4. (2/2)

— Не сейчас, пожалуйста, — прошептала она себе, и глотнула воды из бутылки, что стояла в портфеле на полу. Освежив горло и голову, Женя поднялась и снова широко улыбнулась, окинув глазами весь класс, втупую игнорируя присутствие Курёхина и Гребенщикова.

— Евгения Сергеевна, а вы домашку<span class="footnote" id="fn_32160345_0"></span> задавать будете? — прозвучал чей-то звонкий голосок.

— Нет, Андрюш, не буду, — улыбнулась девушка, — Но всё-таки кое-что попрошу вас сделать.

***</p>

— Борь, я тебе изначально сказал, что её появление — самый что ни на есть выигрышный вариант, — Цой сидел грудью к спинке стула, опираясь на неё руками и сложив их в кресте, — что сейчас начинается?

— Витя прав, — Курёхин стоял около двери, опираясь на стену, — не время уже брыкаться. Ты сейчас где ещё учителей найдёшь? Тем более тех, кого мы знаем.

— Ты правда думаешь, что я буду спокойно воспринимать её присутствие? Я терпеть её не могу, — бурчал Гребенщиков

— Боря, у нас нет выбора! — прикрикнул математик, вскакивая со стула и ударяя руками по спинке, — Она тебя тоже терпеть не может! Тем не менее, ведёт себя по-человечески.

— А чего это ты её защищаешь? — усмехнулся Борис, — Ладно Серёжа, а ты-то? Маришку-то кинул чтоль?

— Да чтоб тебя! — прыснул Цой. — Я её защищаю, как коллега коллегу. У нас у всех много недостатков, но мы же продолжаем работать в коллективе, так?

— У меня с тобой тоже есть некоторые неприятные темы, — вступил завуч, — но я с тобой общаюсь нормально, и нет у нас проблем. А здесь ты их создаешь. Тебе же хуже.

— Я, конечно, сделаю вид, что согласен, но всё же, — цокнул БГ, — убедили, я ещё понаблюдаю.

— Какой же ты моральный урод, Боря, — вздохнул Виктор. — Нельзя быть таким ядовитым.

— Имею право, отстань!

***</p>

— Жень, ты тут? — в кабинет истории заглянула тёмная голова.

— Да, тут. Кто здесь? — спросила девушка, не поднимая головы от блокнота.

— Слава это… — голос звучал виновато, — Я хотел извиниться за вчера. Я неправильно себя повёл, прости, пожалуйста.

Кинбурн от удивления подняла голову. Перед ней стоял парень с волосами, спадающими на глаза, в тёмной рубашке и чёрных брюках, под которыми прятались бежевые кроссовки. Он выглядел точно как ребёнок, что заставило Женю улыбнуться. Слава заламывал пальцы, смущался и то и дело опускал глаза в пол. Историк поднялась с рабочего места, поравнявшись со Славой, и просто обняла его так, будто хотела согреть.

Слава засиял от радости и залился краской, очень осторожно обнимая Женю и падая головой ей на плечо. Он настолько был уверен в провале этой идеи, что пришёл чисто для того, чтобы убедиться. Но его расчёты оказались неверными.

— Обижаться, конечно, я бы и дальше могла, но есть ли смысл? — спросила Женя у Славы, разрывая объятия. Тот отрицательно закивал, — Вот и я так думаю.

— Я могу тебя проводить до дома? — спросил Бутусов всё таким же виноватым голосом.

— Можешь конечно! — Евгения заулыбалась, подхватила портфель и вышла из кабинета. Вслед за ней выскочил Слава, и девушка закрыла дверь. Из кабинета впереди вышел Каспарян.

— Юра! — позвал его Вячеслав.

— Рад видеть вас! Помирились? — он улыбался так, как будто собирается получать «Оскар» за лучшую мужскую улыбку.

— Помирились, — кивнула Женя. — Хочешь с нами прогуляться?

— Очень! Особенно если приглашаете.

