Часть 6 (2/2)

– К черту игру, - мурлычет Какаши.

Ирука вскрикивает, когда ощущает на своей шее прикосновение грубой кожи митенок. Становится невозможно ни дышать, ни сглотнуть. А вторая рука Какаши-сенсея… О-о, боже…

– Между нами… был договор, - напоминает Какаши, дыша на Ируку парами спиртного. - Вы отдаете мне черновики… А я вас… трахаю… М-м?

Ирука всхлипывает и стонет в голос, ненавидя себя за эти звуки. Он не может ни использовать чакру, ни вырваться - поди, соберись, когда желанные пальцы касаются тебя в таком месте! Член буквально пульсирует, когда Какаши накрывает его ладонью и грубо сжимает через ткань, проводя пальцами вверх-вниз. В глазах Ируки вспыхивают радужные огни.

– Вы исполнили свою часть договора раньше, чем я - свою, - шепчет Какаши, прижав Ируку плечом к холодной стене и продолжая двигать рукой. - Но я не люблю… оставлять за собой долги… Вам нравится, сенсей? Или вы любите… погрубее?

– Не надо, - шепчет Ирука, цепляясь за Какаши.

В ушах начинает нарастать противный писк. Ирука перестает контролировать свое тело и выгибается, следуя за рукой Какаши. Ему хочется кричать, хочется оттолкнуть его, но тело, дурацкое, похотливое тело… Еще немного, пожа…

- Знаете, что? Я, пожалуй, трахну вас, сенсей. Вы слишком хорошенький, чтобы долго ломаться. Вы так настойчиво себя предлагали, что я и подумал: почему бы нет? Если вас больше некому… удовлетворить… Генма, как я заметил, не принял ваши чувства. Жаль. Вы бы хорошо смотрелись вместе.

- Не на…

Но Какаши не слушает Ируку. Не выпуская его волос из захвата, Какаши тащит его вперед, в единственную комнату квартиры.

– Вы уже и постель разобрали, сенсей, - почти весело хмыкает Какаши. - Ждали, что я приду, верно?

– Что вы де…

– Спойлеры, сенсей, - перебивает Какаши, швыряя Ируку на кровать. - Спойлеры.

Упав, Ирука чуть не прикусывает язык, к тому же он неловко ударяется локтем, задевая нервный узел. От боли темнеет в глазах, а когда Ирука приходит в себя, он обнаруживает, что пижама куда-то исчезла и он остался в одних трусах, да и те уже ловко приспущены. Тяжесть сверху на пару секунд пропадает, но Ирука не успевает рвануться, как чувствует навалившееся тело:

– Вот теперь хорошо, - мурлычет Какаши, касаясь губами затылка Ируки. - Какой вы горячий, сенсей. Вроде не мерзнете, чего же так дрожите? Стесняетесь меня?

– Прошу, - всхлипывает Ирука.

Ируке кажется, что он растворяется, перестает быть. Что это? Кислородное голодание, должно быть, ведь ладонь, обтянутая митенкой, все еще держит его за горло, да и вдохнуть полной грудью не выходит, будучи распятым под тяжестью Какаши. Ирука уже не чувствует ни ног, ни рук, но продолжает шептать: “Пожалуйста…”, не понимая, о чем именно просит: остановиться или продолжать. Когда Какаши стискивает его тазовую косточку другой ладонью, приказывая приподнять бедра, Ирука покорно подчиняется, уткнувшись лицом в простыни.

Не сопротивляться. Не сопротивляться. И тогда, может быть, будет не настолько больно…

Ирука не может сдержать крика, когда чувствует на перевозбужденном члене прохладную жесткую кожу митенки и безжалостные пальцы.

– Тише, - бормочет Какаши.

Ирука вскрикивает еще раз - теперь от ощущения ничем не прикрытых губ на плече. Если бы суметь обернуться… Запомнить его лицо настоящим, не скрытым под эластичной тканью маски, увидеть, какой он… Не получается, все тело будто парализовало, мышцы вот-вот стекут с костей…

– Расскажите же мне, - Ирука вскрикивает, ощутив укус на крыле торчащей лопатки, - зачем вам так нужно было забраться ко мне в штаны, сенсей? Расскажите, и я вас отпущу.

Обещающий шепот звучит так обнадеживающе-мягко, что Ирука чуть не растворяется в нем. Рассказать - и его простят. Объяснить, что пока Какаши смотрит на него, воздух не кажется таким густым. Как ему объяснить, насколько сильно, насколько истово он любим? И… нужно ли это Какаши-сенсею вообще… Если он просит… Нет, нет, это уловка! Разница между прохладной кожей митенок и горячей кожей пальцев просто невыносима. Ирука скулит потерявшимся щенком и толкается бедрами в сжатый кулак Какаши-сенсея. Как же унизительно, но…

– Вы знаете, какой способ охоты я считаю самым подлым, сенсей?

Ладонь Какаши сжимается на пылающем члене. В голове Ируки мелькает: боже, это же изнасилование, почему он так возбужден? Неужели Ирука настолько безнадежен, что готов даже так?!

