Глава 10. Граница (1/2)

Декабрь 1942

За три года Джонни очень сильно изменился. Филипп получал его фотографии раз в полгода, но они не передавали и десятой доли всего, что происходило с этим мальчиком. Увидев его своими глазами, Филипп долго наблюдал за тем, как он носился по снежному полю с другими детьми, и думал, что сделал правильный выбор. Джонни был точно таким же веселым, как и в первый раз, когда Филипп его только увидел. Его улыбка была все такой же широкой и теплой, он много двигался, обнимал младших омег и вообще, казалось, буквально светился.

На этот раз Филипп приехал уже на своей машине, которую остановил под одним из деревьев, и поначалу он жутко переживал, что дети могут его заметить, но потом понял, что те были слишком заняты своими играми, чтобы смотреть по сторонам. Впрочем, хозяйка фермы предупредила его, чтобы он не задерживался, иначе старшие могли что-то заподозрить – они были более внимательными и умными. Поэтому, полюбовавшись своим будущим приобретением, Филипп сдвинул машину с места и направился дальше, в сторону деревушки. Там, недалеко от магазина, его уже ждала хозяйка фермы.

– Увидели? – спросила она, поправляя платок, обмотанный вокруг шеи.

Конечно, его желание увидеть Джонни вживую показалось ей непонятным. Она заверяла его, что мальчик был здоров и хорошо развивался, но Филипп очень хотел посмотреть на него сам, а не просто получить сухой отчет с очередным фото, сделанным, пока Джонни ничего не замечал. Такие фотографии давали представление о том, насколько он вырос физически, но их было недостаточно.

– Да, – кивнул Филипп. – Он прекрасен.

– Его характер все еще оставляет желать лучшего, – сказала женщина. – Боюсь, что это невозможно исправить, он уже большой, и вряд ли изменится. Поэтому я бы не советовала вам привязываться к нему. Чувства, возникнув и окрепнув, сделают вас слабым, а Джонни довольно жесткий мальчик. Он может ранить вас, когда окажется рядом.

– Мне нужен именно живой мальчик, а не послушная кукла, – заверил ее Филипп. – Джонни подходит идеально.

– Вы можете изменить свое решение в любой момент, – напомнила ему женщина, пряча руки в старенькую муфту.

Ее беспокойство было понятным – Джонни был в том возрасте, когда человек перестает быть ребенком, но еще не может считаться взрослым, он сильно менялся, пропало детское очарование, которое было почти ослепительным еще пару лет назад. Теперь Джонни перерастал остатки своего младенчества, и женщина боялась, что он утратит привлекательность. Филипп не мог втолковать ей, что внешность Джонни была лишь частью всего, что он находил в нем интересным и завораживающим.

– Меня тревожит его одежда, – вспоминая старое серое пальто, в котором он видел Джонни всего несколько минут назад, сказал Филипп. – Я хотел бы, чтобы он одевался лучше. Могу дать денег, чтобы вы купили ему что-то приличное.

– Все дети на ферме одеваются примерно одинаково, это часть воспитания, – сказала женщина. – Джонни должен привыкнуть к бедности, чтобы позднее у него возникло чувство благодарности за то, что он будет получать от вас.

– Но я не хочу видеть его оборванцем, я хочу, чтобы он хорошо выглядел.

– Он ни в чем не нуждается, – коротко ответила женщина. – Я еще раз скажу вам, что у него не самый лучший характер, и именно поэтому он должен расти в строгости, без каких-либо поблажек.

Согласиться с ней было сложно. Филиппу было не очень приятно видеть Джонни в застиранной и перешитой одежде, к тому же, он замечал, что ребенка не всегда хорошо стригли. Поскольку он ни дня не сомневался в своем выборе, Филипп уже считал себя покупателем и даже владельцем Джонни, и ему хотелось, чтобы этот мальчик жил в достойных условиях.

– Ваша щедрость похвальна, но сейчас Джонни находится под моим присмотром, – сказала женщина, уже собираясь уходить. – Через три года вы сможете одевать его по своему вкусу и поселить его в роскоши, но сейчас правила его жизни определяю я.

Если бы было можно забрать Джонни прямо сейчас, Филипп обязательно бы это сделал.

