ii.часть 2 (1/2)

Взгляд потуплён, он следит, как чернило оставляет на бумаге свои следы в виде слов, которые перерастают в предложения, о чём-то важном говоря. Он задумчив, плавая между своих мыслей, что застелили собой весь разум, не желая рассеиваться, но он старается сконцентрироваться на учёбе как всегда, потому что сейчас других забот у него нет. Ну почти. Исписанная страница переворачивается, чернило снова начинает выводить различные слова, а ещё ему делать проект, но это мерцает в глубине его подсознания, пока он почти заканчивает писать домашку, потому что инородные мысли и так въелись в его разум, закрывая собой всё остальное, а точнее то, о чём ему сейчас желательно подумать. Перед глазами ведь не сходит эпизод, на котором трое мужиков изнасилуют женщину, пока её ребёнок стоит в стороне, захлёбываясь слезами и смотря на это всё огромными глазами, в которых присутствует лишь ужас и страх. Но им нет до этого никакого дела, потому что можно делать что угодно, так если можно развлечься, почему бы и нет? Никто им не помешает этого сделать, потому что мужа сразу же пристрелили с автомата, пока по всему дому разносился душераздирающий вопль, так зачем теперь останавливаться? Ребёнку семь лет, он с шоком смотрел на это всё, пока его не отпускали, не давали уйти, чтобы не ломать психику, потому что им всё равно кто перед ними, им нет дела до твоих переживаний и слёз. Следующий кадр о том, как женщина сразу умерла, после того, как эти уроды всё же ушли, оставив ребёнка наблюдать за тем, как теряет сознание его мама, а вскоре и совсем умирает. Хруст. Щелчок. Чернило стекает по столу, оставляя за собой следы и мелкие капельки, пока Чонгук шипит и поднимает руку выше, чтобы не замазаться, а затем быстро вытирает салфетками, испытывая всю злость, какую только возможно испытать.

Атмосферу угнетают ещё и крики с соседней квартиры, которые хоть и не громко слышны, но всё равно доносятся, от чего нервы дёргаются, как натянутые струны, кажется, они совсем скоро порвутся, нет сомнений. Он закрывает тетрадь, а затем проводит ладонью по лицу, прикрывая глаза. Сколько ещё он будет об этом думать? Ведь от этого нет смысла. Картинки просто отпечатываются в памяти, которые показывают по новостям, вот только слишком поздно. Слишком поздно они это показывают и обращают на это внимание, когда уже всё разрушено в жизни этого невинного ребёнка.

В новостях прокручиваются кадры терзаний и издевательств, что эти мерзкие подонки самостоятельно снимают на камеру и выкладывают в сеть, показывая, как расчленяют мужчину, но нет, сначала они просто бьют, после чего лишают полового органа, под громкие хриплые крики, но им мало, потому что они не знают границ, потому что они безжалостны и больны. Следом перед глазами всплывает кадр, как они его жестоко избивают, а потом лишают ноги, затем второй ноги, после этого, когда он ещё не потерял сознание, ему отрезают руку, после чего он всё же умирает, но они и тогда не успокаиваются, потому что отрезают вторую руку, а затем принимаются снимать скальпель. Следующий кадр — женщина, по её словам, муж уехал вечером по работе, но не вернулся и весь следующий день был не в зоне доступа.

Никто никогда не знает, когда именно к нему ворвутся в квартиру и что именно с ним захотят сделать: сразу убить или развлечься.

От таких мыслей окутывает страх, да, но ещё больше злость и агрессия, потому что невозможно, чтобы в этом лучшем из лучших миров жили такие нелюди, потому что это дико и по животному, хотя даже животные не делают своим жертвам больно лишь потому, что хотят так сделать, в отличии от людей. От этого становится тошно и противно жить, зная какие уроды тебя окружают.

