Глава 4. Страх (2/2)

– Да, точно, – согласился он. – Но если приют закрыт, и пожертвования вы не принимаете, то, что же поделать. Придется сделать пожертвование в местную церковь. Говорят, что деньги, которые уже отделены для доброго дела, нельзя вкладывать обратно в кошелек.

– Верно, так и говорят, – согласилась женщина. – Указать вам дорогу к церкви?

– Спасибо, но я найду. Как раз мимо проезжал, – на этот раз уже честно ответил Гаспар.

Ничего конкретного узнать не удалось – разве что, увидеть женщину, которая, предположительно, воспитывала Артура. Некоторая жесткость характера отлично сочеталась в этой женщине с высоким ростом, широкими запястьями, тяжелым подбородком. И она, очевидно, была верующей.

Артур говорил, что скверна произошла от греха, стало быть, кто-то ему эту дрянь в голову вколотил. По крайней мере, здесь все сошлось – приют существовал, и его содержала суровая религиозная женщина.

*

Джонни жил в однокомнатной квартире почти в центре города, но никуда не выходил без разрешения Филиппа и вообще ни с кем не разговаривал. Эта квартира была куда лучше, чем предыдущая, поскольку в ней были книжные шкафы, оставшиеся от первого хозяина. Джонни никогда не говорил об этом и не собирался нарушать свое молчание и впредь, но, оставаясь в одиночестве, он мог позволить себе большую радость – читать.

Впервые Джонни подумал, что мог бы научиться, когда Филипп взял его с собой в ресторан, находившийся где-то в городе. К этому моменту Филипп уже несколько раз выводил его с собой, и Джонни знал, что ему стоило помалкивать и благодарить за такую щедрость, поэтому проблем не возникало.

Он хорошо помнил тот вечер – Филипп зашел за ним, когда уже стемнело, отдал костюм, проверил, все ли пуговицы были застегнуты, а потом закутал в свое пальто и вывел к такси.

– До ресторана «Око», пожалуйста, – обратившись к таксисту, сказал Филипп.

Они ехали довольно долго, и Джонни успел наглазеться на улицы, мелькавшие за окном машины. Пользуясь темнотой салона, Филипп держал руку на его колене, иногда заползая ладонью на внутреннюю сторону его бедра, и тогда Джонни отвлекался от окна и сжимал ноги, чтобы защититься.

Когда они остановились у ресторана, Джонни сам открыл дверцу – он научился делать это еще в прошлый раз, поняв, что нужно было повернуть специальную ручку, находившуюся с внутренней стороны как раз под стеклом. Он выбрался на тротуар и встал, дожидаясь Филиппа и озираясь по сторонам. После таких поездок по городу у него побаливала голова от обилия впечатлений – Джонни почти всегда находился взаперти, а в городе в его разум били разноцветные вывески, светящиеся буквы и рисунки, плакаты, костюмы самых разных видов, лица прохожих, непонятные слова, звучавшие отовсюду.

Пока Филипп расплачивался за такси, Джонни повернулся к ближайшей вывеске, светившейся тремя знаками. Очень простые знаки были достаточно крупными и к тому же, вообще горели разными цветами – светло-зеленый иногда сменялся желтым. Их было мало, так что Джонни удалось их запомнить.

Джонни было семнадцать лет, когда он впервые связал между собой звуки и буквы. Ресторан назывался «Око». Это было три звука, один из которых был в начале и в конце. На вывеске горели три знака – один из них был в начале и в конце. Это была буква «о». Его первая буква в жизни.

В тот вечер он много улыбался, и Филипп даже похвалил его за это, а потом и вовсе остался на ночь, чтобы поспать вместе в постели. Джонни, вообще-то, был этому не очень-то рад, потому что ему хотелось поскорее выпроводить Филиппа и вытащить с полки книгу. В той квартире была всего одна полка с книгами, но там было столько букв, что Джонни мог бы закопаться под ними, и никто никогда бы его не нашел.