– Весной… - бормочет Какаши, продолжая мучить Ируку ладонью. - Весной селезней легче всего брать на подсадную утку. Охотник прячется в кустах, сенсей, и выпускает ручную утку поплавать в пруд. Утка крякает… да-а-а… крякает так призывно… Бедный селезень не может удержаться…

Ирука тоже больше не может держаться. Милосердия…

– Селезень садится рядом с уточкой, - горячее дыхание опаляет ухо Ируки, заставляя всхлипывать. - Он так спешит… да-а-а… Ведь ему обещают спариться… птенцов… семью… Думаете, птицы глупые, сенсей? Даже у уток есть понятие “семья”. Селезень плывет к уточке… Но гремит выстрел… И последнее, что чувствует бедный селезень - зубы охотничьей собаки. И кряканье уточки… Она смеется… Вы тоже посмеялись надо мной, Ирука.

– Нет, - всхлипывает Ирука. - Я не…

– Посмеялись, - Какаши, не переставая двигать ладонью, зарывается носом в волосы на затылке Ируки.

– Пожалуйста, не надо… Вы же не такой… Вы хороший…

– Как, оказывается, это просто, - хрипло смеется Какаши, сжимая ладонь крепче. - Достаточно быть спокойным, использовать уважительные суффиксы и не злиться из-за мелочей, и вот ты уже хороший человек в глазах окружающих…

Ирука стонет, ненавидя себя за издаваемые звуки.

– Но открою вам секрет, - шепчет Какаши.

Свободной рукой он обхватывает Ируку вокруг груди, прижимая к себе, и по телу Ируки проходит слабый разряд, как от тока.

– Я. Не. Хороший. Человек.

Ируке кажется, что мир накренился и падает - это он чувствует полуголой задницей стояк Какаши за плотной тканью джонинской формы. Ирука вскрикивает, пытаясь вцепиться в кровать, чтобы не упасть и не разбиться.

“Я не упаду, - Ирука тяжело дышит, смаргивая слезы с глаз. - Он держит… меня…”

– Я никогда. Не подпускаю. К себе. Никого, - дробит фразу Какаши, делая рваные вдохи и толкаясь бедрами, будто не может остановиться сам. - Никого. Никого, сенсей. Нас всех убьют. Рано или поздно. Я не могу. Подпустить. К себе. Кого-то. Я всех вас… Вижу… Лежащими в гробах… Мертвецами, Ирука. Вы все для меня мертвецы. Я не могу никого полюбить. Не могу привязаться. Хватит с меня. Скорбеть по мертвым. Вы слышите, сенсей? Это то, чего вы хотели?

Ирука больше не может держаться. Спина каменеет, сведенная судорогой, и вся жизнь Ируки устремляется в пах, покидая его. А вслед за оргазмом приходят слезы. Ирука больше не может сопротивляться - он обмякает под Какаши, почти теряя сознание. Пусть будет, что будет. Только бы не пошла кровь. Пожалуйста, пусть только не пойдет кровь.

Ирука не хочет пугать Какаши видом своего окровавленного лица.

– Ирука? - изменившимся голосом спрашивает Какаши.

Тяжесть навалившегося тела несколько ослабевает - это Какаши приподнимается на локте, заглядывая в лицо Ируки. Ирука зарывается в подушку, чтобы не показывать, что плачет. Слабак. Сопля. Плакса.

– Ирука…

Тяжесть исчезает совсем, но чуть проседает кровать с левой стороны. На голое плечо Ируки ложится обтянутая митенкой ладонь, отводя упавшие на лицо волосы.

– Сенсей, - севшим голосом зовет Какаши. - Что вы со мной сделали? Зачем?

Ирука скручивается в клубочек. Остаточные судороги оргазма еще прокатываются по телу, но обычной сладкой истомы почему-то нет. Напротив, Ирука чувствует себя испачканным. И, наверное, стоит помолчать, не провоцировать, но губы вздрагивают и сами собой произносят:

– Вы не хотите продолжить, Какаши-сенсей? Прошу вас… Вы видите - я не сопротивляюсь.

Тяжесть с левой стороны кровати исчезает совсем. Еле слышный скрип - это Какаши встает. Боковым зрением Ирука видит, как он идет к двери, покачиваясь и налетая на мебель, будто слепой. Через несколько мгновений Ирука слышит хлопок закрывающейся двери.

Ирука заставляет себя подняться только через четыре часа, когда солнце встает достаточно высоко. Нужно собираться в Академию. До конца учебного года - два понедельника, а там… Ирука, будто в полусне, старательно бинтует лодыжки, запястья, одевается в противно-влажную, не успевшую досохнуть, форму, затягивает на затылке ленты хитая.

До конца учебного года Ирука выдержит, а дальше… А дальше - спойлеры.

Когда Ирука собирается выходить из дома, он обо что-то спотыкается и чуть не падает. Сфокусировав плавающий от усталости, слез и боли взгляд под ногами, Ирука видит валяющийся у порога пухлый бумажный конверт.