Глава 13. (гештальт) (2/2)

Маленькая стоянка была со двора. Освещенная одним фонарём, она хранила тёмно-зелёный мерседес в затемнённом углу. Хоуп открыл перед Джинни дверцу машины, вколачивая всё глубже осиновый кол женской зависти и сожаления. Да, её карьера шла вверх, она была успешным и востребованным экономистом, совмещающим преподавательскую деятельность с аналитической в одном исследовательском институте. Но в личной жизни была полная труба. После Юнги она ни разу не ощутила и половины тех чувств, не то что любви – влюблённости! Страсть – да, та бывала, иногда неуместная и совсем короткая. Самые продолжительные отношения за эти шесть лет у неё продлились десять месяцев. Они даже половину срока прожили вместе, но это ничего не дало. Любовь не возникла, никакой духовной близости и понимания не родилось, с каждым днём партнёр только всё больше мешался под ногами, раздражал, открывал свои негативные стороны, и они разъехались. С последним, импозантным коллегой, старше лет на десять, она провела четыре месяца, пока он не заговорил о свадьбе. Это испугало Джинни. И неосознанной ассоциацией с Юнги, после которого брачная тема превратилась в камень преткновения и триггер, и резким открытием, что она не испытывает любви. Потому что этот сверхэрудированный мистер будто вечно конкурировал с ней в знаниях, пытался задавить интеллектом, поправлял её, при этом жутко напрягаясь от замечаний в свою сторону. И у него было скверное, какое-то в худшем смысле американское чувство юмора. И хотя начиналось всё отлично, с очарования и восхищения – красивый костюм, всегда уложенные волосы и голливудская улыбка, им пришлось разойтись. Чего он хотел добиться свадьбой? Джинни казалось, что убрать её со своей дороги, посадить дома и превратить в не имеющую права голоса домохозяйку, а ещё поставить галочку очередного достижения, положенного после сорока.

До этого она чуть не «замутила» с парнем помладше, но тот – вовремя выяснилось – оказался её студентом, так что с юношами приходилось быть осторожнее, чтобы не погубить свою репутацию и всё, чего она достигла. И всё-таки Джинни имела слабость к роскошным и холёным мужчинам, как Хосок. Но только в нём, плюс к люксовому внешнему виду, была молодецкая внутренняя лёгкость, непритязательность. Он никогда не страдал заносчивостью, не вёл себя надменно. С Хоупом было просто. Тоска по далёкой юности больно укусила Джинни. А что, если упустить его – было главной ошибкой её молодости? Она же так была влюблена в него, хитростью выманила первый поцелуй! Но сдалась, не попыталась отвратить его от брака с Ханой, и сама согласилась встречаться с Юнги. Да, те отношения почти до самого конца были счастливыми и казались именно тем, что ей нужно. Но зная итог, не напрасно ли всё было? Нет, вслед за Хоупом, не хотелось называть ошибкой три года своей жизни.

Он сидел за рулём, заведя машину. Такой лощёный, красивый, дорого пахнущий. Давний хороший друг – как же тепло рядом с тем, с кем можно вот так поболтать, не стесняясь, понимая, смеясь. Общее прошлое связывает прочно, и сейчас, вспоминая тот самый свой первый поцелуй, исполненный в красном Феррари, Джинни улыбнулась, за этой улыбкой пряча возбуждение от воспоминания. Теперь, давно не девственница, она бы зажгла с Хосоком до конца.

- Что? – заметил он её улыбку.

- Да так, навеяло… - не захотела сначала откровенничать она, а потом решила – какого чёрта? Улетает же через несколько часов и стесняться тут нечего: - Помнишь, как учил меня целоваться?

Хоуп несколько смутился, кивая:

- Помню.

- Так давно это было, даже не верится!

- Да, ты тогда ещё собиралась встречаться с Шугой…

- Нет, - хохотнув, помотала она головой.

- Что – нет?