Филипп обнимал и много, действительно очень много целовал его той ночью, называл своим котеночком и вообще вел себя очень ласково, но Джонни все равно с трудом подавлял желание вырваться и побежать в душ. Ему не нравилось, когда Филипп брал его руку и делал с ней противные вещи, после чего приходилось идти и мыть ладони с мылом. Иногда мыть приходилось не только их – шею и плечи тоже. Правда, Филипп злился, если Джонни решал помыться после таких дел полностью – ему казалось, что это говорило о брезгливости. Правильно казалось, в общем.

– Мой котеночек самый красивый в этом мире, – говорил Филипп, сжимая его и разглядывая сверху. – Только был бы ты ручным, Джонни, и цены бы тебе не было.

Утром Джонни проснулся в пустой постели и пустой квартире. И это было замечательно.

Не умываясь и позабыв о своем желании смыть с себя высохшие на коже слюни и черт знает, что еще, он побежал к книжной полке и вытащил самую тонкую. До этого он не раз смотрел все эти книги и даже запомнил, в каком порядке они должны были быть на полках. Тогда Джонни мог только брать их в руки, листать и всматриваться в ровные ряды непонятных символов, мечтая, что когда-нибудь он сможет разбирать их быстро и легко, превращая в живые и понятные слова.

Он уселся голым задом на пол и раскрыл книгу на первой попавшейся странице, а потом заскользил взглядом по плотным рядам символов. Почти в каждом встречалась буква «о», чаще всего по несколько раз. Джонни не мог разобрать все буквы и вообще даже не мог предположить, что это были за слова, но зато теперь он мог найти букву «о» и знать, как она жила в ушах и голове. Обычная черная закорючка превратилась во что-то живое.

Джонни поднапрягся и вспомнил букву, находившуюся посередине на вывеске вчерашнего ресторана. Это была буква «к». Она тоже встречалась очень часто.

Так и началась его тайная жизнь. Джонни слушал радио и старался запомнить и как-то применять в жизни уроки латыни, которые шли каждый день по будням почти сразу после обеда. В этих уроках в целом не было ничего интересного, хотя благодаря им он научился говорить по-латыни разные простые слова. Правда, Джонни не был уверен, что они бы когда-то ему пригодились. Зато на этих уроках иногда говорили об определенных звуках.

Раньше Джонни никогда не задумывался о том, что все слова состоят из отдельных звуков, но учитель на радио иногда просил обратить внимание на какие-то определенные звуки и произносил их очень протяжно, долго или четко. Через некоторое время Джонни научился различать гласные и согласные, и понял, что его первая буква была гласной, а вторая согласной. Он пыхтел над книгами, выбирая знакомые буквы в каждой строчке, пока не начинали болеть глаза.

Постепенно он стал копить буквы. Специально запоминая названия на коробках, он подолгу изучал их.

– Филипп, как называется это молоко? Оно немного другое на вкус.

– Тебе оно нравится больше? Я куплю его тебе в следующий раз.

– Но как оно называется?

Филипп не понимал, зачем ему были так нужны эти названия, но иногда, если у него бывало хорошее настроение, он отвечал. Джонни запоминал слова, а потом буквально раскладывал их по этикеткам и коробкам, выцарапывая себе право читать хотя бы по буквам.

Никто не помогал ему, но Джонни упорно шел вперед. За год он научился читать по слогам, хотя некоторые штуки все еще сбивали его с толку, и не все слова были понятными. Он открыл для себя, что некоторые книги можно было разобрать на слова, но все равно ничего не понять. Зато в газетах, которые Филипп иногда забывал в квартире, можно было найти небольшие кусочки текста, которые были вполне понятными. Рецепты, смешные истории. Джонни полюбил эти разделы в газетах.

А еще интереснее были кроссворды, которые Филипп иногда решал. Если он приезжал на выходных, то привозил с собой газеты с кроссвордами и решал их прямо в постели, пока Джонни лежал рядом. Раньше Джонни раздражали такие моменты, потому что он завидовал Филиппу, умевшему читать и писать. Он злился, поскольку Филипп не разрешал ему вставать с кровати, и поэтому приходилось лежать и смотреть, как этот человек делал то, о чем Джонни мог только мечтать. Филипп делал это не со зла, просто он вообще не любил, когда Джонни отходил от него. Он таскался за Джонни почти везде, а если приходил поздно ночью и был пьяным, то не оставлял его в покое даже в туалете.

