Глава 28. (1/2)
Ребят, сразу предупреждаю, что эта глава грустная и психологически тяжелая. Болезнь постепенно развертывается на полную, а Дазай где-то шарахается и не знает, в каком положении оказался его Чуя. Но, ребята, помните, что я обещала хэппи энд. И он случится, обязательно!
***</p>
Вдох, раз-два-три, выдох…
Вдох, раз-два-три, выдох…
Вдох, раз-два-три, выдох…
Чую вырвало, как только он попытался кое-как проглотить ужин, приготовленный заботливым Ацуши. Накаджима только взволнованно лепетал что-то, придерживая волосы наставника, пока тот опорожнял свой желудок, про себя радуясь тому, что успел доковылять до туалета. После этого Накахара устало уронил голову на руку, которой опирался на стульчак, пережидая еще и головокружение со слабостью. Нет, с момента обнаружения болезни его теперь всегда в той или иной степени подташнивало или мутило, но в последнее время это перелилось в серьезную проблему. Причем, настолько серьезную, что парень редко когда вообще удавалось поесть, а чувство сытости и вовсе для него стало чем-то из разряда фантастики.
Рыжий даже воду с трудом пил, хотя, конечно, она в принципе не была тяжелой пищей, которую нужно было жевать. Эспер списывал это на начавшийся курс приема таблеток и химиотерапии, хотя Йосано говорила, что это индивидуальная особенность его организма. Это не успокаивало и не делало ситуацию лучше. Впрочем, Владелец Смутной печали не позволял себе погрузиться в упаднические мысли, уверенный, что если не сдаваться, все еще можно изменить к лучшему. Даже отдыхать получалось с трудом, и только под особым мощным снотворным, которое неизвестно где раздобыла Акико специально для коллеги.
С ним вообще в последнее время носились все, кто мог оторваться от дел и провести с ним время без ущерба для работы. А кто не мог, занимались делами агентства, а потом поздно вечером обязательно заглядывали в гости, даже если знали, что застанут только его спящего из-за усталости и снотворных. Так что, в принципе, все было не так уж плохо, как могло бы быть, хотя Чуя определенно не мог сказать, что ему было хорошо. Но, по крайней мере, его не забросили и не оставили, а Рюноске, Хироцу и Кое и вовсе ходили постоянно, как только узнали о состоянии их товарища.
И только полная пустота по поводу любых новостей и планов Дазая заставляли Чую ненадолго погружаться в депрессию и упиваться грустными мыслями, которым только способствовал Бог Хаоса и Разрушений. Нет, конечно, Накахара знал, что Осаму такой умный и хитрый, что с ним наверняка ничего даже в противостоянии с Достоевским не случится, но то, что он не давал о себе знать в принципе… угнетало. Мужчина лишь печально вздыхал и смотрел в окно, когда на его вопрос о любимой скумбрии посетители лишь отводили взгляд и качали головой, подтверждая, что тот и сегодня не давал о себе знать. Даже Озаки и Акутагава не имели ни малейшего представления, куда съебался их Босс, и это очередной повод для волнения рыжего.
Вдруг этому идиоту нужна помощь, но у него никого нет, чтобы вовремя прийти и протянуть руку?
Даже сам эспер сейчас настолько слаб, что едва ли был бы кому-то серьезным противником.
По крайней мере, до того момента, пока не вылечится.
И от этого за любимого человека еще тревожнее.
Что если…
— Чуя-сан! — жалко и почти задушено всхлипывает Ацуши, выглядя, наверное, как побитый щенок. Накахара не уверен, потому что он не может поднять взгляд, чтобы не грохнуться в обморок. Мужчина и так чувствует слишком сильную слабость, чтобы делать еще что-то, поэтому он не может даже подбодрить Накаджиму. Он может только сосредоточиться на дыхание, чтобы не сползти вниз, хотя мир перед глазами качается и то и дело покрывается предательской чернотой. Возможно, его поза не слишком удобная, а опираться на туалет и вовсе далеко от стандартов гигиены, но эспер делает все, чтобы не отключиться прямо тут и не напугать беловолосого до полусмерти. — Чуя-сан…