*

Май 1948

Катастрофически не хватало времени на размышления. Джонни ходил по всему дому, просто метался по комнатам, выходил в коридор и шатался от стены к стене, стараясь как-то переварить услышанное. Звонок Робби был слишком неожиданным, и Джонни ответил так, как чувствовал – пообещал ждать. Но было ли это правильно? Возможно, ему не стоило ничего обещать. Филипп… Филипп будет очень недоволен, если все получится, и Джонни сбежит.

Когда мечты были простыми мечтами, оставались где-то далеко и казались несбыточными, Джонни было весело и очень удобно их рассматривать, вертеть и наполнять разными деталями в своем воображении, но теперь, когда возможность покинуть Филиппа стала вполне реальной, в груди появился страх. Сомнения одолевали Джонни, и он не находил себе места, потому что не понимал, как ему следовало поступить.

Оставить Филиппа – разве это хорошо? Филипп многое отдал ему, он заботился о нем, давал ему еду и одежду, даже поселил в отдельной квартире и вообще… вообще, если бы Джонни вел себя хорошо, у них бы все сложилось. Филипп не был плохим человеком, а Джонни собирался поступить с ним очень плохо. Он собирался сбежать – обмануть, предать, оставить.

Джонни пытался отойти от размышлений и совести, сосредоточиться на своих желаниях, и тогда понимал, что должен был непременно уехать, попробовать жить где-то в другом месте. Но что если у него ничего не получится? Филипп всегда говорил, что Джонни ни на что не годился, и это было правдой – Джонни не умел нормально писать, хотя и научился читать. Он умел ухаживать за животными, выполнять работу по дому, но ему было ясно, что в огромном и многогранном мире такие навыки не могли его спасти и прокормить. Никто не обязан ему помогать – Филипп делал для него все бесплатно и почти ничего не требовал взамен, потому что на самом деле Филипп был неплохим человеком. Но ведь в мире далеко не все такие, верно?

А если Робби окажется кем-то ужасным? Или… что если Робби решит посмеяться над ним? Не имея никакого представления о внешнем мире, Джонни понимал, что мог стать легкой мишенью для самых разных недобрых намерений, он чувствовал себя одиноким и незащищенным.

Но, с другой стороны… как же тогда поиски Артура? Живя с Филиппом, он никогда не найдет Артура. Об этом можно будет забыть раз и навсегда, Филипп никогда не согласится искать Артура, потому что Филипп ненавидит, когда Джонни вообще упоминает других людей.

Где-то живет Артур, который все еще не умеет читать и не знает кучу всего интересного, никогда не видел атлас и не изучал рецепты в газетах. И если остаться с Филиппом, то ему уже никогда – совершенно точно никогда! – не найти Артура. А если уйти вместе с Робби, поступить подло и бесчеловечно, можно хотя бы начать надеяться.

Джонни уселся прямо посреди коридора, прислонившись спиной к стене и глядя на полосатые обои напротив.

Он решил навести порядок и все подсчитать, выбрав левую руку для причин «за» и правую для причин «против». Сжав кулаки и закрыв глаза, Джонни принялся считать.

Покинуть Филиппа – значит, поступить подло, солгать и причинить боль хорошему человеку. Джонни выпрямил один палец на правой руке.

Уйти вместе с Робби – возможно, увидеть что-то новое, начать учиться и вообще узнать этот мир поближе. Теперь можно было выпрямить палец и на левой руке.

Остаться с Филиппом – это…

Варианты в пользу Филиппа закончились, едва успев начаться. Ведь остаться – это значит, слушаться, подчиняться, лгать, сидеть взаперти, терпеть боль и упреки, постоянно прятать свои желания и делать только то, что скажут. Джонни открыл глаза и разжал кулаки.

Вариантов против Робби тоже было достаточно, потому что все было покрыто мраком неизвестности. Можно ли довериться человеку, которого и видел-то всего пару раз? Робби может оказаться кем угодно, и негодяем даже почище Филиппа, но других людей, готовых помочь, все равно нет.

Артур мог оставаться на ферме, но даже если это так, Джонни не имел никакой возможности самостоятельно до него добраться. Он думал о других детях, оставшихся на ферме, которую он покинул три года назад. Все они где-то живут, не зная, что они омеги, а не больные скверной мальчики. Можно ли сидеть тут в относительной безопасности, пока они считают себя ущербными и стыдятся своего существования?

Терпеть Филиппа – не так уж и много, если подумать, но что если Артур тоже живет где-то с таким же «Филиппом»? Что если с ним делают то же самое, что произошло с Джонни совсем недавно?

