Глава 3. Во весь голос. (1/2)

В доме повисла тишина. Пока Юка хлопотала по хозяйству, постелив скатерть и расставив посуду на столе, Когаса уныло смотрела в потолок в надежде, что её мучения скоро закончатся. Иногда, сидя на мягкой кровати, цукумогами проваливалась в полудрём, уносясь в дальние дали, будто она сейчас в целости и сохранности у себя в футоне, а всё, что с ней произошло, – это так, обыкновенный кошмар.

Когаса, когда она не бродила по бесконечным просторам подсознания, делала только одно – недовольно косилась то на Юку, то на дверь, преградившую ей путь к свободе. Исполински высокая, она грузно стояла, скалой закрывая вход в дом. Хлипкие деревенские сёдзи в сравнение с ней и близко не шли. Молчаливо возвышаясь над комнатой, дверь-оракул, казалось, пристально смотрит за ней, отмеряя каждое движение – только бы она не сорвалась и не убежала.

– Что-то на уме?

Цукумогами вздрогнула. Голос Юки мигом вырвал её из раздумий. Хозяйка незаметно для Когасы закончила дела и уже собралась на улицу. Она зашнуровала ботинки и лишь ожидала реакции гостьи, постукивая ногой по дощатому полу.

– Да так, ничего особенного. Не обращайте внимания. – Когаса вскочила с кровати, отряхнулась и встала, как ни в чем не бывало.

– Ладно, как знаешь, – как бы невзначай Юка развела руками, слегка ухмыльнувшись, – Если что, то чай уже на столе. Уже скоро мы будем приступать к празднованию, – она грациозно развернулась, схватила ручку двери и, перед тем как выйти, неожиданно выглянула из-за плеча, – Ты только никуда не уходи, я скоро вернусь.

Дверь захлопнулась, а Когаса продолжала стоять как вкопанная. Она судорожно, выпучив разноцветные глаза, переводила взгляд от одного окна к другому, пыталась высмотреть, следит ли за ней Юка или нет. Однако сколько бы цукумогами не вглядывалась в окутанные туманом подсолнухи, ёкай растворилась в нем, как только вышла на улицу.

Прошла минута. Две. Её силуэт так и не промелькнул ни в одном из окон. Всё тот же унылый серый пейзаж. Когаса позволила себе на цыпочках перебраться поближе к двери, за которой её уже ожидала недосягаемая свобода. Конечно, до неё надо было лететь и лететь через бесконечные ряды подсолнухов, что наверняка заметит Юка и, может быть, бросится в погоню. Но это того стоило. Больше никаких нотаций и испытаний веры. Вечное занудство Бьякурен и Ичирин, великое множество окурков Дзёон, всеобъемлющая жадность Рейму – ничего не раздражало Когасу так, как сейчас эта странная, душащая её опека Юки вперемешку с постоянным страхом быть превращенной в кровавую кашу из одежды и костей. Всё будет как раньше: она придёт в храм, перездоровается со всеми, сядет на стульчик около наковальни и начнёт работать ради того, для чего и предназначена – приносить пользу людям и ёкаям. Осталось лишь переступить порог, и кошмар кончится.

Дверь со скрипом открылась. Привычный вид – то же самое поле, те же самые подсолнухи, та же самая не вымощенная тропинка. Судьба продолжала предоставлять неприятные сюрпризы: в и без того холодную комнату рванул ледяной ветер, чуть не сбив Когасу с ног. Он злобно раскачивал цветы, будто бы это не Солнечный сад, а самая настоящая река Сандзу. Туман стал гуще и неприветливей, чем раньше, когда она испуганно неслась сюда, а теперь собиралась бежать со всех ног.

Или стоило повременить с уходом? Цукумогами обернулась: на столе потихоньку стыл чай, сделанный исключительно для неё одним из сильнейших ёкаев, Юкой Кадзами. Её расположение имеют лишь избранные. Не значит ли это, что она, одинокий потерявшийся зонтик, тоже избранная? Или у хозяйки просто есть проблема, которую без её помощи не решить. Ведь, если кого-то приглашают – значит – это кому-нибудь нужно. Значит – кто-то хочет, чтобы они были.

Когаса с трудом закрыла дверь. Она была готова сесть прямо на пороге, прямо как собака, потерявшая хозяина, и ждать указаний. Но кто их даст, если никого рядом и близко нет? Обычно ей не требовались чьи-то команды, но теперь, когда она зажата в хозяйских объятиях, как в тисках, Когасе хотелось услышать совет любого толка.

