Глава 30. (судьба на печке найдёт) (2/2)

- Папка тебе вкусного привёз, завтра объедимся! Так что поправляйся давай.

- А гулять пойдём?!

- Температуры не будет – пойдём!

Он тоже поцеловал Джесоля и они с Хвасой вышли, прикрыв дверь не до конца. Родители Шуги топтались в зале:

- Ну, как он?

- Спала, тридцать семь, - выдохнула их невестка, и они улыбнулись:

- Теперь можно и на покой! Как хорошо! Ох он нас всех на уши поднял! Юнги, сынок, - обратилась к нему мать, - ты прости, что не уследили…

- Да хорош вам, дети болеют – такое случается, - когда всё почти наладилось, позволил себе быть добрым Шуга.

В их маленьком доме спальни было всего две: одна стала детской, другая была родительской, поэтому Юнги с Хвасой стелили себе в зале. На двух разных матрасах, с двумя разными одеялами. Оставив включённым ночник, они укладывались спать. Увидев непрочитанное сообщение в поставленном на беззвучный режим телефоне, Шуга открыл его. Оно было от Ханы: «Ты добрался? Как Джесоль?». Поругавшись на себя, он ответил: «Да, прости, что забыл написать! Я дома, Джесолю лучше. Завтра позвоню!».

- Я так перепугалась! – шёпотом разговаривала Хваса. Забравшись под одеяло, она попросила: - Свет погасишь?

- Ага, - выполнил просьбу Юнги и в темноте полез на своё место.

- У меня же кроме Джесоля никого на свете нет!

- Не нагоняй, знаешь, как я сам перепугался! Он у меня тоже единственный.

- У тебя Хана есть.

- Да это тут при чём? Это совсем другое. Так-то у меня и мама с папой есть. А у тебя, в таком случае, сосед.

- Да что сосед! – помолчав, Хваса сказала: - Он в Сеул собрался ехать, дом продаёт.

- Да ну?

- Угу. Меня с собой зовёт.

- Поедешь?

- С ума что ли сошёл? Куда я поеду? Я оттуда уехала и рада! А Джесоля я с собой что ли повезу? Нужен он чужому дядьке, как же!

- Если нужна женщина, то и её дети любимы. Но Джесоля я не отдам, - строго напомнил о своих правах Юнги.

- Никто его и не забирает! Ты меня слышишь?

- Слышу-слышу.

- И маму с папой я одних не оставлю, - как обычно называла так родителей мужа Хваса. У Шуги потеплело на душе от её заботы о них. Если бы не она, как бы они жили последние годы? Какой удачей было встретить её семь лет назад на своём пути!

- Это что же, всё у вас с соседом, получается? Финал?

- Получается.

- Ну, ничего, вдруг его дом купит мужик получше? – хохотнул тихо Юнги. – Или он приезжать будет иногда.

- А я, знаешь, иногда представляю, что мы бы этот дом купили. У него и участок побольше…

- Куда нам столько земли? Эту едва окучиваем.

- Дай помечтать! Там дом просторный. В этом, всё-таки, тесновато.

- В тесноте да не в обиде.

- Это да. А всё равно повоображать приятно! Было бы, конечно, хотя бы два ребёнка, имело бы смысл глаз туда класть.

- И были бы деньги… - вздохнул Шуга.

- А что? – посмеялась в подушку Хваса. – Может, я бы тряхнула стариной и насосала бы нам на домик?

- Перестань, я тебе не дам возвращаться к прошлому! – посомневавшись, говорить ли, Юнги решился: - Я тут это.. подумал на пенсию в золотых уйти.

- Да ладно?! – различив доверительный тон, Хваса подтянула свой матрас к мужу, чтобы удобнее было шептаться. – А так можно, что ли?

- Можно. Я уже не так шустр и быстр, как раньше. На последней вылазке едва ноги унёс, сколько мне ещё бегать? Шансы выжить стремительно сокращаются. Джин тоже сказал, что всё, баста, дыхалка не та.

- А Хоуп?

- Ой, этот конь ещё побегает! Он семижильный. – Юнги углубился в воспоминания: - Скоро десять лет, как мастера Хана не стало. Ему было сорок шесть и, думаю, если бы он просто пораньше прекратил носиться с молодыми заодно, то был бы сейчас жив. Он уже с трудом тянул большие нагрузки, но кому ещё было выполнять задания? Нас тогда по пальцам пересчитать можно было. Я сам почему из Лога досрочно ушёл? Некому больше было паразитов всяких давить.

- Ты устал, - понимающе промолвила Хваса.

- Устал. Я с Рэпмоном уже обсуждал эту тему, мы работу мне подыскали. Грузоперевозки. Не велик престиж, но так я ничего и не умею, образования нет. А платить будут достаточно.

- Это здорово!