Дым рассеивается в воздухе, вылетая через открытое окно, пока он сидит на подоконнике, свесив ногу. Взгляд проходит по двору, где нет никого, потому что все уже дома, закрылись и прячутся. Прохладный воздух медленно ерошит светлые мягкие волосы, из-за чего пряди спадают ему на глаза, поэтому он быстрым движением зачёсывает их назад, а затем откидывает голову на стенку, прикрывая веки. Люди глупые существа, которые постепенно сами себя уничтожают, от этого наружу рвётся громкий истерический смех, хочется прокричать всем им в лицо, чтобы тем перепонки поразрывало к чёртовой матери, а через уши пошла струя крови, хочется сгибаться пополам, чувствуя, как слёзы стекают по щекам, капая на пропитанную кровью и жестокостью землю, но он продолжает спокойно делать глубокую затяжку, выдыхая серый дым вверх.

Иногда в голову приходят мысли о том, а зачем он живёт? Скорее всего, этот вопрос преследует многих человекоподобных, но у каждого свой ответ, потому что у каждого свои ценности, свои цели, ради которых они живут, а может, люди живут ради других людей, кто как. Чонгук тоже задумывался над этим и сознательно не мог дать точного ответа, но подсознательно уже давно знает зачем, просто этот ответ таится глубоко в темноте, ведь не совсем приятный, зато помогает держаться и жить дальше.

***</p>

Опустошение.

Пока что это единственное чувство, что чётко ощущается, пока он выходит из душа, кидая взгляд на своё отражение. В последнее время, а точнее, в последние годы оно стало частью его самого, словно впиталось в него, просочилось сквозь слои кожи, вцепившись своими острыми клыками, словно ядовитая змея, и пустивши в кровь свою ядовитую жидкость, которая теперь течёт вперемешку с красным по всему телу, вызывая лишь глубокую чёрную пропасть внутри, где гуляет холодный ветер, врезаясь в стенки, словно острым холодным лезвием, отдавая болью, и совсем немного раздражения, потому что это чувство не покидает его и это начинает напрягать, но большую часть времени ему всё равно. Ведь голова забита не этим, далеко не этим, много чем, ведь в ней постоянно крутятся, смешиваются, зарождаются, генерируются, прогрессируют мысли. Какие бы они ни были, они имеют место там быть, как и Пак имеет место здесь жить, на этой чёртовой планете, где чудом ещё не умер, ведь опасностью так и веет, пройдёшь по улице — почувствуешь острый шлейф не духов, не туалетной воды, не одеколона, а жестокости и крови, жажды мести в жарком танце с властью и алчностью. Ими так и прёт от людей, каждый хочет себе лучшего, каждый хочет больше денег, власти, секса, удовольствия, счастья. Можно пересчитывать долго и нудно, список желаний не скоро закончится, а вот пара начнётся совсем скоро, поэтому нужно бы поторопиться.

Снова кидает на своё отражение быстрый взгляд, перед тем как выйти, оценивая своё внешнее состояние: синие круги не совсем идеально, но удачно замаскированы тоналкой, волосы уложены, на пухлых губах как всегда прозрачный блеск, осталось лишь нанести на себя пару капель духов, чтобы перебить запах алкоголя, не идеально, но более-менее, чем ничего. Решает покушать в университете, сейчас всё равно нет времени, да и не хочется.

Железная дверь со скрипом открывается, напоминая о своём давнем происхождении и о том, что совсем скоро это здание может рухнуть, но никто на это внимание не обращает, как и он, шагая к своей машине.

Сегодня, на удивление, спокойней, чем было вчера. По пути он ещё не встретил какой-либо неприятный для глаз инцидент, от которого точно бы стошнило, жаль только у него иммунитет, а рвотные позывы подавляются успешно, или он просто не слышит криков на улице, потому что в салоне играет музыка, первая попавшаяся, он долго не выбирал, всё равно что будет создавать шум в ушах. Если это так, то она идеально приглушает звуки с внешнего мира, потому что он ничего, кроме своих громких мыслей не слышит. Каждый день похожий на позапрошлый, он уже давно медленно крутится в этой рутине, она его поглощает, не оставляя шанса на выход, но он и не особо горит желанием что-то менять, его пока что всё устраивает, ну если не всё, то большая часть точно.

Впереди его встречает высокое и большое здание университета, до которого нужно ещё дойти пешком, от этого он еле заметно кривит уголки губ и, напоследок бросив на себя в маленьком зеркале взгляд, выходит из машины, хлопнув дверцей.