– Стоило поговорить с Бьякурен по этому поводу, и только потом переться сюда в одиночку, – раздраженно простонала Когаса, не зная, на кого она больше злится: на себя или на Юку.

Вскоре уличный холод вновь дал о себе знать – ветер с новой силой ударил по ставням, чуть не выбив одно из окон. Цукумогами вздрогнула и, осмотревшись, прошипела: «Похоже на то, что даже природа хочет испортить мне настроение. Только этого не хватает!»

Растерянная и взъерошенная, Когаса поковыляла к столу, на котором Юка уже давно всё расставила. Коробочка с саке, рядом с которой лежал футляр из белого дерева, а напротив стояла её чашка с чаем. Но главным украшением стола было сборище неизвестных ей сине-фиолетовых цветочков в двух соединенных глиняных горшках. Несмотря на их милый и беззащитный вид – их головки-колокольчики были совсем миниатюрными, даже меньше, чем c ноготок – Когасе они показались крайне неприятными. От них веяло холодом, от которого и так было невпроворот. Полумрак, ветер, бьющий прямо через окно, мертвецки белые стены, потушенная лампа – всё уже так себе. Зачем усугублять?

Цукумогами опустилась на старый скрипучий стул, освободила место на столе, пальцем отодвинув чашку куда подальше, будто это гнилая рыба, и облокотилась на него, продолжая рассматривать ненавистные ей цветы. Каракаса сверлила их взглядом, как если бы именно они притащили её в это миром забытое место. А сине-фиолетовые колокольчики чинно качались на ветру, не зная невзгод и трагедий – ведь за ними здесь ухаживали, да не абы кто, а самый настоящий мастер своего дела! Они – глухая и непонимающая стена. Сыпать ей угрозами и оправданиями – только себя унижать.

«Какая же я размазня – ною без причины. Цветы то в чём виноваты? В том, что я на свою голову сюда пришла? – по щекам Когасы уже готовились потечь детские прозрачные слёзы, – Сама же всё усторила…»

Дверь со скрипом отворилась – цукумогами резко вздрогнула и, не успев привести себя в порядок – влажные покрасневшие глаза ясно давали понять, что у гостьи вот-вот и началась бы истерика – повернулась к звуку.

– О, лобелиями любуешься? – Юка, явно польщенная вниманием к цветам, широко улыбнулась. В одной из рук она несла небольшой чемоданчик, а под мышкой она держала три крупных конверта, – Прекрасные цветы. Не нарцисс, конечно, но тоже ничего. Я хотела привнести побольше холодных оттенков и… – Юка неожиданно притихла. Румянец её щёк пропал так же быстро, как и появился, – Когаса, ты вся красная. Что-то стряслось в моё отсутствие?

– Нет, нисколечко! У меня просто голова закружилась, – цукумогами отмахнулась от вопроса, натужно улыбнувшись, – Вскоре она пройдет. Такое у меня не в первый раз и не в последний.

– М, вот как, – Юка украдкой посмотрела на гостью, расставляя принесённые из кладовой вещи и измеряя её с ног до головы, будто она – последний жулик, – Может, тогда приляжешь, пока не станет лучше? Мне спешить некуда, сама понимаешь. Я могу и накормить, и чаю принести, и компанию составить.

Предложение Юки молнией ударило каракасу. Глаза забегали по всей комнате, скача от вещи к вещи – только бы не встретиться взглядом с хозяйкой луга: «Выкопала себе могилу! Бестолочь!»

– Нет, спасибо. Я могу просто посидеть, – сказала Когаса, без конца теребя край скатерти. Больше ничего цукумогами произнести не смогла: слова застряли в горле костью.

В ответ Юка лишь тяжело вздохнула и закатила глаза.

– Когаса, – заговорила она монотонно. Ни капли злобы, ни капли ненависти. Только всеобъемлющее разочарование, – не лги мне. Я же вижу, что ты весь день как на иголках. – Юка оперлась на стол и заглянула цукумогами прямо в глаза, – Я понимаю, что ты лжешь мне не со зла. И я тебя прощаю. Но знай – я хочу, чтобы это было первый и последний раз, – её кроваво-красные глаза еле заметно блеснули, – Договорились?

