1. Допрос с пристрастием (1/2)

У Франциски никогда не получались светские беседы ни о чем. У Майлза тоже, поэтому с ним было легко. Они всегда пропускали холостой обмен любезностями и говорили по делу. Так что, когда ужин был съеден, а чай — заварен и разлит по чашкам, Франциска спросила прямо и без всяких прелюдий:

— Вы встречаетесь?

Майлз поперхнулся. Он кашлял в салфетку слишком долго — Франциска пожалела, что под рукой нет кнута. Подавившихся людей надо хлестать по спине, это всегда помогает.

— Я... И... Кто? — просипел Майлз, докашлявшийся до нездорово-пунцового румянца на щеках.

Франциска смерила его презрительным взглядом. Притворяется идиотом. Не думает же, в самом деле, что она спрашивает про Феникса Райта?

— Ты и агент Лан, разумеется, — Франциска скривила губы. Чтобы начать этот разговор, ей потребовалось немало усилий, и если Майлз начнет тянуть и увиливать, как любит делать в суда, ее терпение лопнет очень быстро.

— Я и агент Лан, — повторил Майлз с расстановкой, еще охрипший после приступа кашля. — Нет. Нет, мы не встречаемся.

Франциска закатила глаза. Притворяется идиотом — и ее тоже за идиотку держит? Непростительно.

— Майлз Эджворт, — выплюнула она. — У меня не так много свободного времени, чтобы по пунктам разносить твою нелепую ложь. Ты правда думаешь, что я слепая?

— Если у тебя так мало свободного времени, советую тратить его на что-то более продуктивное, чем допытываться о подробностях моей личной жизни, — огрызнулся Майлз. — Я не обязан отчитываться перед тобой о каждом своем шаге. В этом доме я уже наелся такого сполна.

Он замолчал, вероятно, тут же пожалев о сказанном.

Напряжение в комнате сгустилось.

Призрак третьего человека между ними. Минное поле в любой беседе. Они старались не говорить о Манфреде фон Карме.

Отец Франциски.

Убийца отца Майлза.

Иногда Франциска почти хотела, чтобы они, наконец, поговорили. Просто чтобы над ними перестала висеть эта тень. И потому что ей нужно было знать: остались ли у Майлза хоть какие-то чувства к своему бывшему наставнику?

Папа никогда не был образцовым отцом, и уж тем более — опекуном. Сколько Франциска себя помнила, он оставался далеким и отстраненным, и редко бывал добр, особенно к своему ученику. Но он воспитал их обоих и когда-то был их идолом, недостижимым идеалом.

Все оказалось ложью. И несмотря на это, Франциска продолжала любить своего отца. Может быть, это делало ее ужасным человеком — плевать. Плевать, но Франциске стало бы легче, узнай она, что не одинока в этом.

— Разумеется, ты не обязан передо мной отчитываться, — чопорно проронила Франциска, когда молчание стало невыносимым. — Но ты все еще мой глупый младший брат, за которым я должна приглядывать.

— В некоторых ситуациях я предпочту обходиться без присмотра, — сказал Майлз с сухим смешком. Что смешного этот дурак углядел в ее словах теперь?

— Ты не собираешься мне отвечать.

— Я уже ответил. Но если мой ответ тебя не устраивает, то — да. Вдаваться в подробности я не собираюсь.

— Ладно, — сказала Франциска.

Майлз нахмурился — не ждал, что она сдастся так легко.

— Ладно?

— Ладно, — повторила Франциска. — Можешь не отвечать. Я просто спрошу у него.

Майлз, снова было взявшийся за чашку, со звяком отставил ее назад на блюдце. Жаль — теперь она не отказалась бы еще разок взглянуть, как он кашляет и задыхается.

— Франциска, — Майлз нахмурился. — Я попрошу тебя не втягивать в наши дрязги посторонних людей.

— О, но он не посторонний, — Франциска откинулась на спинку стула и с наслаждением хрустнула пальцами. — В этой конкретной ситуации замешаны два человека, и если один из них отказывается отвечать... Что ж, полагаю, выход очевиден.

— Ты меня шантажируешь, — это был не вопрос.