- Думаешь?

- Я, наконец, перестану переживать за тебя.

- Ты за меня переживала?

- А как же нет? Не хочу быть матерью-одиночкой. Не ради себя, ради Джесоля.

- Ну вот, будем жить теперь как самые обыкновенные люди, - улыбнулся Юнги в темноте, - знаешь, я тут анализировал свою жизнь, думал, эгоист я или нет? Вспомнил, как после школы уехал в Сеул, чтобы разбогатеть. Ведь всегда обожал деревню, обожал природу, простоту вот эту, неспешность – что ж понесло меня? А вот потому что всех несло. Все одноклассники срывались, учителя в школе гоняли, что если плохо учиться – будем никем! Если не сделаем карьеру – будем никем! А мне самому хотелось, чтобы мною гордились родители, и чтобы жизнь им облегчить, ведь если бы начал рубить бабки, то им бы помог, матери не надо было бы овощи выращивать, горбатиться на грядках, на рынок ходить. Потом в Лог попал. Как мне там нравилось! Я бы - святые бодхисаттвы! – век там жил, не вылезая. Но кому-то надо было выходить, и я вышел первым, чтоб другие собой не рисковали. Потом с Джинни… мне, возможно, и хотелось иногда всё бросить и уехать с ней, быть, как она, неприкаянным, предоставленным самому себе, так нет, разве могла мне позволить совесть? Я иногда Джинни ненавидел именно за это: что она позволяет себе то, чего я себе позволить не могу. Честно, я её так любил, что почти сорвался в какой-то момент; если бы пошёл её провожать в аэропорт, взял бы билет и улетел следом, но понял, что нельзя так с родителями, с долгом, с ответственностью. И вот мне почти сорок лет, и я так подумал – может, наконец, имею право для себя пожить? Как хочу. Спокойно, тихо, скучно, чтоб никто не трогал, не дёргал. Никуда не спеша, ни к чему не стремясь. Деградация? Да пусть! Хочу деградировать и ловить с этого кайф. Ходить на работу, воспитывать сына, на рыбалку с ним ходить, проводить время с родителями, пока они живы.

- Ты заслужил это, Сахарный.

- Надеюсь. Я сегодня Джинни, кстати, видел!

- Да? Где?

- Она от Рэпмона шла, а тут мы с Ханой!

- Ого, вот это сцена, должно быть! – воодушевлённо оценила Хваса.

- Да ничего такого. Мы прошли мимо. Я потом вышел, а она сидит и ждёт – поговорить хотела.

- А ты?

- А мне некогда было, я сюда спешил.

- И ничего такого не почувствовал? Ну, спустя столько лет, вы, наконец, встречаетесь и…

- И ничего. Наши пути семь лет назад разошлись и всё время двигались в противоположных направлениях, и она стала от меня так далека, что я только при усилии мог бы вспомнить какие-то счастливые совместные моменты. Да, было здорово, было давно, было юно и молодо. Сейчас всё по-другому.

- Мы что же, уже старые, Сахарный?

- Ты-то тут при чём? Я про себя.

- У меня такая же ситуация! Вот ты говоришь – поедешь в Сеул с ним? А мне от одного слова «переезд» дурно становится. Так всё устаканилось, так привычно, всё на своих местах. И вдруг суета, переполох и тормошение? Ой, меня удар хватит, если я снимусь с места. Я ж как ты, после школы приехала в Сеул и прожила там больше пятнадцати лет. И что хорошего там нашла? Тебя, разве что.

- Тоже мне хороший!

- Хороший-хороший! – заверила Хваса и поцеловала его в щёку. – Всё, давай спать, а то бабушка с дедушкой встают рано, а мы дрыхнуть будем? Непорядок.

- Спокойной ночи, - пожелал Юнги и, вымотанный за день, мигом вырубился.

Утром, встав позже всех, он нашёл маму готовящей завтрак на кухне. Джесоль сидел за столом и ждал целебный бульон, который ему грели.

- Как дела, сорванец? Температуру мерил?

- Да, тридцать семь ещё.

- Тогда никаких прогулок сегодня.

- Ну па-ап, тридцать семь – это немного!

- С соплями никуда не пойдёшь.

Мальчик втянул их, стараясь не шмыгать носом, но простуда всё равно была очевидна. Юнги выглянул в окно. Хваса с отцом о чём-то спорили над огородом, решая, что и где посадить в этом году. Вспомнив обещание позвонить Хане, Шуга вышел на крыльцо, сел на лавочку и набрал её.

- Доброе утро! – подняла та бодро.

- Доброе! Не разбудил?

- Нет, я пылесошу.

- А мы завтракать собираемся.

- Как Джесоль?

- Да ничего, тридцать семь. Кашля нет, вроде обычная простуда.

- Скорейшего ему выздоровления!