Каракаса, не издав ни звука, испуганно кивнула в ответ.

– Прекрасно, – по-дружески хлопнув Когасу по плечу, Юка встала в полный рост. Глядя снизу вверх, можно было подумать, что она вот-вот и достанет головой до потолка, – И ещё. Если ты хочешь о чём-то поговорить, то я твой верный слушатель. Я не кусаюсь, хоть обо мне и говорят обратное. А сейчас… – она раскрыла чемодан, стоявший на тумбочке. Внутри него находился патефон, какие есть только в Кориндо, – Тебе нравится Тёдзюгигаку?

Цукумогами оторвала взгляд от стола и с опаской взглянула на Юку.

– Вы про группу Кёко и Мистии?

– Про кого же ещё?

– Ну, у них неплохая музыка. Но я не любитель, – Когаса сложила руки на груди.

– Их первые работы были чересчур наивными на мой взгляд. – Юка вздохнула, положив конверты рядом с проигрывателем, и прошлась по комнате, – Но когда вышли «Песни зверя и птицы», мне кажется, что они нашли свою творческую нишу. Сборник имеет прекрасный звук, который показывает невероятное мастерство дуэта. Тёдзюгигаку часто сравнивают с ансамблем Примзривер, однако их песни более злободневны и агрессивны, чем у сестер. И именно это выделяет группу на фоне остальных.

Юка зашла Когасе за спину и стала копошиться в шкафчиках кухонного стола. Вскоре раздался резкий металлический звон, который принадлежал инструменту гораздо более острому, чем палочки или половник. Сомнений нет, она взяла нож. Цукумогами вздрогнула и тихонько повернулась, стараясь не привлекать ещё больше внимания, которого и так было безмерно много. Юка стояла к ней спиной, тщательно вытирая и периодически в него всматриваясь. Раздался негромкий щелчок, и ёкай засунула странную вещицу в нагрудный карман жилетки. Сердце ёкнуло у Когасы, ко лбу подступил холодный пот – дело принимало слишком неприятный оборот, чтобы сидеть, сложа руки. Она уже хотела сорваться с места, схватить свой баклажановый зонтик и броситься, куда глаза глядят, позабыв про работу, чай и Солнечный луг, как вдруг Юка мимоходом взглянула на неё, случайно встав между ней и дверью. Цукумогами в ответ лишь неуклюже поёрзала на стуле, сделав вид, что ей неудобно.

– Несколько лет назад Тёдзюгигаку выпустили «Во весь голос!!!», их самую известную работу, – Юка острым ногтём мигом открыла один из конвертов. Внутри был большущий виниловый диск c фотографией Кёко Касодани по центру. Она держала микрофон, что-то яростно крича; взгляд направлен прямо на слушателя. Сзади было видно Мистию с гитарой. Ёкай вставила диск в проигрыватель, без труда раскрутила ручку, которая, казалось, вот-вот отвалится от напора. Сразу заиграла агрессивная гитарная мелодия, затем в песню включились барабаны и клавишные, – Взять одноименную песню, например. Я считаю, её неоспоримым шедевром. Мелодия здесь настолько хороша, что многие даже и не задумываются над словами. И зря, ведь она не только о стремлении быть самим собой. Это, к тому же, крик души, заявление группы о себе, – Юка, напевая про себя навязчивый мотив, снова ушла в сторону кухни, оставив каракасу наедине с музыкой.

«Это какая-то несуразица. Бред! Я уже совсем не понимаю, что от меня хотят, – Когаса устало закрыла лицо руками, краем глаза поглядывая на Юку, которая в это время хозяйничала на подоконнике. Появилось необычайное желание если и не уйти, то забыться – уж точно. Из алкоголя был только подаренный ею же саке, однако от мысли его выпить к горлу подступила тошнота – спасибо тренировкам от Бьякурен, посещение которых – обязанность каждого, живущего в храме. Хотя оставалось ещё кое-что: подброшенная Дзёон сигарета. Когаса спешно выложила её из кармана, – Теперь, видимо, у меня тоже есть причина закурить».

Однако спичек нигде не было. Единственная, кто мог знать, где они находятся – Юка. Без неё зажечь сигарету будет невозможно.

– Госпожа Кадзами? – тихо позвала она, почти переходя на шёпот.

– Слушаю тебя, Когаса. Что-то нужно? – Юка из-за плеча взглянула на гостью, не отрываясь от дел.