Глава 3. Во весь голос. (2/2)

– Как бы сказать, – цукумогами не могла отказаться от мысли, что совершает огромную ошибку, – Понимаете ли…у Вас есть спички?

Юка замерла. Отложив подальше острейший нож, чьё лезвие лениво поблескивало от еле редких солнечных лучей, она медленно, как по сценарию, повернулась к каракасе.

– А зачем тебе они? – Юка настороженно подняла бровь.

– Да так, – Когаса отвернулась к окну, не способная выдержать сверлящий её взгляд. На улице, где-то далеко, неугомонно свистел ветер, – покурить захотелось…

– Эх, Когаса, – сказала хозяйка после недолгого молчания, легкой поступью подойдя к собеседнице, – бросай ты это дело. В этом нет ничего хорошего.

– Разве курение вредит ёкаям? – озираясь, осторожно спросила цукумогами, – Мы же не подвержены людским болезням, насколько я знаю…

– Понимаешь ли, неважно, вредит ли оно нам или нет, – Ёкай начала мягко поглаживать Когасу по голове, как кошку, отчего та засмущалась, раскраснелась, – Главное – как оно влияет на нас как на личностей. Ведь курение это, в первую очередь, привычка. А пристраститься можно и к самым безвредным вещам. Однако, когда ты от чего-то зависишь, то же курение, например, ты становишься слабым. Ты теряешь самостоятельность, способность жить без этой привычки. И я думаю, что ты не должна быть слабой. Насколько долго ты куришь?

– Вот только хотела начать… – Юка гладила аккуратно, без нажима – её руки были словно бархат, не сухие и не жесткие, как можно было предполагать, учитывая, что она регулярно работает в поле.

– Ну и не надо, – хозяйка взяла у цукумогами сигарету и бросила её у угли хибати, – Лучше посмотри-ка сюда.

Когаса повернулась на звук, однако вместо Юки увидела себя в карманном зеркальце с ручкой. Вид у неё был удручающий: бледно-красное измождённое лицо с небольшими кругами под глазами, тонкие посеревшие губы. Отсутствовал даже намёк на малейший огонёк в разноцветных глазах. Единственное, что преображало это неприятное зрелище, – ромашка с длинными белыми лепестками и яркой желтой серединкой, лежащая между её бирюзовыми локонами. Однако Когаса в зеркале не была похожа на себя обычную, розовощекую и всегда готовую помочь. Она казалась ненастоящей, вычурно искусственной, как печальная кукла. Только один раз за всю жизнь цукумогами выглядела так же, как и сейчас.

Первое время после того, как ей запретили ходить на кладбище, она была жутко подавлена. Её лишили любимого дела, любимого места – теперь пугать людей бессмысленно. Её нигде больше не боялись. Кладбище для неё было чем-то особенным; среди сотен заросших могил и Ёшики, мирно бродящей неподалеку, её громогласное «Бу!» и последующие за ним визги и крики посетителей могли насытить её на дни вперед. Неподдельное удовольствие наполняло её с головой, и в первую неделю после запрета она могла отдать всё за возможность вновь переступить порог кладбища и затаиться за невзрачной каменной могилой среди опавшей листвы и хиганбан. За это время Когаса сильно исхудала – она стала похожа на ходячий, обтянутый кожей скелет. Сказывалось и отсутствие аппетита, и неспособность кого-либо напугать вне кладбища – уже каждый житель деревни слышал о ‘той самой девочке с зонтиком’. Её никто больше не боялся. Всю сознательную жизнь она пугала людей, а теперь ей ничего не оставалось, кроме как бросить это дело, потеряв предназначение, присущее каждому цукумогами.

Но раз она смогла вырваться из пут предначертанного, проложила путь, который она выбрала сама, то и это испытание она переживёт. Так думала Когаса, разглядывая своё отражение во всех деталях.

– Очень мило, спасибо, – она улыбнулась, спрятав пару локонов за ухо.

– Вот и славно. Ладно, приступим к насущному, – Юка села напротив неё, закинув ногу на ногу, – к твоей работе.

Ёкай открыла лежавший на столе белый футляр и достала из него сломанные тёмные круглые очки в тонкой металлической оправе. По левой линзе диаметром шла трещина, а часть стекла отсутствовала. Правая же только поцарапалась. Одна из дужек откололась. Тот, кто разбил очки, неплохо постарался, хоть и не завершил начатое.

– Ну и ну, – каракаса слегка сморщилась при виде предстоящей ‘работы’, – плохо дело. Даже не знаю, смогу ли я починить это.

– Сможешь, не беспокойся. Если захочешь, сделаешь очки с нуля. А эти побудут образцом. И не бойся, я обязательно заплачу, – Юка провела пальцем по изогнутой оправе, – Они хорошо послужили мне летом – великолепно защищают от солнца во время работы. Точнее, защищали, пока какая-то мерзость их не сломала, – на её лице ярко выступило отвращение, будто виновник стоит прямо перед ней, – скорее всего, это сделали феи. Вообще, давно я их не видела – обычно они целыми днями резвятся на лугу. А ты общаешься с ними?

– Пару раз пересекалась. Только и всего, – Когаса пододвинула стоящую поодаль чашку к себе. Было бы неуважительно оставлять её на краю стола, особенно здесь и сейчас.

– Повезло. Хотя, тебе детей в жизни и так хватает. Шумные, неугомонные, иногда невоспитанные – но что с них взять! – Юка наигранно пожала плечами, – А феи – это самые настоящие дети-переростки. Наглые до ужаса, особенно одна, в синем платьице. Если людей можно чему-то научить, то их – никогда. Но, как и любые другие дети, они очень милы – этого у них не отнять. Когда они делают какую-то пакость – у меня даже злиться не получается. Вот как!