Позже, когда Джонни понял всю прелесть кроссвордов, он перестал злиться – он лежал и смотрел на Филиппа, следил за тем, что он там делал карандашом. Его не интересовал текст, окружавший кроссворд – его занимали клетки, которые заполнялись словами. Чаще всего слова были знакомыми и понятными. А еще иногда Филипп проговаривал некоторые слова вслух, одновременно записывая их в кроссворд. И если такое случалось, Джонни чувствовал себя счастливым.

Когда Джонни исполнилось восемнадцать, случилось несчастье – Филипп решил переселить его в другую квартиру. Он даже привез его в новый дом за несколько дней до переезда, чтобы показать место, где Джонни должен был жить. Квартира была двухкомнатной, с красивым балконом и просторной кухней, в ней даже была столовая, но…

Квартира была пустой. В ней не было совсем никаких книг.

Филипп купил эту квартиру специально, обставил ее мебелью, установил в ней газовую плиту, даже о пылесосе позаботился. Но книг в этой новой квартире не было. И читать было нечего.

Осмотревшись, Джонни едва не заплакал.

– Тебе не нравится? Я все сделал специально для тебя. Смотри, здесь вишневые шторы в гостиной, и такого же цвета кресла. Это же твой любимый цвет, котенок.

– Мне… нравится. Очень нравится, спасибо, – кивнул Джонни.

Как он мог сказать, что ему было плевать на шторы и кресла? Разве он мог заикнуться о книгах? Филипп считал, что читать ему незачем, и каждый раз отказывался научить его. Если бы он узнал, что Джонни научился сам, он бы точно рассвирепел.

Впрочем, у них и без этого случился скандал – Джонни так и не смог притвориться, что был рад новому дому, а Филипп ждал благодарности. Поэтому все закончилось криками и побоями, правда, досталось в тот раз не так уж и сильно – Филипп только пару раз его ударил, да и то, не по лицу.

Переезд, состоявшийся через несколько дней, никакой радости никому из них двоих не принес. Джонни понимал, что не должен был просить большего, потому что Филипп и так достаточно заботился о нем – он делал для него абсолютно все, и даже больше. Он не заставлял его работать, не отправлял на какую-нибудь другую ферму, покупал ему еду и одежду – за это стоило быть благодарным. Филипп также проводил с ним все дни, пока Джонни страдал от истечения скверны, и за это тоже нужно было быть благодарным.

Джонни очень хотел читать, и мог бы отказаться от всех этих благ, если бы ему только позволили брать книги. Хотя бы на время.

К счастью или к сожалению, Джонни прожил в той квартире не очень долго – одна из женщин, жившая по соседству, очень им заинтересовалась и стала стучаться к нему по поводу и без. Не открывать было невежливо, и пару раз с разрешения Филиппа Джонни ее впустил. Сидя в столовой, соседка принялась расспрашивать, откуда он приехал, где учился, где жил до этого. Джонни знал, что все это нужно было скрывать – нельзя было рассказывать о ферме, Няне, Артуре и скверне. Потом женщина стала говорить что-то о каком-то «альфе», работавшем дворником – утверждала, что этот человек будто бы почуял «омегу». Из ее разговоров Джонни понял, что «омеги» и «альфы» – это какие-то ругательства, которыми называют недостойных людей.

– Так ты не знаешь этого альфу? Он единственный из всех, кого я видела за всю жизнь. Странно, что ты не понял. Он стоял под твоим окном вчера вечером.

– Я не видел, – честно ответил Джонни. – А кто такой альфа?

Соседка внимательно посмотрела на него, помолчала, а потом улыбнулась.

– Что за безграмотная молодежь пошла, – рассмеялась она, взмахнув рукой. Казалось, будто ей полегчало. – Ну, раз не знаешь, то и незачем тебе знать. Может, и хорошо получилось, что не знаешь. Книжек совсем не читаешь? Надо больше читать, балда. И чем ты только целыми днями занимаешься, если из дома никуда не выходишь.