Проходить и замечать косые взгляды в свою сторону — уже привычно, проходить и слышать шёпот о себе — уже привычно. Это так же относится в часть его серой рутины, на которую он так же не обращает внимания. Ну если интересно говорить, то пусть, не разорвёт же он им рты, так что теперь. Мало кто относится к нему нормально, ведь весь его образ так и кричит громким криком шлюха, поэтому он знает, что это «мало кто» переросло в «никто», но ничего для этого не делает, ведь это правда.

Здесь у него нет друзей, нет знакомых, он сам по себе, приходит на пары и уходит по своим делаем, не задерживаясь ни на минуту. Да, он не самый лучший студент, но и не двоечник, как можно подумать по его внешнему виду, словно у него в голове, кроме как с кем бы потрахаться и в каких позах, больше ничего нет, потому что это не так. Жаль тех, кто действительно так думает, а потом оскорбляет его, но эти слова пролетают мимо него, ведь он привык ко вниманию к своей персоне, особенно в негативном ключе, да боже, взять даже того Минсока и его дружков, при каждой встрече не утрудняется напомнить, какая он дешёвая шлюха, зато в мыслях уже оттрахал Чимина везде и как угодно. Вот только Чимин никогда такого не позволит, а тот не может смириться.

Пак шагает по широкому белому коридору, которое освещается лучами яркого утреннего солнца с больших прямоугольных окон. Он бы зажмурился, хотя к этому всё и ведёт, потому что солнце, на удивление, слишком ярко светит, от чего на глазах выступает еле заметная, но ощутимая влага, которую он сразу же смаргивает, направляясь вперёд. Кучки студентов, что плетутся сбоку него о чём-то бурно и громко переговариваются, но стоит мимо них пройти Чимину, как шум утихает, и Пак уверен, что ему смотрят в след, вот только он не оборачивается, смотря вперёд. В столовой так же шумно и душно, студентов как пчёл в улье, он лишь проходит в глубь, ему нужно лишь взять себе салат и попытаться его съесть, потому что чувства голода нет, но организму нужно хоть что-то, но не доходит он и до середины помещения, как замирает, прикрывая на секунду веки, потому что по всей столовой проходится громкий звук мужчины, который привлекает к себе половину студентов. «Пак Чимин, пройдите в кабинет проректора» «Пак Чимин, пройдите в кабинет проректора», «Пак Чимин, пройд.». Мужской голос режет перепонки, заставляя скривить уголки губ и глубоко выдохнуть, потому что всё внимание теперь направленно на него одного, от этого становится не по себе лишь на секунду, пока студенты вокруг него замерли и смотрят только на Чимина, то ли не понимающе, то ли с насмешкой, но он отворачивается и быстрым шагом ступает в кабинет, поджимая пухлые губы.

Первый человек, кому он хочет врезать — это Минсок, чья довольная рожа красуется посреди коридора. Чимин прям чувствует весь спектр наслаждения, если его сейчас ударит, но перед ним вырастает каменный барьер, потому что они возле кабинета того человека, с которым не хотелось бы ссориться снова, ведь этот визит может быть последним для Чимина, а поэтому он сжимает зубы, прикусывая язык, чтобы чего-то не ляпнуть, а то и на это этот урод пожалуется, кстати об этом. Чимин проходится медленным презрительным взглядом по Минсоку, вкладывая в него всё своё недовольство, пока тот с ухмылкой на губах и со скрещенными руками стоит, упираясь на стену, и наблюдает за Паком, зная, что сейчас тот получит по заслугам, вот только Чимин не собирается просто так сдаваться. Чимин кривит уголки губ, когда поднимает взгляд на глаза напротив, от чего слышит лишь смешок, и еле сдерживается, чтобы ему не врезать по этой смазливой роже, потому что нервные клетки постепенно лопаются, как шарик, вот только с них брызгают красные мелкие капли крови. Пак мысленно пытается успокоиться, не обращать внимания на объект всей своей ненависти, а потом выдыхает и переводит взгляд тому за спину, сразу хмуря брови и смотря в одну точку. Кто это? Чимин выгибает бровь и наклоняет немного голову вбок, пробегая взглядом с ног до головы по парню, что одет во всё чёрное и явно не доволен тем, что здесь находится, но он молчит, смотря куда-то в окно. Чимин замечает, как у того нахмурены брови, блондинистые волосы слегка взъерошены, бледно-розовые губы поджаты, а линия челюсти хороша видна. Какими судьбами этот парень здесь? Но это его волнует не так сильно, как вопрос о том, какими судьбами здесь сам Чимин? Пак хмурится и поворачивает голову к Минсоку, что не сводит с него взгляда.