Ребята рассмеялись и радостно пошли к выходу из школы. В фойе на небольшой возвышенности стояли Курёхин, Гребенщиков и Цой. Второй недовольно бурчал что-то себе под нос, а остальные двое в чём-то его убеждали. Он отмахнулся от них и ушёл в кабинет. Парни пошли за ним.

А наша троица тем временем уже весело шла по улице, что-то обсуждая. Слава рассказывал про уроки черчения, Юра цитировал учебники по английскому, а Кинбурн старалась слушать всё, что они говорят, и лишь изредка что-то вставляла в этот разговор. Она думала о Серёжке. Почему он так на неё смотрит? Почему он упомянул Сашку? Почему он вообще знает Женю, если мать — Ольга — с самого детства внушала ему, что его отец погиб из-за Жени? Может, он понимает, что мать его обманывает? Или он просто не верит или не понимает вообще ничего? Ей казалось, что это всё слишком странно.

Ребята наконец смогли развязать язык и Евгении, внимательно слушая то, как проходили сегодняшние её уроки в малой средней школе — то бишь пятые-шестые классы. Гребенщиков так и не доверил ей восьмые-девятые, хотя она была более чем способна подготовить и дать огромное количество знаний. Они вместе возмущались по этому поводу, вместе смеялись со своего начальства, радостно говорили о Курёхине и Цое. Совсем скоро они подошли к детскому саду. Парни остались снаружи, а Женя зашла в калитку и направилась в красочное кирпичное здание сада.

— Чего она ходит как в воду опущенная? — спросил Каспарян.

— Не знаю, — ответил Бутусов, — Я тут не при чём, она улыбалась, как никогда, когда я пришёл.

— Я понял, что ты тут не виноват. Значит, либо БГ что-то чудит, либо дома что-то случилось.

— А спрашивать невежливо, помни.

— Помню и получше тебя! — шутливо возмутился англичанин.

— Иди ты! — чертёжник пихнул коллегу в бок.

— Вы тут ещё подеритесь! — прозвучал голос Женьки, и к ребятам кинулись два небольших человечка с довольно сильными ручками и радостными криками.

— Кого я вижу! — Каспарян подхватил Олега на руки и подкинул, успевая его поймать и посадить себе на шею.

— Не развязывайтесь, шкетня! — улыбнулась Кинбурн и взяла на руки уже Марину, сажая её себе на плечо.

— Не тяжело? — участливо спросил Слава.

— Никак нет, — ответила девушка, отдавая ему портфель и двумя руками снимая Алика с шеи Юрия.

— Он так удобно сидел! — обиделся тот, завидя, как девушка сажает его на второе плечо, — Пополам сломаешься, эй!

— Они не тяжелее боевых комплектов, которые тоже приходилось носить по два. Иногда даже на плечах.

Ребята рассмеялись и пошли к дому девушки, слушая рассказы уже Марины, которая с огромным увлечением делилась всем, что произошло в садике — что натворил Вася, что потеряла Даша, что сломал Дима и что им сказала Анастасия Игоревна. Олег тоже порывался вставить свои пять копеек, но он просто не мог объяснить, что хочет сказать, поэтому предпочёл молчать.

Девушка почти бежала с ними на плечах, придерживая детей и радостно смеясь, попутно обмениваясь фразами с коллегами. Слава и Юра почти что впервые видели её в таком состоянии. Совсем недавно они не могли ни попасть к ней домой, ни даже дозвониться. Она тогда только вернулась с фронта, прямо с оружием, с формой и с огромной печалью в глазах.

Это случилось весной. Был май, и у девушки вот-вот заканчивался годичный контракт, поэтому она скоро должна была получить последнюю плату и уехать. Она уже уставала считать дни до поезда, и они тянулись медленно и долго, как бы растягивая это неудовольствие от плохих условий и запаха пороха, крови и свежевыкопанной земли.