Позже Джонни рассказал об этом Филиппу, и тот почему-то забеспокоился. Через некоторое время он нашел ему другую квартиру – ту самую, в которой Джонни жил до сих пор. К восторгу Джонни, в этой квартире было много – очень много книг.

Он бы сидел за этими книгами днями напролет, если бы Филипп иногда не вытаскивал его на улицу или просто кататься по городу. Иногда Филипп приходил неожиданно, и тогда Джонни не успевал ставить книги обратно в шкаф, но его еще ни разу не отругали и не наказали за это. Вероятно, Филипп думал, что Джонни просто разглядывал картинки.

– Только не порть их, это все-таки чужая библиотека, – предупредил он как-то раз, рассматривая книгу, оставленную на столике рядом со шкафом.

Джонни, внутри которого как будто мигом застыла глыба льда, медленно оттаял и тихо пообещал ничего ужасного с книгами не делать. Филипп пролистал книгу – это были сказки – от корки к корке, а потом вернул ее на стол и повернулся к Джонни.

– И зачем тебе это…

В этом и была вся прелесть – у Джонни была огромная тайна, которую он никогда не должен был выдавать. Он даже сообразил, что не должен был читать вывески на улицах, чтобы Филипп однажды не поймал его за этим занятием. Иногда, если они ругались, и Филипп давил на больную мозоль, замечая, что Джонни был безграмотным, тот отвечал ему, что мог бы научиться читать, если бы ему хоть немного помогли.

Глупости. Он уже научился. Без чьей-либо помощи.

Ну, может, совсем немного радио помогло. Самую малость.

Зато Джонни нравилось думать, что когда они встретятся с Артуром, он сможет научить его читать. И, возможно, если они смогут раздобыть достаточно карандашей и бумаги, Артур даже начнет писать свои сказки печатными буквами. Прописные буквы Джонни не понимал, потому что они встречались значительно реже, да и выглядели как-то мудрено, но он все-таки надеялся когда-нибудь разобраться и с ними. Он не понимал, как можно было выводить такие загогулины карандашами или перьями, но иногда ему нравилось смотреть, как Филипп что-то записывал своей книжке. В кроссвордах Филипп писал печатными буквами, и это тоже было интересно.

В целом Джонни проводил возле книжного шкафа почти все дни, а когда уставал, принимался готовить еду или просто ходить по квартире. Он скучал и сидел взаперти вот уже целых три года, с тех пор, как Филипп забрал его с фермы. Иногда он мечтал о том, что начнет выходить на улицу сам, без Филиппа, и тогда обязательно найдет Артура. Возможно, им даже удастся сбежать и жить где-нибудь подальше от людей, как они всегда мечтали.

Впрочем, иногда, начитавшись каких-то рассказов, Джонни начинал думать, что было бы вообще прекрасно отыскать Артура и отправиться путешествовать. Чувствовать хоть что-то кроме вины и стыда, узнавать новое, видеться с другими людьми, кроме Филиппа. Говорить с самыми разными людьми – старыми и молодыми, мужчинами и женщинами. Скрывать свою болезнь ото всех и просто жить.

Фантазии о приключениях выглядели легко только в его голове. С этой суровой правдой Джонни столкнулся, когда Филипп заехал за ним одним прекрасным зимним вечером.

Поначалу все было как обычно – Филипп привез костюм, проследил, чтобы Джонни правильно оделся и повязал галстук. Он предупредил, что сегодня возьмет его с собой «в свет», что означало, что они будут не только вдвоем. Джонни ненавидел такие вечера, потому что ему запрещалось разговаривать с другими людьми, а они, как назло, все время лезли к нему с вопросами.

Еще Джонни очень боялся увидеть Эрика, потому что уже несколько раз видел этого человека, а их последняя встреча закончилась для Джонни скандалом и пощечиной. Он еще боялся и одновременно ненавидел Эрика за то, что тот постоянно к нему лип, норовил чем-нибудь угостить или прикоснуться к плечу, пусть даже и через одежду. Джонни вообще не любил, когда его трогали, но еще хуже становилось из-за того, что чужие прикосновения бесили Филиппа, что прибавляло проблем. И почему Филипп не бил тех, кто все это начинал? Почему он срывал зло на Джонни – на том, кому все это тоже мешало и портило жизнь?

