Часть 5 (2/2)
— Хм, посмотрим… — Асума вытягивает карточку из левой стопки. — Какую самую серьезную травму ты получал?
Достаточно невинный вопрос для начала. Все присутствующие оборачиваются к Аобе, который неторопливо встает и принимается разбинтовывать правое запястье. Под белоснежными тугими бинтами, фиксирующими сустав, обнаруживается толстый, уродливый шрам, уже побелевший с годами.
— Красиво, — оценивает Асума. — Где купил?
— В стране Воды на сдачу дали, — отзывается Аоба, заматывая руку обратно. — Почти отрубили, пошло нагноение, ирьенины делали, что могли, но полгода мне пришлось беречь руку и есть левой. Вы когда-нибудь пытались есть палочками с помощью левой руки? Тот еще опыт.
— Вас не мучают погодные боли, Аоба-сан? — вдруг открывает рот куноичи-ирьенин. — Я могла бы составить для вас мазь.
Повисает неловкое молчание. Куноичи, правильно истолковавшая паузу, скомканно извиняется и прячет смущение в чашечке с саке. Какаши вдруг ловит себя на мысли, что здесь нет никого, кто работал бы в Госпитале, и девушка наверняка чувствует себя максимально неловко. Интересно, почему она не ушла вслед за молодежью, почему осталась играть?
— Ладно. Тяни карточку, — командует Асума.
Аоба бросает игральные кости и жребий указывает на Какаши. Торопливо опрокинув в себя саке так, что никто из присутствующих не успевает разглядеть его лица, Какаши поднимает палец:
— Правда.
— Хм… Какую самую странную вещь вы прямо сейчас носите при себе, Какаши-сенсей? — вежливо озвучивает вопрос Аоба, пряча карточку в самый низ стопки.
Какаши расстегивает кармашек жилета и извлекает на свет маленькую фотографию. Гай на другом конце стола заливается краской до корней волос.
— Какаши-сенсей, — Аобу разбирает смех, — зачем вы носите при себе снимок маленького Гая?
— Отдай сюда, Какаши, — стонет Гай, утирая слезы, — ты обещал, что никому ее не покажешь.
— Я вообще-то хотел передарить ее Ли, — дразнится Какаши, — но…
— Упаси бог Ли увидеть своего сенсея сидящим на горшке, — смеется Куренай. — Бросай кости, Какаши.
Кости указывают на Асуму, который выбирает «вызов». Задание: «Помирись со своей рукой» веселит присутствующих до слез.
— Да я с ней и не ссорился, — хохмит Асума, вставая.
Раздается буквально взрыв смеха. Кое-кто даже глаза начинает вытирать, пытаясь вдохнуть.
— Куренай-сенсей, что же вы так, — гогочет Генма. — Ай, Ирука, придурок, хватит меня бить!
Асума бурно мирится со своей пятерней и ход переходит к нему. Пока Гай изображает тюленя, кстати, весьма талантливо, Какаши удается еще немного выпить и съесть кусочек барбекю, заботливо припасенный Ирукой. Сам же Ирука упорно не смотрит на Какаши, ковыряясь в тарелке, и только пьет — многовато для паиньки-учителя, которого знает Какаши. Впрочем, после возвращения с миссии Какаши не узнает Ируку совершенно: ангел в человеческом обличии, самый добрый чуунин Конохи, человек, которого Наруто обожает, как родственника, предстал перед Какаши со своей темной, изнаночной стороны. И теперь Какаши не знает, что делать ему с этим знанием. И стоит ли что-то делать вообще.
Игра продолжается дальше. Вот уже очередь снова дошла до Асумы и карточку с заданием тянет Ирука. Смутившись, сенсей неловко зачитывает:
— Эээ… Встаньте перед любым присутствующим на колени и предложите ему стать вашей женой или вашим мужем, Асума-сан.
Повисает звенящая тишина. Протянутые к закускам палочки замирают в воздухе в ожидании. Асума отодвигает стул, неловко поднимаясь.
— Что ж, — смущенно говорит Асума, вставая на колено. — Думаю, это указующий перст судьбы, Куренай?
— Как знать, — тихо отвечает раскрасневшаяся Куренай, потупив взор.
— Это самое прекрасное, что я видел за сегодняшний день, — бормочет Гай, как ему кажется, неслышно.
Естественно, Гая слышат все. И Асума, и Куренай краснеют еще сильнее.
— Куренай, — откашлявшись, Асума поднимает глаза на подругу, — думаю, ни для кого уже не секрет, что мы с тобой встречаемся. Хотя я просил держать все в тайне, но разве этим придуркам можно доверить что-то, кроме собственной жизни?
Взрыв хохота отдается воткнутой в висок отверткой.
— Выйдешь за меня? — спрашивает Асума, наконец.
— Я сейчас заплачу, — так же «неслышно», как и до этого, предупреждает Гай.
— Выйду, выйду, — улыбается Куренай.
Взрыв аплодисментов вспыхивает белым где-то позади глаз. Какаши стискивает край стола в ладонях. Надо бы сворачиваться и уходить домой, в тишину одиноких комнат…
Очередь доходит до Генмы. Успешно выпив коктейль из горчицы и соевого соуса, как требовало от него задание, он бросает кости:
— Ирука!
Ирука вздрагивает, нервно поднимая глаза от тарелки, с которой за весь вечер ничего не исчезло:
— Правда.
Генма тянет карточку:
— Отлично, — хмыкает он. — Ты влюблен, Ирука? Расскажи всем нам, в кого ты влюблен и почему.
