i.часть 1 (1/2)

Остракизмом пахнет на каждом шагу, его можно почувствовать буквально везде, его можно потрогать рукой, собственноручно ощутить на своей коже, от этого может пойти холодок вдоль хребта, а может и по всему телу, смотря насколько ты к подобному привык, хотя, вряд ли к такому можно когда-нибудь привыкнуть, на это можно лишь закрывать глаза и не обращать внимания. Проходить мимо, идти дальше своей дорогой, не оборачиваясь и не смотря назад на происходящее, потому что там страшно, потому что там ужасно, мерзко и дико, потому что посмотрев на это всё вряд ли повернётся язык назвать этих существ людьми, вряд ли захочется его назвать человеком. Это из раздела низшего общества, из того общества, где ими управляет животный инстинкт, им промывают мозги, внушая, что они обязаны подчиняться своему правительству, что должны беспрекословно выполнять всё, что им говорят сверху, пока ими управляют, как своими безвольными куклами, у них нет души, нет совести, они до ужаса безжалостны, они не знают, что такое сострадание и страх, ведь они сами олицетворяют страх во всей его красе, один только их вид кричит о том, чтобы их боялись, убегали как можно дальше, не оборачиваясь, ведь там сзади что-то ужасное и жестокое тебя догоняет, и оно обязательно догонит и найдёт, как бы ты не прятался. Они каждого замечают, у них отличный нюх, почуют твой запах, запах твоего страха, представят, как дрожит твоё тощее тело, как подкашиваются коленки, пока ты пытаешься сделать шаг назад, пока есть время, вот только времени уже нет, оно для тебя закончилось, как только ты попался в уловку, сам пришёл к логову ужасного зверя, ведь он лишь этого и ждал. Они как дворовые псы, раскрыли свои пасти, готовые напасть, и неважно кто ты: ребёнок, женщина, беременная женщина, инвалид, старик, просто обычный парень или девушка, просто подросток, который спешит к себе домой. Если тебя нашли — тебе не спастись, потому что у них есть приказ и они его выполняют, и им ничего не помешает, потому что они безумны, у них мозг подчиняется лишь голосу сверху, который говорит им что делать и как делать.

Они бездушны, безразличны, пусты и безжалостны. Они умеют лишь сотворить репрессию, жестокую и кровожадную.

Если у них спросить: зачем они это делают? Они ни на секунду не задумаются, потому что ответ прост – потому что так приказали.

А после этого ты встретишься лицом к лицу со своей смертью, и молись богу, чтобы смерть была быстрой, чтобы ты не проходил длительные мучительные пытки.

Никотиновый дым летит вверх, растворяясь в воздухе на частицы, пока его совсем не станет видно, хотелось бы так же исчезнуть из этого проклятого мира, но, к сожалению, нельзя. Он обхватывает бледно-розовыми обветренными и сухими губами кончик сигареты, делая очередную глубокую затяжку, устремляя взгляд вперёд, нужно быть всегда начеку, нужно следить за каждым левым движением, чтобы не быть пойманным или подорванным, чтобы твои жалкие остатки и кости не были разбросаны по ближайшему радиусу. И хотя этот район довольно спокойный, и среди таких жителей найдутся те, кто когда-то отдался целиком и полностью первой части — Освенциму. Что славится на всю страну своей жестокостью и хладнокровностью, там страдают мирные жители, там никого не удивишь тем, что снова тысячи людей погибло за день, потому что не все хотят жить в такой среде, но им не предоставляют иного выбора, хочешь свободы — расстрелять или отправить на пытки, потому что преданные своей части граждане никогда такого не скажут, значит среди общества завелись крысы, от которых немедленно нужно избавляться, либо доставать информацию. Там на каждом шагу пахнет кровью вперемешку с болем и страхом, которые сразу просачиваются в тебя, расстекая по крови, вгоняя тебя в такой же ужас, от чего сердцебиение ускоряется, желая к чертям лопнуть и остановиться, а по коже бежит крупная дрожь, потому что ты на территории врага, а значит тебя обязательно заметят, если не уже. Ты труп, можешь бежать сколько хочешь, но всё бессмысленно, от туда живыми не возвращаются, от туда не возвращаются даже мёртвыми, так что не надейся.