В машине, сидя у окна и разглядывая ночной город, Джонни услышал спокойный голос Филиппа, обращавшийся к нему. Пришлось отвернуться от окна.

– Сегодня ты увидишь человека. Мужчину. Он чем-то похож на тебя. У него черные волосы, карие глаза. Он даже красивый, если можно так сказать о мужчине. Возможно, ты его запомнил, когда мы с тобой выходили в последний раз. Ты тогда спутал двери туалета и курительной комнаты, помнишь?

Конечно, Джонни помнил это.

Филипп продолжил:

– Хотя, ты видел его издалека, и разглядеть, наверное, не смог. Он отличается от других людей так же, как отличаешься ты. Ты сразу это поймешь. Но это не имеет значения. Самое главное – держись от него подальше. Не разговаривай с ним, и если он захочет поговорить с тобой, ответь, что плохо себя чувствуешь. Если я увижу, что ты с ним любезничаешь, то накажу. И виноват во всем будешь только ты. Понятно?

– Да, – с трудом глотая возмущение, ответил Джонни.

Филипп не обманул – Джонни сразу же понял, о ком шла речь в машине. Они приехали в гостиницу «Лотта», в которой уже не раз бывали до этого. Филипп сказал, что забронировал им номер, так что сегодня вечером домой они не поедут. Он также предупредил, что Джонни мог уйти пораньше, предупредив Филиппа, чтобы тот смог проводить его до комнаты.

Ночевать в гостиницах Джонни не нравилось – там были только какие-то открытки и записки, и никаких книг. Ничего интересного.

Конечно, в номерах была красивая мебель, в ванных комнатах приятно пахло, и всегда было чисто настолько, что Джонни казалось, будто там можно было мыть посуду или лечить людей. Все это было прекрасно, но никакие красивые кресла или кровати не могли компенсировать того, что на них происходило. Дело в том, что обычно, оставаясь в номере гостиницы на ночь, Филипп требовал, чтобы Джонни подчинялся ему и делал разные вещи, от которых становилось противно. Филипп и сам делал странное – целовал его ступни или колени, трогал там, где прикасаться к другим людям вообще нельзя. Джонни всегда пытался как-то избежать подобных вещей, но Филиппу, скорее всего, нравилось заниматься такими делами где-то еще помимо дома. Насколько Джонни успел понять, Филипп любил перемены, потому что он ужинал в разных ресторанах, в то время как можно было есть всегда в одном месте. Он все время менял кинотеатры, надевал разную одежду, а если даже костюм был одним и тем же, то к нему обязательно подбирались разные галстуки, платки, шляпы и даже часы.

Джонни перемены тоже привлекали, но не настолько. Поэтому от мысли, что сегодня опять придется лежать с Филиппом и слушаться его, становилось тоскливо и даже начинало подташнивать.

В таком настроении Джонни и добрался до зала на втором этаже, где уже были другие люди. Филипп поздоровался со всеми, с некоторыми даже за руку, и Джонни повторял за ним, но никому руки не протягивал. Правда, если кто-то хотел пожать его руку, отказывать было нельзя, Филипп давно приучил его к этому. К счастью, желавших обменяться рукопожатиями с Джонни было не очень много, но…

Но среди тех немногих, что протянули ему руки, был и человек, которого Джонни сразу выделил. Он сразу понял, что именно о нем Филипп и говорил в машине – это нельзя было не понять.

– Можешь называть меня Робби, – сказал этот человек и крепко пожал его руку.

Вот еще.

Джонни вообще не собирался никак его называть или разговаривать с ним. Он почти выдернул свою ладонь и кивнул, ничего не отвечая, он даже не улыбнулся, потому что боялся разозлить Филиппа, внимательно наблюдавшего за ним.