- Я вчера когда от тебя уходил, опять Джинни встретил.

- Господи, где на этот раз?

- Да всё там же. Она у подъезда сидела, хотела поговорить. А мне некогда было, я бежал на автобус.

- Интересно, о чём она хотела поговорить?

- Кто её знает? Может, извиниться за всё?

- Джинни? Извиниться? Слабо верится.

- Ну, вообще да, иначе ей бы стоило это сделать перед тобой.

- И слушать бы её не стала!

- А если бы она в самом деле хотела попросить у тебя прощения?

- Ну-у… не знаю. Правда, не знаю, что бы сделала. Нашла бы силы стоять рядом с ней, говорить с ней? Вроде бы и много времени прошло, а с другой стороны – всегда испытывала к ней неприязнь.

- Из-за меня?

- Не только. Из-за её поведения в целом. Вот это вот «что хочу, то творю», какая-то беспринципность, безответственность…

- Жизнь для себя? Может, нам тоже надо немного этому поучиться?

- Ты думаешь?

- Здоровый эгоизм никому не повредил.

- Кстати, вчера вечером… - Хана помешкала. – Сижу, смотрю телевизор, и тут звонок в дверь! Не поверишь, кто пришёл!

- Хоуп?

- Нет. Ыну. Тот самый… из «Пятницы».

- Да я понял, о ком ты! Вот придурок, а он ещё и мне звонил вчера, начал про тебя спрашивать! И чего он хотел?

- Как ты думаешь?

- Приставал, что ли?

- Я ему сказала, что встречаюсь с тобой, и выпроводила его…

- Сильно досаждал? Дать ему в морду?

- Нет-нет! – поспешно возразила Хана и осеклась. Юнги ощутил какую-то недоговорённость.

- А ты… а тебе он самой как вообще? – Она долго молчала, думая. – Давай без утаек, а? Мы же друзья в первую очередь.

- Он мне, кажется, нравится, - выпалила Хана. – Это ужасно, да?

- Почему? – засмеялся Шуга. – Как будто ты специально это сделала! К сожалению, люди не способны в основном управлять своими симпатиями. Что тут поделаешь?

- Но мы же… я и ты…

- Да, но если он тебе нравится?

- Но если это просто помешательство? Если через неделю всё пройдёт? Возможно, Хосоку точно так же однажды понравилась Джинни, и он не сдержался, и к чему это привело? Нет, такие пагубные страсти надо из себя гнать прочь.

- А если не прогонятся?

- Должны.

- Ты вчера сказала сама, что тебе не хватает страсти и чего-то такого. Скажи, ты… хочешь его?

Покусав губы, Хана сжала трубку и, признавшись себе ещё вчера, призналась и Юнги:

- Да. Я не могу никак выбросить его из головы.

- Тогда давай так: я пока задержусь здесь. Как раз устройством на работу займусь…

- Работу?

- Да, потом как-нибудь расскажу, - видя, что отец и Хваса идут к дому, начал он заканчивать разговор, - попробуй пожить для себя, Хана, в удовольствие! Жизнь на потом бесконечно откладывать невозможно. Всё время можно думать о том, как надо, как должно, а что в конце концов? С горечью оглядываться на просранную жизнь? Мы с тобой уже отдали все долги и берегли честь смолоду. Теперь мы взрослые люди, и в рамках закона свободны в своих желаниях.

- А если… если ничего не получится?

- Я, как друг, всё равно буду с тобой рядом, Хана, не переживай.

- Спасибо, Юнги. Ты же знаешь, что ты самый лучший человек на свете?

Они попрощались. Конечно, ему было обидно, что симпатии Ханы не остановились на нём одном, но он уже несколько недель как чувствовал, что ожидания женщины превосходят его возможности, а в тридцать девять лет корчить из себя юного Казанову и меняться бессмысленно. Видел он этих стареющих пердунов, заводящих молодых любовниц: пьют виагру, занимаются теннисом, носят шорты и кепки, выглядят смешно и жалко, а потом умирают от инфаркта прежде времени. Он по-прежнему любил Хану и испытывал к ней нежность, но ещё опыт отношений с Джинни показал, что отпускать полезно. То, что действительно твоё, всё равно вернётся.

- Ну что, семейство, - подошёл отец, потирая руки, - пошли есть?

- Что старший, что младший! – закатила глаза Хваса. – Кроме еды ничего не волнует! И третий такой же, к двум годам еле от сиськи оторвался!

- Тут дело не в еде, - покачал головой господин Мин, - мужчины вообще любят сиськи. Особенно красивые.

Пропустив их вперёд себя, Юнги пошёл следом. Зачем они завели такой разговор? Перед мысленным взором, всплывшая из воспоминаний, зафиксировалась грудь Хвасы. И она у неё действительно была красивая!