Кончики пальцев замерзают от холодного ветра, что врезается в кожу словно лезвием, пока он быстрым шагом направляется домой. Пока он до сих пор внимателен к каждой мелочи, хотя любой другой сейчас спокойно прошёл здесь, как ни в чём не бывало, ибо уверен, что его никто не тронет, ведь это спокойный район и здесь ещё ни разу не было подобных случаев убийства, но только не он, он ни в чём не уверен, ничему и никому не доверяет, поэтому один, поэтому лишь сам у себя в этом чёртовом мире, в этом чёртовом городе.

В кармане уже второй раз чувствуется противная и дотошная вибрация, потому что кто-то на том конце такой же противный и дотошный, ведь ему всегда нужен Чонгук, он должен быть на связи, ведь в любой момент что-то может пойти не так, а если что-то может пойти не так — оно пойдёт не так, иначе не может быть. Он лишь закатывает глаза и игнорирует, что он делает со всем, что ему не нравится, и это проходит в больших случаях успешно. Ветер начинает усиливаться, обдувая открытые участки кожи более холодным воздухом, от чего та покрывается мелкими мурашками, а он выдыхает медленно дым, шагая дальше. На улице в такое позднее время вряд ли кого-то можно увидеть, в это время все спрятались по домам, в надежде, что там их не достанут, вот только с этого лишь посмеяться хочется, потому что они достанут, из-под земли тебя достанут, потому что так приказали. Правительство хочет большего, хочет шире, выше, богаче, сильнее, поэтому делает всё для того, чтобы получить это. Они бессовестно используют для своих личных целей псов, что готовы рвать и метать ради них, надеясь на лучшее будущее, потому что им промыли мозги о том, что Освенцим самый сильный, что только он достоин существовать, что если они будут единственные, то жизнь будет как в раю, никто ни в чём не будет нуждаться, будут жить свободно и счастливо. Только от этого так же хочется засмеяться, только истерическим смехом, потому что такого никогда не будет, потому что, что правительство, что граждане их мерзкого мира такие же больные на голову, потому что у таких нет счастливого будущего, потому что они собственными руками всё разрушают, думая, что делают это на благо своей «стране», потому что так себя уже называет Освенцим, считая себя главным и единственным. Им вбили в их головы, что они должны либо перевести на свою сторону людей из другой части, мол, они пришли, чтобы освободить их, потому что в Освенциме лучше, потому что там есть будущее, или убить. Мало кто согласен перейти на их сторону, некоторые это делают лишь из-за страха быть убитым, вот только нет разницы, потому что тебя и там убьют.