Решив посидеть немного рядом с Филиппом, Джонни очень быстро об этом пожалел. Мужчины, с которыми говорил Филипп, курили прямо в зале, и поэтому воздух был тяжелым, вязким и горьким из-за дыма. Среди куривших был и Эрик, взгляды которого тоже временами заставляли беспокоиться, но от них Джонни прятался за Филиппом. Он сидел в самом углу дивана и не высовывался, наблюдая за находившимися в зале гостями и замечая, что человек, назвавшийся именем Робби, иногда тоже смотрел на него. От его взглядов тоже становилось тревожно, но это чувство отличалась от простого страха, который Джонни испытывал из-за Филиппа или Эрика.

В углу скапливался дым, и совсем скоро стало нечем дышать. Отпросившись у Филиппа, Джонни решил выйти на балкон, который пустовал.

Стеклянные двери на балкон были распахнуты настежь, но между ними колыхались белые прозрачные занавески. Зимняя ночь была холодной, и Джонни подумал, что в зале было действительно жарко, раз уж никто не хотел закрыть эти двери. Он, к примеру, собирался провести на балконе всего пару минут, а потом нырнуть в зал и попросить Филиппа, чтобы он отвел его в номер. Уж лучше было сидеть в одиночестве, чем прятаться за чьей-то спиной и молиться, чтобы никто не пристал с вопросами.

В номере могло и не оказаться балкона, так что Джонни решил воспользоваться возможностью постоять на воздухе и проветриться, прежде чем уйти из зала. Пообещав Филиппу не торчать на морозе дольше, чем надо, Джонни с облегчением выскользнул за занавески и вдохнул полной грудью. В носу застрял запах табачного дыма, и он сделал несколько глубоких вдохов, выгоняя его из себя. Он даже попробовал втянуть воздух ртом и выпустить его через нос, чтобы очиститься от этого едкого запаха. Занятый этим, он не сразу заметил, что на балкон вышел еще один человек.

Тот самый Робби.

В жизни Джонни было много разных страхов – от побоев, от драк, от ночей, когда Фермер напивался и гонял их вместе с Няней по всему дому, от Филиппа с его странными желаниями. Джонни знал толк в страхе, потому что это чувство сопровождало его с самого детства, но он никогда не испытывал ничего подобного.

От Робби буквально веяло опасностью, и поэтому, увидев его, Джонни прижался к перилам, инстинктивно пытаясь отойти подальше. Ощущение, которое накрыло его, не было похоже ни на что другое из всего, что ему приходилось испытывать в жизни, и Джонни не мог с ним бороться. Еще хуже становилось от того, что Робби не делал никаких резких движений и не пытался к нему приблизиться – он просто стоял у другого угла перил и смотрел вниз. Робби не двигался, но Джонни все равно его боялся. Это сбивало с толку и бесило одновременно.

– Сердце бьется как сумасшедшее, да? – улыбаясь, спросил Робби.

У него был приятный низкий, но не грубый голос. Джонни ничего не ответил, замерев на своем месте. Разумнее было бы вообще убраться с балкона, но сейчас он не был уверен, что ноги донесли бы его до Филиппа. Джонни вцепился в перила и ждал, пока Робби уйдет.

– Ты когда-нибудь видел альфу? – спросил Робби, не дождавшись ответа на первый вопрос.

Джонни покачал головой, сам удивляясь тому, что хотя бы это у него получилось.

– А я омег много видел. Но ни разу ноги не подкашивались.

«Ну что он может тебе сделать? Чего ты боишься?»

Вопросы не помогали. Мысли путались, и Джонни просто стоял и ждал, чем все закончится. Теперь он даже не был уверен, что боялся – возможно, он чувствовал совсем не страх, а что-то другое. В любом случае, это было непонятно, а потому опасно.

– Рядом с Филиппом ты тоже так замираешь? – все еще глядя на светившуюся огнями дорогу, спросил Робби.

Джонни опять потряс головой. Робби как-то увидел это движение и улыбнулся.

– Филипп наказывает тебя?

Это был уже очень опасный вопрос, который до этого момента и представить было невозможно. Никто и никогда не спрашивал у Джонни, наказывал ли его Филипп.

– Я плохо себя чувствую, – тихо сказал Джонни.

