа три раза. Во-вторых, на этой работе я могу сказать всему миру, что Юпитер зашёл за Нептун, и лежать трястись под одеялом у себя дома. Вряд ли работодатель или клиенты обычного психолога будут столь же понимающими. И в-третьих, хотя, наверное, следовало назвать в первую очередь, я купил квартиру в Москва-Сити, снимая венец безбрачия.

Иван поймал неприятное ощущение, что Марку нравилось ковырять самое больное для себя. Бросать это в лицо как обвинение, как оскорбление. И он вёлся, дурак. Впрочем, он и не отличался умом никогда.

Именно поэтому он решил спросить:

— Ты… э-м-м… больше не пытаешься прыгнуть с крыши?

Марк закатил глаза. В этом практически не было театральности, только настоящее раздражение.

— Смотрю, годы не научили тебя тактичность. Нет, я не прыгаю с крыш. Существуют таблетки, если ты не знал. С ними я живу полноценной жизнью. Почти.

Иван не хотел знать, что входит в это «почти».

Больше они не разговаривали. Иван почувствовал себя неловко. Не следовало задавать такие личные вопросы. Они не друзья всё-таки. А Марк, похоже, и не хотел с ним общаться, действительно заботясь лишь о сохранении репутации.

— Кстати, спросить хотел, — бросил Марк ему вслед. — В каком году ты женился?

— В две тысячи семнадцатом, — ответил Иван, ожидая подвоха.

— Ого, какое совпадение! — притворно удивился Марк, гадко улыбаясь. — Кажется, тогда мы виделись в последний раз.

Иван вышел из кабинета, кипя от гнева. Всё это было частью ублюдской игры, а он поверил, как всегда.

Его сознание могло переварить крышу, но события семнадцатого отдавали кислым, чернющим ужасом. Ещё и об этом он думать попросту не мог, не сойдя с ума. В этом и был план, верно? Как там сказал Марк? «Если падать, я хотел утянуть тебя с собой». Он явно решил повторить свой школьный трюк, который получилось исполнить на ура.