Он выкидывает сигарету в урну около подъезда, здание невысокое, всего двенадцать этажей, старое, местами краска уже отпала и никто красить не собирается, потому что никому нет дела до таких мелочей, местами можно увидеть граффити с различными надписями, если поднять голову, то можно увидеть, что свет горит лишь в двух окнах, остальные боятся, даже зная, что их район спокойный, боятся, потому что страх уже в крови, ведь нельзя предугадать, когда именно выбьют входную дверь твоей квартиры и застрелят, или поиздеваются над тобой, или же изнасилуют на глазах у детей, если они есть, с которыми так же могут что-то сделать, потому что им ничего за это не будет, потому что им сверху дали разрешение, они чувствуют свободу действия и думают, что в праве делать всё, что угодно, потому что они выше, чем жители этой части, потому что так сказали сверху. Дверь с нервирующим скрипом открывается и он проходит внутрь, встречаясь с приевшимся запахом чего-то отвратительного и явно не приятного, света здесь нет, поэтому главное не споткнуться и не ёбнуться об первую же ступень, но он привык, поэтому поднимается выше, держа руки в карманах чёрной косухи, быстро переставляя ноги, пока не поднимается на девятый этаж. Он проходит мимо чужой двери, из которой доносятся крики и ругань, видимо, снова ругаются, такое он слышит не в первые, поэтому проходит мимо и открывает дверь своей квартиры, заходя внутрь и закрывая её на все замки. Блеклый свет освещает небольшое помещение, где в обзор сразу попадает прихожая и кухня, он снимает с себя обувь и достаёт смартфон, включая экран, на котором видит имя лишь одного человека, который способен ему звонить в любое время суток, он только пришёл от него, поэтому ничего случиться не могло, а поэтому он решает перезвонить позже, хотя бы после того, как покушает. Тёплая вода сразу согревает замёрзшие руки, на которых виднеется местами алая кровь, которую она смывает, он смотрит на это, на пару секунд вылетев от сюда, потому что мысли начали прогрессировать, хотя до этого было не лучше. После того, что он делает вряд ли появится аппетит, скорее, наоборот, хочется выблевать всю свою желчь вместе с органами, потому что от одного только вида появляются рвотные позывы, а запах так и впитывается в слои кожи, ставая с тобой одним целым, потому что ты весь и полностью пропитался этим всем за все годы жизни в этом месте, потому что абсолютно каждый носит в себе это всё, даже младенцы, потому что им суждено было родиться здесь, а значит, что отвратительный запах метала въелся в них сразу же, как и страх и ужас, которыми здесь всё пропитано, но как бы там ни было, они живут на пару ступеней лучше, чем Освенцим, да что там, намного лучше, в сравнении с их условиями для выживания.

Об этом он думает редко, потому что привык к подобной жизни, но иногда всё-таки такие мысли зарождаются в его голове и от них никуда не деться, приходится обдумывать, анализировать, размышлять, хотя смысла нет, потому что это ничего не поменяет, нужно действовать, а не думать.

Он пересыпает готовую лапшу в глубокую белую тарелку, наливая сверху острым соусом, тщательно перемешивая, он бы приготовил что-то другое, чем обычная пища быстрого приготовления, но сейчас нет ни сил, ни времени на это, потому что за работой всё-таки проголодался, потому что после университета сразу пошёл туда, делая свою работу, как бы там ни было, организму нужна пища. Он переводит безразличный взгляд в сторону, смотря на окно, за которым шатает ветер листву деревьев, это единственное, что видно с его окна, блеклый свет плохо освещает помещение, но это ему никак не мешает. Он задолбался за целый день, но ему ещё делать домашку, потому что он на третьем курсе и не хотелось бы вылететь, время для решений заданий у него есть, даже в таких обстоятельствах, главное, чтобы силы были, ведь он никуда не ходит, университет и квартира, больше в его расписание ничего не входит, кроме его работы, которой он занимается уже год и о которой никто не знает, потому что если хоть кто-нибудь догадается о его участи в этом дерьме, то его посадят, если не хуже, а этого допустить нельзя, потому что у него в планах нет заметки умереть или сесть в тюрьму. Тремор рук до сих пор не прошёл, он немного дрожащей рукой набирает на палочки лапшу, отправляя в рот. Тремор не проходит, потому что стрессовые ситуации обеспечены, без них никак, поэтому это тоже уже привычно.

Он перелистывает страницу тетради, оставляя на листах следы чернила, записывая всё точно и понятно, потому что хорошо разбирается в этом, потому что ему это даётся лучше, чем что либо. С соседней квартиры снова доносятся еле слышны крики, на это он лишь сильнее хмурится, пытаясь сосредоточиться, а затем снова наступает долгожданная тишина.

