Глава 24 (1/2)
***</p>
Антон хочет сбежать всей душой из этого плена, и сегодня — его единственный шанс. После всех прогулок на улице он узнал, что ночная стража обходит базу везде, кроме северо-восточной стороны; к тому же, в том направлении стоит артиллерийская башня, которая чаще всего свободна. Да и Кузьмитрий растерял бдительность, из-за чего именно сегодняшний день так хорошо подходит для побега. Осталось лишь сделать так, чтобы ночью у тюремщика не было причины проверять, как там Антон…
Как только в его голове прозвучало это имя, Кузьмитрий вошёл к нему в камеру, будучи явно не в духе, и это слегка пугало юношу. Молча подойдя к своему пленнику, он натянуто улыбнулся и поправил чужую чёлку, специально показывая, что любуется личиком парня.
⠀
— Помнишь, какой сегодня день? — с тем же выражением спросил надзиратель, но в ответ ничего не услышал, поэтому решил продолжить. — Сегодня тот самый день, когда либо ты мне расскажешь о лагерях твоих чёртовых повстанцев, либо я окажусь к тебе куда ближе, чем прежде.
⠀
Антон до сегодняшнего дня надеялся, что этот человек забыл об этом, но нет — видимо, тот не забывал ни на секунду. И сейчас, когда, как заметил шатен, у Кузьмитрия в руках застыли наручники, становится страшно.
⠀
— Даю тебе тридцать секунд на ответ, — развязывая тугие верёвки, сдерживающие запястья мятежника на перилах стула, тюремщик подставил ухо к его губам, чтобы уж точно услышать чужие слова, если они вообще будут. — Где все твои люди? Что они задумывают? Сколько у тебя людей? Отвечай, это ведь ради твоей же безопасности.
⠀
Шастун никогда бы не рассказал и не смел рассказать сейчас, потому что восстание — это дело всей его жизни. Но этот человек напротив… Он не остановится ни за что, ведь он отвратительный, ужасный и жестокий человек.
Тридцать секунд тянулись так, как тянутся тридцать минут, и за это время Антон подумал и о своём прошлом, и о том, как всё будет в будущем, и о своём побеге, и о своём желании мести, но о том, чтобы предать и сдать свой народ с потрохами, не было ни одной мысли. У него всё готово для побега, именно сегодняшней ночью всё закончится, и позволить Кузьмитрию нарушить его планы — это самоубийство. Шастун сопротивлялся все эти две с лишним недели, будучи в плену, но сейчас сопротивляться нельзя. Нельзя. Нельзя…
⠀
— Время прошло, — с разочарованным вздохом произнёс надзиратель, и эти слова обрушились на младшего, как цунами. — Я бы сказал, что мне очень жаль, котёнок, но мне не жаль.
⠀
Холодный пот сразу покатился по лбу Антона, а напряжение охватило всё его тело до такой степени, что он ничем не мог пошевелить. Зато Кузьмитрий мог.
Он крепко вцепился ладонью в руки юноши и надел на них наручники, чтобы ему точно ничего не мешало сделать то, что захотелось и пришлось сделать. Отодвинув спинку кресла назад, тюремщик с удовольствием посмотрел на серьёзное, но всё равно напуганное лицо пленника и запрокинул его руки за спинку наверх, давая себе волю теперь делать всё.
Антон старался не обращать внимание на то, что происходит, но это было невозможно — он слишком хорошо чувствовал, как ему расстёгивают рубашку, как его целуют на всех открытых участках кожи, как придушивают, как давят на ноги чужие колени. А в голове всё кружилась одна и та же мысль: «нельзя сопротивляться, мне нужно сбежать этой ночью».
⠀
— Как же приятно ощущать, как напряжены твои мышцы, — прогуливаясь ладонями по торсу командира, произнёс с усмешкой Кузьмитрий. — И мне нравится, что ты даже сейчас пытаешься сохранять стойкость и храбрость. Но я уверен, что ты сломаешься.
⠀
И снова усмешка…
Сердце стукнуло от страха слишком громко, когда тюремщик принялся стягивать с него брюки, и как бы Антон ни старался оставаться сильным, сейчас он понял, что гораздо слабее, чем его враг. Было даже страшно представлять, что произойдёт вот-вот, и хотелось лишь надеяться, что кто-нибудь войдёт в камеру и спасёт…
Но никого нет и не будет. Шастун здесь один на один с человеком, которого ненавидит и который сильнее его. Воля сама собой подломилась, глаза зажмурились, а дыхание сбилось, и тело всё-таки задрожало. С каждым касанием Кузьмитрия становилось всё страшнее осознавать реальность. Каждый его вздох пугал. Каждое слово, произнесённое шёпотом, заставляло задуматься о том, чтобы всё-таки рассказать ему всё, о чём он просит. Но нельзя.
Тело понемногу само стало сопротивляться, но Антон уже этого не понимал, стараясь сосредоточиться на мысли, что сегодня его долгожданный побег. Он не сломается — он будет думать о побеге до конца своего пребывания здесь. Он хочет вернуться к своим людям. Он просто хочет сбежать отсюда.
⠀
— А теперь расслабься, — весь мокрый от пота и запыхавшийся от страсти, попросил надзиратель и примкнул своим телом к чужому, всем своим видом говоря, что всё произойдёт именно сейчас. — Не бойся, я обещаю, что не буду делать тебе больно.
⠀
Но он никогда не сдерживал обещания…
⠀
***</p>
Антон очнулся в холодном поту. Сердце почти выбивалось из груди, а руки тряслись, как после долгой пьянки. За окном только-только рассвело…