- Я наврала тебе, чтобы ты меня поцеловал. Мне нравился ты, а с Юнги я стала встречаться, потому что ты заделался занятым и обрученным.

Перед Хосоком будто что-то тяжёлое грохнулось, обдав ударной волной. Он поморгал.

- Я? Но мы же… мне казалось, что мы ещё прикалывались на эту тему, что я у тебя уже пройденный этап, и любила ты меня лет в шестнадцать…

- А какая юная девушка вот так в лицо скажет, что безответно влюблена? Это сейчас я матёрая.

- Так… я тогда тебе нравился?

- Да ты мне постоянно нравишься, - несерьёзно бросила она, и в ту же минуту осознала, что это правда. Она же только что думала о том, как хотела бы завершить тот давний поцелуй чем-то более взрослым. Хоуп замер, по-воровски взглянув ей в глаза. Всё существо его напряглось, словно что-то глубоко внутри испугалось. Или стало рваться наружу? Но этому чему-то нельзя было давать выхода. Однако флиртующий, игривый взор Джинни буквально тащил запретное на поверхность. Как давно он не видел такого соблазнительного блеска в глазах, нацеленного на себя!

Ещё не пристёгивавшаяся, девушка неудержимо приподнялась с места и, дотянувшись над коробкой передач, сама впилась в губы Хосока. Он вздрогнул, как от укола, подался чуть назад, но Джинни последовала за ним, и всё равно совершила поцелуй, как преступление. Губы Хоупа были растерянно-обездвиженными, он поднял руку, чтобы отвести от себя Джинни, взял её за плечо, но и она взяла его, прижавшись крепче. Сопротивляться было невыносимо, его била дрожь и кровь хлынула ниже пояса. В голове заухало.

- Джинни, Джинни! – кое-как отстранив её, тяжело дыша, Хосок натягивал на себя ощущение скверности, чтобы заглушить похоть и осадить эрекцию. – Я женат, ты же знаешь, что ты делаешь?

Она не села на своё место до конца, продолжая нависать где-то рядом, достижимая, почти касающаяся. У неё несколько недель не было мужчины и, когда вернётся в Штаты, тоже будет не до этого, и вряд ли быстро сыщется кто-то подходящий, спать лишь бы с кем-нибудь ради удовлетворения Джинни отказывалась. Поэтому шанс переспать с Хоупом, утолив желание, был крайне заманчивым.

- И что, что ты женат? – хладнокровно сказала она. – Я вот как-то состояла в полиаморных отношениях, где каждый спит, с кем хочет.

- Это же бред несусветный, - нахмурился Хосок.

- Почему? Все мужчины изменяют, а так хотя бы честно!

- Не все мужчины изменяют, - заступился за свой пол он.

- Да ладно?

- Твой брат! – стукнули козыри по столу. Джинни нечем было крыть:

- Ну, разве что он и наш папа, но это скорее генетический сбой.

- Шуга тоже из таких…

- Ой не надо! – села на место Джинни, отброшенная упоминанием бывшего. Она до сих пор думала, что Юнги закрутил с Хвасой ещё при ней, поэтому так легко от неё и отказался, стыдливо сбежав и не попытавшись разобраться. – Он вертелся со своей проституткой у меня за спиной.

- Не придумывай, он бы так никогда не поступил.

- Вы с Намджуном заступаетесь за него из мужской солидарности.

- Нет, просто мы, как друзья, его отлично знаем.

Джинни не хотелось ковыряться в прошлом и том разладе, оживлять ту горечь, что охватила её при отбытии в Америку. Полгода она прожила там, как сомнамбула, не находя себя, объяснений расставанию и причинам конца. Где было его начало? И это неразвеянное подозрение точило древо самоуверенности, как термит. Ей могли изменять даже в самых лучших отношениях, что у неё были! Не слишком ли жирно Хана живёт, что у неё всё в шоколаде и ей Хоуп хранит верность? Неужели хранит?

- И ты никогда не изменял жене? – полюбопытствовала Джинни.