***</p>

Звуки проезжающих машин вбиваются в ушные перепонки, ловко перемешиваясь с другими внешними факторами, превращаясь в один сплошной шум, трудно что-то разобрать, поэтому он и не обращает внимания, выруливая руль вправо. Из окна доносится тёплый ветер, который ерошит блондинистые мягкие волосы, несколько прядей спадают на глаза, от чего он быстрым движением их убирает, переводя взгляд вбок, после чего сразу хмурит брови, меняясь в настроении. Сейчас он не может сказать точно, что испытывает, наверное злость и агрессию, смотря на то, как выворачивают руки за спину двум парням в чёрных масках и бронежилетах, пока они кричат и пытаются вырваться, но они не вырвутся, потому что на этой части действует защита, оберегая жителей от таких смертельных инцидентов. Парни ругаются, выкрикивая, что нас всех убьют, что Освенцим придёт им на замену, уничтожит всех, потому что мы не хотим склонить перед ним головы, такое даже слушать тошно, от такого даже блевать тянет, но таких уродов ничто не переубедит, потому что им уже давно промыли мозги и ничего им не поможет. Он переводит взгляд вперёд, поджимая челюсти, слыша звуки сигнала машин недалеко. Он давит на газ, проезжая дальше, пока что у него нет желания опоздать на занятия. Люди кругом спешат куда-то, от них тоже пахнет страхом, каждый здесь чего-то боится, что уж скрывать, он тоже из этих, не исключение. Лишь правительство, кажется, мало чего боится, они все одинаковые, внушают, что сделают для нас лучшее будущее, но что по итогу? Разве что-то меняется? Языками чесать все умеют, от этого смысла мало, точнее никакого, но разве они способны действовать? Запугивать, убивать, пытать, унижать, воровать, угрожать — да, остальное — нет.

Машина ускоряется, проезжая по почти пустой трассе, пока он глубоко вздыхает и откидывает голову на спинку кресла, сжимая руль одной рукой.

Ненависть. Вражда. Резня. Безрассудство. Убийства. Терроризм. Страх. Жестокость. Смерть. По радио кроме этого, ничего больше не крутят, ведь каждый день что-то происходит, о чём нужно доложить людям, каждый день похожий на вчерашний и завтрашний будет таким же. Серая мёртвая рутина затягивает и притягивает, наскучая своей однотонностью и чернотой, но он уже не обращает внимания, ему ничего и не нужно, кроме как университета, кроме как знаний и учёбы, потому что это единственное, что он сейчас может делать, ему другого и не надо. Он имеет лишь одного знакомого — Ким Тэхёна. Он учится с ним вместе, считая, что может называть себя другом Чонгука, но сам Чонгук так не считает, потому что у него нет друзей. Тэхён хороший парень, в нём много положительных качеств, но единственное, что раздражает Чонгука в нём, так это наивность. Сейчас быть наивным равно смерть, да даже если не смерть, да даже если не сейчас, Чонгук считает, что это ужасное качество, потому что не нужно быть до такой степени наивным, это равняется с тупостью. Но Тэхёну это нисколько не мешает, он разговаривает с Чонгуком постоянно, садится с ним в столовой, рассказывая о чём-то, пока большинство его слов пролетает мимо ушей Чона, потому что это всего лишь пустая никому не нужная болтовня. Ким уже привык, что Чонгук вечно чем-то недовольный и хмурый, а чаще грубый, но он не обижается, потому что тот сам по себе такой. Тэхён же ему полная противоположность, постоянно полно энергии, болтает без умолку, дружелюбный, доверчивый, наивный, до жути добрый, сентиментальный.

opposites don&#039;t attract.