– Это пройдет, – заверил его Робби. – А возможно, потом тебе понравится чувствовать себя именно так. Филипп смотрит на нас, да? Вот же говнюк.

Джонни не успел ничего ответить, потому что Филипп, которого он заметил только после вопроса Робби, отодвинул занавеску и вылетел на балкон, остановившись между ними. Почувствовав нечто знакомое, пусть и не совсем приятное, Джонни потянулся к нему и вцепился в его локоть, словно боясь вообще вывалиться с балкона.

– Что ты ему тут говорил? – прижимая Джонни к себе, довольно грубо спросил Филипп.

– Ничего. Спросил, часто ли у него болит голова.

Филипп накрыл ладонью руки Джонни, которыми он все еще держался за его локоть.

– Ты совсем замерз, – сказал он. – Пойдем, я отведу тебя в номер.

Джонни едва шевелил ногами и шел только потому, что Филипп крепко держал его за руку. Это была даже не дрожь – казалось, будто через все тело протянули тугую нить, и она могла лопнуть в любой момент. Если бы это произошло, Джонни просто развалился бы на части. Дышать было тяжело, в глазах темнело, и Джонни остановился посреди коридора, чтобы не упасть. Филипп затормозил и подхватил его в последний момент, а потом поднял на руки и понес к номеру. Коридор был пустым, все гости веселились в залах и ресторане на нижнем этаже.

– Сможешь постоять, пока я открою дверь? – спросил Филипп, остановившись у номера.

Пришлось кивнуть. Выбора все равно не было – Филипп не мог открыть дверь, держа его на руках. Пока ключ с противным звяканьем поворачивался в замке, Джонни подпирал стену и смотрел вверх на лампу в оранжевом абажуре. Лампа двоилась.

Пока Филипп возился с замком, Джонни уже немного отошел, и когда дверь была открыта, он уже мог сам войти в номер. Усевшись в первое попавшееся на пути кресло, Джонни почувствовал, как холодный ком в животе начал постепенно расслабляться. До этого он даже не подозревал, что у него вообще болел живот.

Филипп закрыл дверь, подошел к нему и наклонился, целуя в лоб, а потом поворачивая его голову и прижимаясь губами к шее. Джонни сморщился и попытался вывернуться, потому что сейчас поцелуи были явно лишними, а думать о том, что Филипп мог потребовать продолжения вообще не хотелось. Однако Филипп задержался горячим дыханием на его шее, поцеловал еще раз, а потом отстранился.

– Мой котеночек испугался? – обводя ладонью его щеку, спросил Филипп. – Ты впервые сам взялся за мою руку. Робби точно ничего тебе не сделал?

– Точно, – шепотом ответил Джонни.

– Я должен вернуться в зал, – сказал Филипп. – Если хочешь, могу уложить тебя в постель.

– Я сам.

– Ладно. Немного оправился и уже царапаешься, – улыбаясь, заметил Филипп. – Надеюсь, когда я вернусь, ты будешь в порядке. Сегодня мне хотелось бы провести с тобой больше времени. Ты же понимаешь, о чем я?

Джонни вспомнил вопрос, прозвучавший на балконе несколько минут назад.

Наверное, если бы он мог ответить сейчас, он бы сказал, что Филипп наказывал его почти всегда. Пролежав в кресле некоторое время после того, как Филипп покинул номер, Джонни окончательно пришел в себя, но не торопился подниматься.

Теперь, когда это странное опьяняющее и пугающее чувство растворилось, вместо него возникло любопытство, к которому примешивалось непонятное и неправильное желание повторить эту встречу и пережить ее заново. В памяти всплыли еще и слова Робби о том, что, возможно, Джонни понравится это чувство. Может быть, Робби знал, что это было такое?

Столкнувшись с неизвестными для себя ощущениями впервые, Джонни поспешил от них избавиться и даже спрятался в номере. Но сейчас, пытаясь разобраться в том, что произошло, он захотел еще раз увидеться с Робби, чтобы понять, что именно с ним случилось и пережить эту смесь страха и волнения вновь. Потому что Робби не солгал – это было удивительно, но Джонни захотел испытать это волнение еще раз.