- Нет, конечно, - покашливая, будто поперхнулся, поправил отвороты пиджака мужчина, - за кого ты меня принимаешь?

- За красивого, интересного, умного парня, загнанного домом и работой. У тебя нет света в глазах, как раньше, азарта.

- А какой азарт нужен? – пренебрежительно, немного зло хмыкнул он. – Азарт блядства? Да, такового нет.

- Что сразу блядство? Знаешь, я вот с возрастом поняла, что если ты не знаешь, чем занимается твоя вторая половина, то не всё ли равно? Но лучше, конечно, открыто брать то, чего хочется и чего не хватает.

- И чего мне, по-твоему, не хватает? – посмотрел он в её горящие глаза.

- Тебе? Не знаю. Но знаю, чего хочу сама. Тебя.

- Джинни, я женат, - как мантру повторил он, будто это заклинание должно было уничтожить демона Мару<span class="footnote" id="fn_30352426_1"></span>. Но то, как сказала и что сказала девушка, свело результаты его попыток унять эрекцию к нулю. Сколько лет он не слышал таких признаний? Томных, напористых, призывных. «Хочу тебя!» - как сладко это слышать! Но как больно на это реагировать, зная, что не имеешь права.

- Да что с того-то? Я не собираюсь тебя из семьи уводить, я улетаю через несколько часов!

- Тем более, - бессмысленно сказал Хосок, будто продолжительный греховный роман как-то оправдал бы порыв.

- Хоуп, - она опять приблизилась, приникая к нему в полутьме салона. От неё тянуло новизной, опасностью, неизведанным. Он прикрыл глаза, поджав губы, как приготовившийся к пытке. – Ты мой незакрытый гештальт. Может, потому у меня и не ладится личная жизнь, что однажды я, вместо того чтобы прямо разобраться и признаться тебе своевременно, опустила руки?

Скользнув под пиджак, она положила ладонь ему на грудь, через тонкую чёрную рубашку. Он накрыл её своей рукой, чтобы та не двинулась.

- Джинни, пожалуйста… - Будь это любая другая, он бы вышвырнул её из машины, оттолкнул, но с Джинни он не мог так поступить, он привык заботиться о ней, как о младшей сестре, переживать, баловать, помогать. Но как он мог помочь ей сейчас с тем, что она просила? Это невозможно! Она коснулась губами его подбородка, потом спустилась по шее. – Пожалуйста… - едва не плача, взмолился он. От поцелуев в шею проскакал табун мурашек. Голова переставала соображать, штаны становились тесными. Рука тянулась опуститься и расстегнуть ширинку, чтобы дать себе места.

- Я хочу тебя, Хоуп, правда, очень хочу, - прошептала Джинни, вернувшись к его губам и опять в них впившись. Он больше не мог держаться и ответил на это. Отпустил ладонь девушки и обхватил её за плечи. Признания сладким нектаром разливались по нему, будоражили, встряхивали. Перехватив инициативу поцелуя, он запустил пальцы в волосы Джинни, другая рука забралась под её пиджак и водолазку, легла на тонкую поясницу. Перекинув ногу и перебравшись через рычаг, она оседлала Хосока на водительском месте, но он опять взбунтовался и воспротивился:

- Нет, нет, Джинни, хватит, садись на место, давай, нам нужно в Инчхон!

- Я не опаздываю, неизвестно, когда будет рейс, - не желая слушать его возражения, она продолжала целовать его во все открытые одеждой места. Спустила руку к пряжке ремня. Хосок ухватил её за запястье.

- Не надо.

- Ты же тоже меня хочешь, - бархатисто шепнула она ему, смотря в глаза. Качнулась вперёд и назад на его бёдрах.

- Джинни… - отвёл он лицо, чтобы не видеть эти вожделение и страсть, сводящие с ума. Он искал объяснения, доводы, отговорки, любую зацепку почему «нет», раз женатость для Джинни ничего не значила. Или женатость именно на Хане? – У меня всё равно нет презервативов, так что…

- У меня есть, - отбила удар девушка. Она продолжала заводить его, тронула ухо языком, стала расстёгивать рубашку.