Поэтому у них на всё разное мнение, они по разному ко всему относятся, поэтому Чонгук часто всего лишь молчит, не имея желания что-то тому отвечать, поражаясь его энергичности, он как маленький светлый ребёнок, его прям жаль становится. По дороге до университета можно встретить ещё не два и не три подобных случаев, но он лишь кидает на такое быстрый взгляд и едет дальше, не имея желания останавливаться и глазеть, потому что нечего рассматривать, нечему удивляться. Здание университета довольно большое и длинное, сам кампус очень огромный, здесь можно заблудиться, но он знает все дороги как свои пять пальцев, поэтому лишь шагает вперёд, пробегая быстрым взглядом по таким же идущим студентам, что готовы грызть гранит науки, а кто-то вообще второй раз здесь появляется, только ему всё равно на них, что они есть, что их нет, от этого ничего не меняется, кроме количества. Это один из самых лучших университетов, попасть сюда, конечно, не так просто, у кого водятся в кармане деньги, чтобы обеспечить своему ребёнку учёбу здесь — пожалуйста, а кто-то, как Чонгук — за счёт государства, благодаря своим знаниям и личным силам. Он один из лучших учеников в своей сфере, с ним многие преподаватели хорошо общаются, полностью ему доверяя и каждый раз нахваливая, вот только если бы ему было до этого хоть какое-то дело. Он идёт по длинному светлому коридору, где собрались ученики, разделяясь на маленькие группы, проходя мимо одной, он услышал, как те обсуждают последние новости, на это он лишь хмыкнул. Нечего обсуждать, очередное убийство, очередная смерть, но им лишь бы о чём-то говорить, лишь бы что-то обсуждать, обычная трепотня, в этой ситуации на протяжении всех этих лет действует лишь одно правило — aut vincere, aut mori.

— Наконец-то я тебя нашёл, где ты пропал?

Доносится со спины знакомый голос, и сейчас, Чонгук уверен, что тот тянет широкую довольную квадратную улыбку, и когда поворачивает голову влево, чувствуя, как на его плечо накинулись, но потом почти сразу отступают, ибо знают, что подобное ему точно не понравится, замечает, что тот улыбается до ушей, как-будто улыбка сейчас треснет. Тэхён заглядывает в его чёрные глаза, поднимая в ожидании брови, но потом понимает, что ответа не дождётся, поэтому устало вздыхает и ерошит волосы, теперь смотря вперёд.

— На сегодня так много домашки, я даже не знаю, как не умер. — вздыхает он, шагая на ровне с Чонгуком. Чонгуку не знать, что это такое, он всегда всё довольно быстро решает, поэтому редко появляются какие-то сложности, но Тэхён расскажет обо всём и сразу, поэтому Чонгук уже привык к его разговорчивости не о чём, как сейчас, Тэхён что-то рассказывает, активно жестикулируя, видимо, его переполняют эмоции и чувства, раз не способен выразить это в обычном разговоре, хотя, тот часто так делает, наверное, уже привычка. Но Чонгук всё пропускает, думая о своём, он уверен, что Тэхён вкурсе, что его не слушают, но всё равно продолжает говорить, Чонгук ни разу его не затыкал, ему всё равно, он может абстрагироваться от внешних факторов, даже если этот парень будет кричать, потому что ему не интересно. Он не пытает ни каплю интереса к этому и другим разговорам, потому что девяносто девять процентов обычно не о чём, редко можно услышать что-то действительно полезное. -Выглядишь хреново. — оповещает он, скептически осмотрев парня с ног до головы, немного нахмурив брови.

— Нормально.

Тэхён лишь кивает и отворачивается, продолжая о чём-то увлечённо говорить, пока Чонгук молча шагает рядом. Ким ожидал такой ответ, он привык к таким ответам, знает, что Чонгук не особо питает к нему интерес, но всё равно уже два года рядом, просто ему кажется, что тому нужен человек, чтобы он не чувствовал себя совсем одиноко, а так Тэхён хоть жужжит над ухом и всё равно, что его не слушают, его это никогда не останавливало, Чонгук не такой и каменный, как может показаться, бывает, когда нормально отвечает, правда, редко, но тоже считается, а этого более, чем достаточно.