Голова разрывалась от вопросов, Джонни не знал, куда направить свои мысли и чему отдать предпочтение. Разум твердил, что ради собственной жизни следовало остаться с Филиппом, которого он знал, пусть даже и довольно плохо. Но все внутри отчаянно противилось этой покорности, и Джонни уже сейчас понимал, что не сможет всегда притворяться, затыкая свой внутренний голос.

Он очень тяжело вздохнул и поднялся с пола. Следовало пойти в кухню, взять с собой нож и завернуть его в газету, чтобы забрать с собой. Если Робби окажется каким-то негодяем и попытается сделать что-нибудь плохое, нужно иметь при себе средство для защиты – по крайней мере, можно будет убить себя быстро, а не терпеть несколько лет. Если же повезет, и Робби действительно будет тем, кем кажется сейчас, то нож не понадобится, и его можно будет просто использовать для других нужд – чистить овощи или нарезать хлеб. Джонни подумал, что всегда сумеет найти этому ножу какое-то применение.

Няня всегда говорила, что Господь ненавидит самоубийц, и все они после смерти отправляются туда же, куда и убийцы – потому что убили себя, а это ведь тоже преступление. Отнять жизнь, пусть даже свою собственную – большой грех. Не ты себе дал эту жизнь, не тебе ее отнимать. Но Джонни подумал, что позволять кому-то делать с собой ужасные вещи – еще хуже. Он все еще не мог нормально относиться к себе после случившегося, и думал, что если ему придется воспользоваться ножом с преступной целью, это все равно лучше, чем бороться с мерзким чувством собственной беспомощности.

*

Времени было очень мало – сразу после полудня Робби позвонил Рэймонду и сказал ему закрыть бар в пять часов, а потом отправиться к ближайшему пропускному пункту на границе с Аммосом. Он знал, что граница закрывалась в десять часов вечера, поэтому у них в запасе было достаточно времени.

У Рэймонда хранились ключи от квартиры Робби, их он тоже должен был захватить с собой, чтобы передать Джонни. Робби понимал, что не мог оставить Джонни рядом с собой в Аммосе, потому что так Филипп мог бы слишком быстро до него добраться, поэтому он сразу же решил, что Джонни поедет в Петрию, где какое-то время проживет в его квартире.

Рэймонд очень удивился, но не стал перечить, хотя поездки к границе не входили в его обязанности. Повезло еще, что доехать на автомобиле до пропускного пункта можно было всего за четыре часа. Впрочем, несмотря на эту близость, Рэймонд, как и миллионы других жителей Петрии, не бывал у границы никогда в своей жизни – ему это было просто не нужно.

Пришлось предупредить, что ему предстоит встретить омегу из Аммоса, доставить его к квартире Робби, а затем ежедневно навещать этого мальчика и впускать в бар, если он захочет там сидеть и смотреть на людей. От одной мысли об этом становилось не по себе – Робби хотел бы сам все показать Джонни, научить его жить в Петрии, ходить по улицам без страха и сомнений, делать покупки в магазинах. Он мечтал об этом после каждого их разговора, но сейчас становилось ясно, что у них не было времени на подобные сантименты. Робби не мог держать Джонни в Аммосе и не мог приехать в Петрию вместе с ним, бросив работу.

Оставалось надеяться, что Джонни будет достаточно умным и не ввяжется ни в какие неприятности. Впрочем, Робби был почти уверен, что все будет в порядке, поскольку жизнь научила Джонни осторожности. Дело было в другом. Ему не хотелось, чтобы другие люди окружали Джонни. Это был чистый эгоизм, с которым Робби просто не мог ничего сделать.

Но все это не должно было иметь никакого значения, ведь главной во всем этом оставалась свобода для Джонни. Неважно, какую цену предстояло заплатить за это – Робби хотел, чтобы Джонни жил в Петрии, а не в этой дерьмовой стране, где к людям относятся как к скоту и принуждают жить по каким-то нечеловеческим правилам.

Рэймонду можно было доверять – это был самый спокойный человек из всех, каких Робби знал. Рэймонд был невозмутимым, никогда не ставил других в неловкое положение и даже самое непонятное воспринимал так, словно именно этого и ожидал. Это делало его безупречным барменом – его не приводили в замешательство драки, скандалы, скабрезные анекдоты и неудобные сцены, порой разыгрывавшиеся между посетителями. Он наверняка не стал бы стыдить Джонни за то, что тот чего-то не знал или не умел. К тому же, Рэймонд точно не дал бы его в обиду.