- Всё равно… всё равно! – отдёрнул он её от себя и встряхнул, гневно, почти ненавидя. – Я терпеть не могу быть снизу! – уж самому на неё не забираться у него силы найдутся. Найдутся же? - Слезай.

Джинни на миг отрезвилась. Ожесточение в Хосоке охладило, но, присматриваясь к нему, она увидела страх и крик о помощи. Нет, она уже сдалась девять лет назад, ей надоели эти вечные бессмысленные правила: «потому что ты сестра друга», «потому что ты ещё девственница», «потому что я не собираюсь жениться», а теперь «потому что я уже женат». К чёрту! Джинни отпрянула и, сняв куртку под напряжённым взглядом Хосока, перелезла на заднее сидение, продолжая там раздеваться. Он слышал шуршание одежды и догадывался, что происходит, но боялся повернуться или бросить взгляд в зеркало заднего вида. Однако последнее произошло как-то само собой. Глаза Джинни испытующе встретились с его.

- Иди сюда.

Вцепившись в руль, так что побелели пальцы, Хоуп уставился в стену какого-то здания напротив. Его кружило, стягивало и рвало на части. Он думал о Хане и не хотел о ней думать. Он должен был ехать домой, но не хотел туда ехать. Он должен был хотеть Хану, но не хотел её. Он хотел Джинни.

- Иди же, - повторил манящий голос позади. Чёрный кружевной бюстгальтер вылетел вперёд и упал на панель у лобового стекла. Плавно стал по ней скатываться. Хосок автоматически поймал его, чтобы не упал под ноги и, прежде чем отложить или вернуть назад, перебрал тонкую полупрозрачную ткань в руке. Сексуальное, подчёркивающее грудь, вкусно пахнущее кружево с жаждущего, зовущего женского тела. Хоуп откинул его и вылетел из-за руля. Джинни чуть не вскрикнула. Он вытащит её голую на снег и скажет, чтобы проваливала?

Куртка Хоупа прилетела снаружи на водительское сиденье. Передняя дверца захлопнулась и отворилась задняя, возле Джинни. Срывая пиджак, мужчина забрался к ней, оставшейся в одних трусиках и, запустив порыв холодного воздуха, закрыл за собой. Джинни не успела обменяться с ним продолжительный взглядом – он поцеловал её. Оставшись без пиджака, он продолжил начатое девушкой – расстегнул свою рубашку до конца, выпростав её из-под ремня, снял и откинул в темноту салона, куда через тонированные стёкла почти не попадал свет.

- Где презервативы? – резко, в форме приказа спросил Хоуп. Джинни указала на свою сумочку:

- В среднем кармане.

Но он не полез сам, дал сумку ей и ждал, когда она вытянет и передаст презерватив ему. Потом обрушился на неё сверху, целуя и лаская, слушая порочные стоны, вскрики, умоляющее «да! да!». Хосок чуть не порвал на ней трусики, желая забраться под них. Белый силуэт её нагого тела на заднем кожаном сиденье лишал остатков невозмутимости и мыслей. Разве что не трясущимися руками зачехлив член – Хоуп едва вспомнил, как это делается, ведь в браке предохранялся почти всегда прерванным актом – он плавно вошёл во влажное, тугое нутро, и с величайшим трудом удержался от моментального оргазма. Не хотелось кончить за минуту, что подумает Джинни? Что такой гештальт лучше было забыть, чем закрыть.

Машина качалась от его жадных, неистовых движений. Он словно уничтожал себя в этой самоотдаче, пытаясь забрать всё, чего тайно или не очень хотелось все эти годы, и при этом не хотелось выходить из этого дурного, помешанного, озабоченного состояния, чтобы не начать вновь думать и осознавать, что же наделал. Хоуп вколачивался в Джинни, закусывая её губы, облизывая упругую высокую грудь, закидывая её ноги на свои плечи, чтобы войти ещё глубже. Она кричала и взвизгивала, принимая долгожданные ласки. Ей нравилась прорывающаяся время от времени грубость, животная жестокость, с которой Хосок удовлетворял её и себя. По нему покатился пот, и она слизывала эти капли усердия с его шеи и груди, наслаждаясь солоноватым вкусом победы.