Путь до уборной проходит без шума над ухом, поэтому он шагает вперёд, неся в руке чёрный рюкзак, проходя мимо пары студентов, что уселись на широком белом подоконнике, о чём-то бурно беседуя. Чонгук слышит краем уха, как они обсуждают какого-то парня, а затем ушную перепонку режет выплюнутое насмешливое шлюха, Чонгук и бровью не ведёт, но внутри удивляется, почему они так говорят о нём, разве это их заботы? Или просто потому что не о чем трепать языками, здесь всё понятно, он не задерживается и доходит до туалетов. Толкая белую дверь вперёд, в обзор попадается занимательная картина: парень, ниже самого Чонгука, в чёрных брюках и серой водолазке, держа на согнутой в локте руке чёрную сумку. Три секунды, чтобы пробежать по нему быстрым незаинтересованным взглядом: на руках серебряные браслеты, что ударяются об друг друга, при попытке дёрнуть рукой вперёд, на шее поверх водолазки с горлом — две таких же серебряных длинных цепочек, блондинистые волосы уложены вбок так, чтобы одна сторона чёлки спадала на глаза, а вторая зачёсана, на лице сильно бледная кожа, под глазами еле заметные синяки, наверное, благодаря тональному крему их не так видно, на пухлых розовых губах блестит прозрачный блеск, в ушах круглые серьги. Чонгук двигается к раковине, но замечает шевеление сбоку, потому что рядом с этим парнем стоит ещё один, и тот явно чем-то недоволен, потому что вид у него озлобленный, но это парня явно нисколько не пугает, потому что:

— Солнце, у тебя нет таких денег, чтобы ты мог позволить себе меня.

Слышит Чонгук, как этот парень растягивает слова, улыбаясь широкой тошной улыбкой, в то время, пока у Чонгука ни одной эмоции на лице нет, он моет руки в прохладной воде, кидая быстрый взгляд на зеркало, замечая, как тот в отражении ставит руку в район солнечного сплетения парню, разглаживая складки, на что тот стискивает челюсти и прожигает в нём дыры.

— Нравится считать себя элитной шлюхой? — выплёвывает парень, смотря с презрением на блондина, который тянет губы шире, заламывая брови, а затем убирает руку от него. — Посмотри на себя, да кто вообще тебя ебёт? — издаёт он смешок, выгибая бровь, пока блондин подходит ближе к нему и немного наклоняется, чтобы достать до уха.

— Я знаю, Минсок, что ты хочешь меня. — произносит тише этот парень, но Чонгук всё слышит, он не знает, зачем уже полминуты просто мочит руки, но ноги не хотят уходить, хотя наблюдать за этим всем у него тоже нет желания. — А ещё я знаю, что у тебя даже сейчас стоит на меня, ты так и хочешь меня оттрахать, скажи, в какой позе тебе было бы лучше? — тянет сладко блондин и парень резко от него уворачивается, уходя на шаг, а затем сильно хмурит брови, явно не ожидавший такой предъяве, поэтому поднимает руку, чтобы резко к себе притянуть эту дешёвую шлюху, но его так же неожиданно хватают за запястье и сжимают, пока вены не можно будет чётко рассмотреть. Блондин и бровью не ведёт, смотря на это незаинтересованным взглядом, лишь отходит на шаг, пока Чонгук больно выкручивает тому руку.

— Какого хуя блять…отпусти, придурок! — кричит он, потому что такое ощущение, что его кисть сейчас сломается к чертям, а кожа сгорит, которая уже стала красной, но Чонгук и не думает, он безэмоционально смотрит на парня, сжимая лишь сильнее, а потом вздыхает. — Ты глухой что-ли? Больно блять. — повышает он голос, быстро проговаривая, пока Чонгук замечает боковым зрением, как блондин издаёт тихий смешок и, поправив прядь волос, выходит из уборной, после чего Чонгук почувствовал шлейф резких духов, от которых пчихнуть захотелось, а ещё поморщиться, потому что там не только запах духов, а ещё алкоголя и мяты, от которых органы скручиваются и появляется желание выблевать всё наружу.