Часть 20 (1/2)
Поздней зимой ощутимо теплее на улице, нет прежнего яростно настроенного холода. Чимин прохаживается по проложенным камнями дорожкам, избегая слякоть и грязь — на нем короткие меховые сапоги, совсем не предназначенные для улицы; бесцельно плутает посреди голых деревьев, подставляя спину и лицо прохладному ветру, в то время как в голове гудящая пустота. Пери истязал сам себя тревожными мыслями, осталась лишь одна ноющая надежда, что король за это время перестал видеть в нем игрушку. Надежда, что с ним больше не будут играть, но каждый день страх лишь нарастает, а успокоить его некому. Чимин даже поделиться с кем-либо не смеет: вдруг этот кто-то окажется еще более предан монарху, чем сам Юнги? Хотя, казалось бы куда еще больше, да?
-Пора ужинать. — чопорно зовет его ко столу главный лакей, встав у входа в сад.
-Господин Мин вернулся?
-Нет. — Чимин отрицательно качает головой, отказываясь от еды. Он идет дальше, к некогда цветшему цветочному лабиринту. Аппетит ему вернет лишь весточка от Хосока, хотя бы блеклый намек на скорую встречу. Это такая мука находится в одном необъятном городе, и не иметь удачи встретиться? Раньше они не покидали друг друга больше суток, даже когда особо сильно ссорились. Чимин и Хосок физически не могли быть в разлуке, даже когда армия короля напала на их поселение, эти двое спина об спину защищались, пока генерал Ким, как примитивное животное, не утащил его бедного беззащитного Хосока за шкирку. Кустарники тянут к пери свои корявые ветки, давно не видевшие ухода, и Чимин чувствует с ними некое родство: он такой же оголенный, чувствительный и всеми забитый. Пери не чувствует себя в безопасности в этом доме, среди этих людей, приближенных к королю. Больше нет. -Не идите далеко! Вы без лампы! Маршал Мин будет нас ругать! — разозленный лакей, презирающий единственно выжившего пери, зло приказывает принести ему лампу и, недовольный, идет в сад.
Хосок нервно притаптывает пока наблюдает, как ставят его шатер. Он видел, как землю сначала вырыли и в яме развели костер, чтоб внутри было тепло, и только потом вокруг костра начали суетиться. Шатер уже практически готов, из проема наверху идет тугой серый дым, а какой-то мелкий альфа раскладывает внутри лежак и одеяла. Фей не ищет взглядом генерала, прекрасно знает, что затеет драку, как только увидит самодовольное выражение на его напыщенном лице. Хосок не допустит, чтобы они спали в одном шатре, на одном лежаке, это уже какой-то дешевый сюр. Он быстрее позволит горло себе перегрызть, чем упасть в глазах десятков воинов.
Хосок не знает, что его ждет впереди, но обязан иметь хоть какой-то вес, какое-то уважение. О преданности и не идет речи. Пока что.
-У-ужи-ин! — разносится над лагерем зычный голос полевого поваренка, который, как полагает Хосок, даже готовить не умеет, поэтому морщится, не обращая внимание на недовольное бурчание живота.
-Ваше место готово, молодой господин. — Бахи держит в руках свой меч в ножнах; она осталась в одном гамбезоне, успев где-то снять кожаную броню, но даже так она выглядела довольно воинственно.
-Где шляется Ким? — не выдерживает Хосок, уверенно шагая вперед, к собственному шатру. Кашица под ногами противно чавкает, утопая в тошнотворном чавканье остальных. Весна уже ощущается в воздухе, хотя ночью еще по-зимнему холодно. Но не до заморозок, что уже радует.
-Генерал распределяет дозор по периметру. — Бахи приоткрывает тяжелый полог, пропуская Хосок вперед, и альфу обдает ни с чем не сравнимое тепло. Хосок тут же стонет бесстыдно, поближе подходит к костру, на ходу раздеваясь. -Мне наказано охранять Ваш покой, поэтому я тут, рядом, зовите. -Бахи исчезает за пологом после кивка альфы, и Хосок, подтянув поближе к костру лежак, скидывает с себя сапоги, в которых ноги уже онемели, шубку и шапку. Ложится, тянясь к теплу, вытягивает ближе к огню свои бедные ноги, благодарный, что кто-то умный и подготовленный додумался утеплить шатер. На альфу вмиг наваливается вся усталость этого бесконечного дня, тело словно наливается свинцом, тяжелеет даже голова. Хосок бросает мимолетный взгляд наверх, куда через специальный проем струей вытекает дым, и надеется, что ночью не пойдет дождь. Для снега уже слишком тепло.
Вот бы еще покушать что-нибудь горячее, не такое сомнительное, как стряпня полевого повара, и жизнь на мгновенье стала бы лучше.
Хосок просыпается от непонятного копошения. Он уже не так близок к огню, кто-то отодвинул лежак вместе с ним подальше; его скинутая шубка распластано висит на вколотых в землю палках, сапоги стоят там же. Лежак позади него шуршит, и Хосок, резко обернувшись, видит спину генерала. Сам альфа шнурует свой сапог, стараясь не шуметь; на нем все еще кожаная броня, а волосы смяты после сна. Хосок настолько сильно отрубился, что даже не слышал, как зашел альфа?