Пока что следовало отложить все свои желания в сторону и заняться делом, а это Робби умел весьма неплохо. Он изучил карту города и постарался понять, какую дорогу следовало выбрать до дома Филиппа, и по какой дороге следовало уехать. Кроме того, пришлось назначить встречу с Эриком и Филиппом – встречу, на которую он, разумеется, прийти не мог. Просто следовало убедиться в том, что в четыре часа после полудня Филиппа не будет в доме. Робби знал, что Филипп очень быстро свяжет отсутствие Робби и исчезновение Джонни, но ему совсем не было страшно – чего ему было бояться? Филипп не мог его достать никаким способом – Робби был гражданином другой страны и представителем компании, от которой в какой-то мере зависел бизнес Филиппа.

Подходивший к концу май многое упрощал – Марк и Луиза уже поженились, и Робби знал, что через месяц сможет вызвать Марка в Аммос, чтобы разделить обязанности. Конечно, в самом начале они договаривались, что Робби проведет в Аммосе почти полгода, но теперь обстоятельства менялись, и следовало позаботиться о своих интересах. Еще месяц назад Робби думал, что на поиски Джонни уйдет больше времени, а уж забрать его получится и вовсе только к концу года, но все происходило очень быстро.

Скорость играла им на руку – не хотелось оставлять Джонни рядом с Филиппом, подвергая его жизнь такой опасности. Робби думал, что, скорее всего, потеряет работу, как только выяснится, что он нанес смертельную обиду одному из клиентов, но все это казалось не очень страшным. Он все равно не умрет от голода, сохранит квартиру и бар – этого будет достаточно. Со временем можно будет что-то придумать.

Мысли об этом занимали его почти все время, пока не наступил час отъезда. Робби взял с собой сменную одежду для Джонни, портфель для его вещей и корзинку с бутербродами и коробкой молока, чтобы перекусить в дороге. На всякий случай он взял с собой паспорт, хотя в целом документы ему вряд ли могли потребоваться – Робби не собирался переходить границу вместе с Джонни. Регистрироваться на пропускных пунктах несколько раз в сутки – плохая идея, а Робби пришлось бы пройти в оба конца, поскольку оставить офис в Аммосе ему было просто не на кого.

Волнение постоянно наводило его разум на самые абсурдные мысли, и Робби старался гнать их от себя, но периодически все равно сверялся с картой, хотя за несколько часов успел выучить ее наизусть. Он боялся заблудиться, выбрать не тот дом, столкнуться с разговорчивыми и любопытными соседями. Он боялся, что Джонни окажется закрытым внутри дома и не сможет выбраться. Боялся увидеть где-нибудь Филиппа или даже попасться ему на глаза. Боялся застать Филиппа в доме.

Конечно, Филипп уже должен был сидеть рядом с Эриком – эти двое должны были ожидать Робби в одном из клубов, в которых мужчины не занимались ничем полезным, а просто сидели, курили и обсуждали разные незначительные события. И даже если бы Филипп очень быстро понял, что Робби их надул, он все равно не успел бы вернуться домой так рано.

Здравые размышления не очень помогали – Робби все равно боялся, что ничего не получится. Подъезжая к нужной улице, он с трудом справился с тревогой и направил машину к дому Филиппа, заранее описанному Эриком. Судя по тому, что сказал Эрик, это был двухэтажный дом с белыми стенами и черной крышей. Во дворе должна была стоять небольшая красивая беседка с коваными перилами.

Так все и было – дом выглядел ровно так, как описал его Эрик. Робби остановил машину прямо перед домом – совершенно бессовестно, без какого-либо стеснения. По традиции из соседнего дома должен был выйти какой-нибудь бдительный гражданин, чтобы сообщить, что Филипп сейчас отсутствовал, и Робби даже ожидал такой встречи, но когда он вышел из машины, заметил, что Джонни был в беседке. Все другие мысли просто растворились. Он успел выпрямиться и даже рассмотреть Джонни, когда тот выбежал из беседки, пролетел по дорожке к низкому забору и перемахнул через него одним прыжком, оказываясь почти прямо перед машиной. Показалось, что сейчас под ними должна была разверзнуться земля, чтобы поглотить их со всеми потрохами, потому что все получалось слишком уж хорошо. С сегодняшнего утра и до настоящего момента все было так, словно кто-то хотел, чтобы они утратили бдительность.