Кто-то из коллег Ируки, чуунинов Академии, издает подначивающий свист. Ирука же почему-то бледнеет, как смерть, и накрепко закрывает рот.
— Ну же, Ирука-сенсей, — ободряюще подмигивает раскрасневшаяся и счастливая Куренай. — Тут все свои.
— Нет, — тихо цедит Ирука, вцепляясь в стол. — Я отказываюсь.
— Ну, Ирука, — подначивает Генма, — тут столько уже нелепостей прозвучало, что нам — услышать еще одну? Давай-давай, расскажи нам, как зовут твою любовь на всю жизнь?
Смешок прокатывается над столами, а Ирука бледнеет еще сильнее.
— Не буду, — мотает Ирука головой. — Давай «вызов»!
— Так не по правилам, — возмущается Генма, но за Ируку вдруг заступается Асума:
— Ладно вам, Генма, вопрос достаточно деликатный, не смущайте человека. Тяните другую карточку, пусть Ирука-сенсей выполнит задание.
Фыркнув, Генма вытягивает карточку из другой стопки. Некоторое время он пялится в плотный картон, а затем начинает хихикать. Громче и громче, буквально икая от смеха:
— Иру… Ха-ха-ха! У тебя есть… ха-ха! Последний шанс! Скажи нам… в кого ты… ой, не могу… в кого ты влюблен или поцелуй взасос соседа! Ой, мамочки!
Ирука становится белее простыни. Какаши с досадой мысленно выругивается: мироздание определенно на что-то намекает! Ну, к кому еще сейчас полезет с поцелуями Ирука? Спасибо еще, если товарищи по-доброму посмеются над ним и забудут, а ну как начнут поддразнивать? Надо что-то придумать, щеку подставить, что ли, выручить беднягу…
Скрежет отодвигаемого стула заставляет поморщиться. Ирука встает. Его лицо напоминает лик мраморной статуи: черты лица заострились и стали жесткими, живой взгляд остекленел, но на губах играет деланая улыбка. Прижав руку к груди, Ирука тихо выговаривает:
— Что ж, кажется, у меня не остается выбора, не так ли? Я берег эту тайну в своем сердце, но пришло время раскрыть свои чувства.
«Чего-о?!»
Какаши резко становится неуютно, а положенный в рот кусочек мяса вдруг встает поперек горла.
Ирука же… не…
— Генма! — вдруг поворачивается Ирука спиной к Какаши. — Я не могу больше скрывать! В день, когда я увидел твои голубые глаза…
— Э-э-э… Карие, вообще-то, — мямлит Генма, опасливо отодвигаясь.
— Это неважно, — отмахивается Ирука. — В моей груди расцветают одуванчики, когда я смотрю на тебя, мне хочется оберегать тебя до конца жизни, и если вдруг Луна будет падать на землю, я…
Какаши становится жарко где-то между ключицами. Он так сильно стискивает палочки для еды, что одна из них жалобно трещит между его пальцами. Что. Происходит?..
— Вранье! — выкрикивает кто-то из присутствующих. — Ты плохой актер, Ирука! Не отмазывайся, целуй соседа!
— Да! — поддерживает другой голос. — Но в щечку не считается, давай по-взрослому!
Какаши поднимает взгляд и в упор смотрит на бледного, как смерть, Ируку.
«Что происходит?» — мысленно спрашивает Какаши, будто бы Ирука может его услышать.
— Эх, ладно, — Ирука вдруг залихватски опрокидывает в себя саке и утирает рот. — Не верите, придется целоваться. Хм, кого выбрать?
Куноичи-ирьенин вдруг открывает хорошенький ротик, но так и не решается заговорить, видимо, вспомнив о том неловком вопросе, касающемся Аобы.
— С Какаши-сана маску снять сложнее, чем трусы, — продолжает зубоскалить Ирука. — Да и вы все видели, как он сражался с Ли-куном. Меня он точно угробит. Придется… Не надо слов, Генма, действуем!
Прежде, чем Генма успевает отреагировать, Ирука заламывает ему запястье, заставляя качнуться вперед, и впивается поцелуем в приоткрытый для вскрика рот. Кто-то одобрительно восклицает: «О-о-о-о!», снова гремит дружный смех.
Палочки жалобно трещат в последний раз и рассыпаются щепками между побелевшими пальцами. Воздух с трудом проходит в спазмированное горло. Гнев, едва-едва погашенный в сражении с Ли, возвращается в десятикратном размере. Какаши не просто зол — он взбешен, и не хватает лишь какой-то последней капли, чтобы склонить чашу весов окончательно.
Генма, наконец, вырывается из объятий Ируки, но сказать ничего не успевает — кулак Ируки впечатывается в его солнечное сплетение, вышибая воздух из легких. После чего Ирука, перевернув стул, опрометью кидается прочь из «Якинику».
— Эй, Генма, ты живой? — запоздало интересуется Райдо, привстав из-за стола и с тревогой глядя на товарища.
Какаши косится на Генму исподлобья, не шевеля ни мускулом. Он и так отлично видит его припухшие от старательного поцелуя губы, видит кровоточащий след от зубов Ируки.
«Милосердия…»
— Кха-а-а, — кашляет Генма, утирая пострадавший рот. — Не умеет Ирука целоваться, не возьмут его замуж… Больно, черт бы его побрал. Извините.
«Умоляю, Какаши-сенсей, милосердия…»
Генма выбирается из-за стола, перевернув бутылочку с саке, стоящую рядом с ним. Алкоголь проливается на платье Куренай, та начинает возмущаться, образуется веселая суматоха, и в этой суматохе уже никто не замечает третьего исчезнувшего из-за стола человека.
Какаши Хатаке.