В списке её поручений оставалось только одно — провести новобранцев через опасный участок, который постоянно подвергался обстрелам. Казалось бы — это самый обычный лес, да и каких опасностей Женя в своей жизни ещё не пережила? Кажется, уже всё, что можно было, оказалось пройдено. Для такого задания им дали 50 человек новобранцев и трех сопровождающих, в числе которых и оказалась Кинбурн.

Идти по лесу было тяжело. Он был в рытвинах, местами они были настолько огромными, что там можно было копать болотце и разводить лягушек или уток. Новички смеялись, что-то обсуждали, но старались вести себя как можно тише: «Кто знает, что здесь можно найти?» — говорил старшина и продолжал вести всех за собой. Лес становился всё темнее, эхо было всё хуже и хуже, пока вовсе не пропало.

— Что это? — спросил один из пятидесяти.

— Отставить панику, здесь такая особенность, — проговорила Кинбурн и продолжила идти рядом со строем.

— У меня странное предчувствие, — проговорил старшина.

— В чем дело, Рысь? — девушка обратилась к нему по позывному.

— Должно что-то случиться, — он явно запереживал, но всеми силами пытался прятать это.

— Что говорите, товарищ старшина? — послышался голос сзади — это был прапорщик.

— Отставить расспросы.

Раздался гул. Ребята все разом подумали, что это работает союзное ПВО. Они продолжали идти, но намного быстрее, чтобы не попасть под огонь. Правда, кто мог знать, что они уже под огнём. Гул был глухим, но он чётко слышался с двух сторон. Уши закладывало, становилось не по себе. Кинбурн на секунду остановилась и отошла в сторону. К ней подскочил прапорщик, чья фамилия была Соколов. Строй остановился.

— Ложись! — крикнул старшина.

Гул стал сильнее, и тут земля загорелась. Стали слышны крики. Истошные крики молодых парней становились сильнее, громче, их было всё больше. Старшина был где-то впереди, его не задело. Он, уже наученный опытом, просто отскочил в сторону. Кинбурн и Соколов оказались в стороне, но снаряд почти настиг и их. Он разорвался в нескольких сантиметрах от военных, но ранений удалось избежать. Евгения и Алексей — так звали Соколова — подняли запылённые лица с земли. Пятьдесят трупов были раскиданы на несколько метров в разные стороны. Некоторые были рамазаны в кашу, некоторые оказались почти целыми. Кто-то был со спокойным лицом, кто-то остался навсегда в гримасе ужаса или радости. Кинбурн ужаснулась и бегала глазами от одного трупа к другому. Её руки дрожали и не могли спокойно держать автомат, ноги подкашивались, тело било крупная дрожь.

— Нам нужно идти дальше! — крикнул старшина с фамилией Беглов и побежал вперёд, обегая разрывающиеся снаряды. Прапорщик и майор вскочили с земли и молча, ничего не говоря, побежали следом.

Эта история, которую ребята услышали от Кинчева — человека, который был единственным, кто смог тогда попасть к Жене в дом, — были шокированы. Они понимали, что ей нужна такая сильная моральная поддержка, какой не было никогда ни у кого. Поэтому они стали только теснее общаться с ней, больше гулять, проводить время вместе. Они старались отвлечь её от этих мыслей. Вроде как у них вышло, но пока всё до сих пор слишком смутно.

— Вот мы и дома, шкетня! — Кинбурн спустила с плеч детей и они радостно забежали в калитку дома, сразу же хватая на руки огромного кота, которому было так всё равно на это, как никому.

— Если что — звони-пиши, мы подойдём, — улыбнулся Каспарян и потрепал Славу по голове.

— Да, Юра прав, — Бутусов прорычал, но брыкаться не стал.

— Как скажете, — девушка прикрыла глаза, мягко улыбнулась и исчезла за калиткой.

— Ну и мы пойдем, да? — проговорил Юрий.

— Ага, у меня ещё столько есть чего рассказать! — засиял Бутусов и повёл коллегу за собой.