Робби сел в машину и изнутри открыл дверцу для Джонни – так было быстрее. Хотелось уехать, пока их действительно не заметили соседи. Джонни, разумеется, полностью разделял это желание, и поэтому без промедления забрался на сидение и захлопнул дверь. Он был в домашней рубашке с подвернутыми рукавами – она явно была велика ему, и Джонни постоянно поправлял сползавший воротник.

– Привет, – улыбнулся Робби, трогаясь с места и выезжая задним ходом к повороту на основную дорогу.

– Привет, – сжимаясь на сидении и почти сползая вниз, ответил Джонни. – Я и забыл, как ты выглядишь.

– И как? Разочарован? – спросил Робби, выруливая на дорогу и чувствуя, как ускорилось сердце.

Сейчас было самое опасное время – казалось, что именно в ближайшие минуты слишком велик риск наткнуться на Филиппа.

– Нет, – ответил Джонни. – Мне опять страшно, и сердце бьется так, что больно дышать. Если это из-за Филиппа, то все хорошо, а если из-за тебя, тогда мне лучше сразу себя убить.

– Это почему? – удивился Робби.

Только после слов Джонни появилась мысль, что сердце Робби колотилось как сумасшедшее не потому, что он боялся увидеть Филиппа где-то поблизости, а потому что они оказались в одной машине. Они еще никогда не бывали только наедине в замкнутом пространстве.

– Потому что я умру, если буду постоянно с тобой видеться, – сказал Джонни, начиная теребить уголок воротника. – Каждый раз такое чувство…

– Это пройдет, если мы привыкнем.

– Думаешь, привыкнем? – недоверчиво спросил Джонни.

– Уверен, что это пройдет, но вот насчет привычки – нет. Но как-то живут в Петрии альфы и омеги, которые…

Он замолчал, поняв, что мысли вели его в опасные дебри.

– Которые что? – спросил Джонни.

– Которые безумно влюблены друг в друга. Поначалу они тоже дышать не могут в присутствии друг друга, а потом как-то перерастают этот период.

– Перерастают? – нахмурившись, повторил Джонни. – Как дети?

– Да. Как дети. Как все вообще.

– Не понимаю. Можно открыть окно? Я сейчас задохнусь.

– Конечно, – кивнул Робби, сбрасывая скорость и открывая окно со стороны Джонни.

Он случайно коснулся предплечьем его бедра, пока тянулся к ручке, и теперь не знал, как жить с этим ощущением. Он, наконец, коснулся Джонни, и это было самое странное и неожиданное чувство в его жизни.

Захотелось остановиться посреди дороги и прижать Джонни к себе, чтобы это ощущение захлестнуло его и накрыло так, чтобы можно было никогда не выплывать наружу. Робби одернул себя и покачал головой – впереди была долгая дорога. До границы оставалось еще почти пять часов быстрым ходом, но он рассчитывал сделать небольшой перерыв на придорожной заправке, чтобы перекусить прямо в машине. К тому же, походы в туалет и умывание еще никто не отменял.

Робби очень жалел, что не смог купить билет на самолет – сообщение с Аммосом было слабым, рейсов было явно недостаточно, и поэтому билеты следовало бронировать за месяц или даже раньше. Джонни было бы гораздо удобнее приземлиться, встретиться с Рэймондом и отправиться в квартиру Робби, чем ехать в машине весь вечер и всю ночь напролет, и только под утро добраться до дома.

– Можешь немного поспать, если хочешь, – сказал Робби, когда город остался позади, и они выехали на шоссе. – Я остановлюсь, если нужно. Переберешься на заднее сидение, передашь мне корзинку и поспишь.

– Нет, спасибо, – продолжая мучить воротник рубашки, сказал Джонни.

– Если тебе не нравится рубашка, я взял другую одежду, – добавил Робби.

– Другую одежду? Вот это да… а откуда ты знал, что я захочу переодеться?

– Я не знал, просто предположил. Ну, мало ли, что там у вас с Филиппом случилось.