— И какого хуя, Минсок? Что я здесь делаю? — спрашивает он, понизив голос, высказывая всё своё недовольство, но тот лишь поднимает брови вверх, а затем поднимает перебинтованную руку, двигая её вправо-влево, перед глазами Чимина, который лишь выгибает бровь.

— Она ранена, этот ублюдок чуть не поломал её. — проговаривает медленно Минсок, поднимая уголки губ вверх, а затем поворачивает голову и показывает пальцем на парня, который хмурится и кидает на него агрессивный взгляд. Видно, что Минсок боится его, по глазам можно сказать, вот только сейчас-то ему никто ничего не сделает.

— А я блять каким боком здесь, придурок? — начинает раздражаться Пак, пока парень напротив издаёт смешок.

— Потому что он это сделал из-за тебя. Чуть не лишил меня руки, пока защищал тебя. — хрипит Минсок и опускает руку, стискивая зубы, потому что до сих пор больно, а ещё он озлоблен от такого отношения к себе. Чонгук дёргает бровью и сжимает в руке рюкзак, делая шаг к нему, от чего тот еле заметно дёргается.

— Ты идиот, я тебе всего лишь прижал запястья, а ты уже разнылся и устроил скандал. — произносит Чонгук твёрдым тоном, хмуря брови. Чимин на это всё смотрит с изогнутой бровью, потому что не понимает одного.

— Так а я блять здесь при чём? — две пары глаз направляются на него, после чего парень в чёрном закатывает глаза и отходит назад, пока Минсок издаёт нервный смешок.

— Вам конец, вы вылетите от сюда за насилие, особенно ты, Чимин. Тебе уже не простят ещё одну выходку, как думаешь, кому он поверит, мне или тебе? Ответ здесь более, чем очевиден. — шипит угрожающе парень, поднимая брови, на это Чимин лишь безэмоционально смотрит в ответ, растягивая губы в улыбке и кивая, хотя еле сдерживается, чтобы не заорать, потому что это уже начинает бесить. Чонгук, услышав слова Минсока, лишь хмурится, кидая быстрый взгляд на Чимина, а затем отворачивается. Ему сейчас хочется его избить, потому что Чонгук не убил его вчера, а всего лишь натёр руку, а тот урод пошёл жаловаться, от чего уровень агрессии к нему растёт очень быстро. Дверь в кабинет открывается и показывается мужчина, лет сорока двух. Он поднимает брови и пробегает по парням взглядом, а затем вздыхает и говорит, чтобы сначала зашёл только Минсок, а сам ступает назад в кабинет. Минсок тянет довольную улыбку, осматривая Чимина насмешливым взглядом и заходит следом, меняя эмоции на лице. Вот урод. Пак тяжело вздыхает и переводит взгляд на Чонгука, который стоит на месте, смотря хмурым взглядом в окно. Чимин прикрывает на секунду глаза и делает пару шагов к этому парню, ставая рядом, пока тот переводит на него холодный взгляд, не меняясь в лице. Чимин от такого только на секунду чувствует что-то неприятное, а затем откидывает это чувство, наклоняя голову немного вбок.

— Предлагаю тебе сделать цугцванг. — говорит Чимин, держа на согнутом локте свою чёрную сумку и выжидающе смотря на парня в чёрном, который продолжает на него смотреть пару секунд, будто изучающе, а затем тоже наклоняет голову вбок.

— Зачем? — прилетает от парня вопрос. Чимину нравится, что тот не спросил «что это», а спросил «зачем».

— Ты когда-нибудь уже попадал в такие ситуации? — спрашивает Чимин, пока Чонгук пару секунд смотрит на него, а затем лишь выгибает немного бровь. — В смысле, у тебя были проблемы с дисциплиной? Может, ты применял насилие к кому-либо, или тебя били, или.

— Нет.