Мерзкий холодок пробежал по спине цукумогами. Каким-то образом Юка узнала, что она работает няней. Не сказать, что это тайна, но нередко находятся жители, которым не нравится, что воспитатель людских детей – ёкай с противоречивым прошлым. Вдруг она вызовет ребенка на даммаку-дуэль и покалечит его! Или вовсе съест! Благо, Кейне и Рейму давили зачатки недовольства ещё в зародыше. Однако ради безопасности они решили свести упоминания Когасы как няни к минимуму. Им не хотелось, чтобы какой-то деревенщина решил поиграть в героя справедливости ценой жизни цукумогами.

– Не думала, что Вы знаете о моей второй работе, – с прищуром Когаса посмотрела в глаза хозяйке. В ответ та лишь чинно улыбнулась, немного склонив голову на бок.

– О работе няней? Разумеется, знаю – не буду же я приглашать кого попало. Как мне доверять тому, о ком я ничегошеньки не слышала?

– И оправдываю ли я Ваше доверие? – с неприкрытым интересом спросила каракаса.

Юка слегка опешила от вопроса – она не ожидала, что Когаса будет допытываться у неё ответов, – однако быстро взяла себя в руки.

– Пока что – да, – сохраняя теплую материнскую улыбку, сказала хозяйка, – Безусловно, есть огрехи, никто не идеален. Но ты – прекрасный слушатель, а этого мне только и надо. Другие бы давно бросили это дело.

– Приятно слышать, – Когаса пыталась выглядеть серьёзно, но легкий румянец на щеках выдавал её с головой. Похвала Юки дорого стоит, даже если это обыкновенная лесть. Хотя кое-что странное, неестественное было в её словах, – Однако я не могу понять, почему Вы думаете, что Ваше мнение никому не нужно. Вы как-никак авторитет, одна из сильнейших в Генсокё. Я уверена, многие хотели бы познакомиться с Вами поближе.

Юка, нахмурившись, подперла голову рукой и безынтересно окинула каракасу взглядом. В нём не было злобы или возмущения, лишь непонятная для Когасы усталость.

– Да, я сильнейшая, это глупо отрицать. Но за всё надо платить, – она помрачнела, лицо её скривилось в горькой усмешке, – Скажи мне: как ко мне относятся люди?

– Они боятся Вас… – после недолгого молчания ответила цукумогами. Трепет вновь накрыл её волной. Уже было не понять, тешит ли Юка таким образом своё самолюбие, недовольна ли она её любознательностью или просто хочет что-то донести.

– Именно, – Юка печально повернулась к окну, – Людской страх – главный источник могущества ёкаев. Кому как ни тебе это знать. Чем больше тебя боятся – тем ты сильнее. И наоборот. Только страх, каким бы важным он для нас не был, вреден. Он отдаляет, отрезает от остального мира не только того, кто боится, но и того, кого боятся. Он делает слабым. Я привыкла жить обособленно от остальных – могу просуществовать так ещё не одну сотню лет, поддерживая свой статус и репутацию. Но иногда очень хочется избавиться от них, стряхнуть, как землю, ведь часто они только мешают жить. Ты сказала, что многие были бы рады со мной познакомиться. Чушь. Им не интересна я как личность, а лишь как монумент или, зная мою силу, как инструмент. Такие отношения – кукольные, ненастоящие. И если кто-то захочет меня использовать, то ему не будет пощады. Да и будет ли кто-то соваться в логово зверя? Только тот, кому жизнь не дорога. Хотя тут я тебе признательна, Когаса, далеко не каждый пойдёт мне навстречу, – ёкай бросила на каракасу беглый, но, тем не менее, полный добродушия взгляд.

Слова удивили Когасу: раньше чувства Юки казались ей чем-то крайне отдалённым, непонятным, как на них не посмотри. Она обладает невероятной силой, имеет в распоряжении огромнейший цветочный сад, может жить в своё удовольствие, не зная укора со стороны окружающих. Её по-настоящему боятся, а к мнению прислушиваются, каким бы оно ни было. Глядя на сильных мира сего, Когасе часто не верилось, что они такие же, как и все остальные, со своими проблемами и тараканами в голове – ведь с ними нельзя не считаться, а значит их что-то отличает от других. Не может же Рейму, например, расстраиваться после ссоры с Марисой – ей Генсокё спасть надо! А если сейчас откроется ещё один мавзолей с древними, словно грязь, отшельниками? А если с реки вновь повалят духи из-за того, что кто-то заснул на работе? Но, походу, не всё так просто, как зачастую хочется думать.

– Бросьте, не такое уж это и большое дело. Я всегда к Вашим услугам, – Когаса в смущении почесала затылок, – Если Вам что-то нужно или захочется пообщаться, Вы знаете кого звать.

– Пренепременно.

Мирное, чинное, какое бывает только в полдень, молчание опустилось на Солнечный луг. Даже бесноватый ветер, кажется, наконец улёгся, лишь изредка посвистывая между подсолнухами, переставшими напоминать мутную кашу. Каждый лепесток пожелтел, вытянулся, словно хотел дотянуться до первых лучиков солнца, уже пробившихся сквозь когда-то непроглядный туман. Вот, рядом с окном, пролетел непонятный жучок. Он присел на посиневший куст лобелии, походил туда-сюда, поскрёб лапками, вдохнул аромат цветов, да и двинулся восвояси. Его ждут дела – жизнь продолжается, а она не терпит опоздавших.

– Получается… – Когаса, развеяв тишину, в небольшой растерянности подняла давно остывшую чашку с чаем, – За знакомство?

– За знакомство.