Джонни посмотрел на него искоса, но ничего не стал говорить. Просидев минут десять в тишине, он, наконец, действительно попросил другую одежду и даже согласился переодеться на заднем сидении, положившись на порядочность Робби, обещавшего не подглядывать. В этом случае следовало поступить честно хотя бы ради себя самого – если бы Робби решил подглядеть, то сделал бы хуже только себе самому.

Рубашка, которую Джонни захотел сменить, была явно ему велика, она наверняка принадлежала Филиппу. Джонни настолько хотел от нее избавиться, что был готов переодеться посреди дороги, и Робби думал, что Филипп, должно быть, сделал что-то уж совсем отвратительное.

Когда Джонни закончил, и они возобновили путь, Робби спохватился и спросил про паспорт. Джонни вынул из кармана брюк паспорт гражданина Аммоса и показал его.

– Вот он, – сказал Джонни, открывая книжицу и перелистывая на страницу с фотографией. – Я смотрел на это фото несколько раз, и решил, что все-таки это мое лицо. Значит, и имя мое.

– Седжон, – кивнул Робби. – Мне очень нравится, как оно звучит.

– Интересно, кто придумал такое имя?

– Оно очень старое, – сказал Робби. – Так звали одного древнего правителя. Кажется, он принял закон об алфавите.

– Нет, не древнее, а… ну, кто придумал дать это имя мне? Я ни разу не слышал, чтобы Няня произносила такие странные имена. Нигде их не слышал.

Это был очень хороший и интересный вопрос, о котором сам Робби даже не задумывался. Он много о чем не успел подумать, потому что его душил цейтнот, который до сих пор сдавливал горло своими лапами. Наверное, он мог бы успокоиться только после того, как Джонни отзвонился бы из квартиры, но до этого было еще далеко.

– Скажи, Джонни, ты знаешь цифры? – спросил Робби. – Я напишу тебе свой номер телефона, и ты должен будешь звонить мне каждый день. Конечно, я тоже буду тебе звонить, но я хочу, чтобы ты научился пользоваться телефоном самостоятельно.

– Я различаю цифры, но не понимаю их, – сказал Джонни. – Но если они будут написаны в ряд, я смогу их набрать по очереди.

– Именно так и следует поступить, – одобрительно кивнул Робби. – Я хочу, чтобы ты звонил мне почаще. Если ты привыкнешь это делать, тебе будет проще связаться со мной, когда что-то случится.

– Только я не понимаю… ты будешь далеко? Я буду жить… я даже не знаю, где я буду жить, прости. То есть, ты и так очень много для меня делаешь, и просто некрасиво задавать вопросы, но я…

Робби чуть не хлопнул себя по лбу от досады. Он так много раз прогнал в голове свой план, но ни разу не сказал о нем Джонни. Тот ехал в полную неизвестность, совсем ничего не понимая. Это следовало исправить сейчас же.

– Я очень хотел бы пожить с тобой, – сказал он. – Я хочу этого больше всего, это правда, но сейчас я не могу оставить рабочее место, потому что… это невозможно, от этого пострадают люди, которые зависят от поставок – и в моей компании, и у Эрика, и у Филиппа. Не могу их подвести, речь идет о производстве, о рабочих местах. Так не поступают. Поэтому я вывезу тебя из страны. Точнее, я привезу тебя к границе, и ты перейдешь через нее сам, а на той стороне тебя встретит Рэймонд.

– Кто это такой? – встревожился Джонни.

– Это мужчина, который управляет моим баром. Помнишь, я рассказывал о своем баре?

– Кажется, «Зеркало»?

– Почти. «Отражение».

– Прости…

Робби улыбнулся и посмотрел на смутившегося Джонни. В рубашке Робби он выглядел еще очаровательнее, поскольку совсем в ней утонул. Его щеки все еще были красными, но глаза уже не блестели так лихорадочно, как в первые минуты после их встречи. Сам Робби тоже чувствовал, что уже пришел в норму.

– Все в порядке, – заверил он Джонни. – Это сейчас не имеет значения. Рэймонд работает в баре и всем там руководит, так что если тебе захочется выходить куда-нибудь по вечерам, лучше сиди там. Он как раз присмотрит за тобой, чтобы никто не прилипал. Я ему верю, он хороший. Если бы не верил, не поручил бы ему тебя встретить.

Сейчас, произнося эти слова, Робби понимал, что звучали они не очень-то – Джонни, наверняка, воспринимал их без особого восторга. Что поделать – других вариантов все равно не было.