Грубо отрезает, продолжая так же смотреть на лицо напротив, где сначала брови немного дёргаются, а потом он тянет улыбку, на самом деле, эта улыбка не из приятных, скорее какая-то тошнотворная, но он продолжает молчать.

— Прекрасно. Тогда расскажи мне быстрее, что было тогда и почему ты поломал ему руку, хотя так тому уроду и надо. — говорит Пак и выжидающе смотрит, пока Чонгук не понимающе моргает, еле заметно отрицательно мотая головой.

— Ты не помнишь, почему я это сделал? — в голосе читается лишь удивление, и ничего больше. Это было буквально вчера, Чимин сам стоял рядом и всё видел, так зачем сейчас спрашивает об этом? Пак лишь хмурит брови, перебирая в голове за две секунды прошлые события, но ничего так и не находит, кроме чёрной пустоты и размытых кадров секса с Сон Чжуном, поэтому он лишь отрицательно мотает головой. Чонгук прищуривает немного глаза, толкаясь языком в щеку. — Я зашёл в уборную помыть руки, там был ты и этот парень, у вас был не самый лучший диалог, во время которого он тебя оскорблял, затем он хотел поднять на тебя руку, но я успел его схватить за запястье, а потом ты сразу вышел, ну а я немного поднажал, сказав, чтобы больше не смел распускать руки и он сказал, что понял, я и ушёл. — проговаривает быстро Чонгук, пока парень напротив впитывает в себя каждое слово, словно губка, а когда смысл до него доходит, то поднимает брови вверх, но сразу возвращает своё выражение лица, потому что, что? Этот парень заступился за него? Но он выбрасывает эти мысли в урну, скомкав и глубоко запихав, потому что сейчас важно не проебаться.

— Значит так, говорить буду я, так, как мне не в первые. В общем было всё так, как ты и рассказал, с самого начала от Минсока исходили оскорбления, после чего он захотел въебать мне, то есть, применить силу, но ты помешал, ну а дальше всё как есть. — говорит Чимин, внимательно смотря в глаза напротив, брови того немного нахмурены, а губы поджаты, потому что слушает, а затем выгибает бровь.

— Почему я не могу этого рассказать? — ровным тоном спрашивает Чонгук. — Ты же ушёл, а я потом остался, меня тоже могут спросить и они спросят.

— Да, спросят, и тебе поверят, потому что ты чистый. — на это Чонгук никак не реагирует. — Главное, тебе нужно подтверждать ту информацию, которую я буду говорить, полностью всю, чтобы было убедительнее. — объясняет Пак, пока Чонгук прищуривает глаза.

— Хочешь выйти из воды сухим благодаря мне? — спрашивает он, пока Пак продолжает на него спокойно смотреть, будто держит всю ситуацию под контролем и во всём уверен, хотя внутри есть совсем маленький зародок волнения, потому что Пака действительно могу вышвырнуть от сюда, хотя он ничего не сделал, и в этом Минсок прав — Чимина никто слушать не будет.

— Да. Моим словам могут не поверить, а вот тебе — да. — заявляет Чимин, не скрывая своих намерений, от чего Чонгук лишь издаёт усмешку, а спустя три секунды кивает и дверь в кабинет открывается, Чимин поворачивается и встречается с грустной рожей Минсока, который лишь дёргает краем губ, пробегая быстрым взглядом по Паку.

В кабинете просторно и светло, сразу напротив находится коричневый длинный стол, за которым сидит мужчина на бежевом кресле, а сзади большое окно, с которого доносятся лучи солнца. Бежевые стены, высокие коричневые шкафы со стеклянными дверцами, за которыми на полках стоят папки и книги, а на стуле напротив мужчины уже сидит Минсок, пока Пак останавливается сзади него, рядом с ним становится и Чонгук, хоть тому и режет резкий запах смеси духов и алкоголя, лучше с этим парнем, чем с тем. Трусость. Малодушие. Лицемерие. Мужчина обводит всех усталым взглядом, а затем глубоко вздыхает и откидывается на спинку стула, останавливаясь на Чимине, слегка прищуривая глаза. Молчание длится секунды три, а такое ощущение, что целую вечность, от чего из-за нервов хочется заорать, но он уверенно смотрит в ответ мужчине в глаза, зная, что тому такое не нравится, ведь они должны быть опущены.