Он кончил и рухнул на неё, придавив тяжестью жилистого, гибкого торса. Джинни обняла его, мокрого и гладкого, слыша над ухом дыхание, щекочущее горячим воздухом. Они молчали. Получив то, чего хотели, они не знали, что сказать и нужно ли это? Приходя в себя, помимо удовлетворённости, Джинни ощущала торжество: сбылось желание юности! Её давняя мечта, принц её подростковых грёз – Чон Хосок, был с ней, был в ней, целовал её, обнимал и хотел её, больше не принимая за малышку. А ещё она потрахалась с мужем Ханы, той самой, которую так нахваливал Юнги. Что ж, если тот считал её чем-то превосходящей свою девушку, то теперь самолюбие можно считать восстановленным.

Хоупу не хотелось приходить в себя. Блаженство от испытанного не шло ни в какое сравнение с тем, что было у него в постели с женой: однообразное, механическое, всё более краткое, а ведь когда-то Хосок, посещая бордели, с друзьями соревновался в продолжительности, так что девушки при виде их специально поднимали ценник за час, чтобы те их не заезживали до изнеможения. Была же дурь в голове! Как только блаженство начало отступать, Хоуп ощутил мерзость. Свою собственную. Он был поганым и мерзким, отвратительным самцом, не способным удержать в штанах член. Зачем он это сделал? Зачем поддался? Чего проще было отвезти Джинни – и дело с концом! Отвлекаясь от ощущений, он жалел о содеянном, но прислушиваясь к ним – хотел повторения. Казалось, только это заглушит боль в груди. Он будет заниматься любовью, пока не умрёт, не приходя в себя, потому что жизни после измены для себя не видел. Порядочной, спокойной семейной жизни. Даже думать не хотелось о том, как быть дальше и что делать. Хосок снова поцеловал Джинни, прижал её к себе, забрался пальцами между её ног. Всё было так, как она и предполагала, женская интуиция не подвела – его пальцы были созданы, чтобы дарить удовольствие. Он весь, полностью был для удовольствия, радости и праздника, и Джинни хотелось подарить ему в ответ столько же тепла и наслаждения, сколько получила от него.

Они снова занимались любовью. Иногда их заставляли замирать приезжающие или отъезжающие автомобили, но в целом они ни на что не обращали внимания. Поёживающаяся от остаточных судорог после оргазма, Джинни прижалась к груди Хосока. Он поглаживал её плечо. В последний момент, когда он изливался во второй презерватив, проезжающие фары бросили луч им в салон, и он чётко увидел у лобка Джинни татуировку «sugar», и сразу понял, что ещё раз переспать с ней не сможет. Что-то дикое, неправильное и безобразное было в их связи. Хотя физически это было так прекрасно, что ничего лучше он и припомнить не мог. У него зазвонил телефон и, найдя пиджак и вытащив тот из него, Хоуп застыл, читая имя жены. Джинни тоже его увидела. Он смотрел, как загипнотизированный, на два слога, относящиеся к какой-то другой Вселенной, и медленно доходило, что как раз он сейчас выбился из своего измерения, заблудился. Никакого представления о том, что ей сказать, не было. Хосок подождал, когда телефон перестанет звонить, потом убрал его обратно.

- Нужно… ехать, наверное, - тихо произнесла Джинни. Она не сказала «мне» или «тебе». Им обоим нужно было выбираться из этого запретного кокона. Хосоку принесло облегчение, что девушка не заговорила о них, о том, что будет дальше, что они должны придумать какое-то «дальше». У них опять расходились пути, у каждого была своя жизнь на разных материках и языках.

- Да, надо, - согласился Хоуп и, находя по частям свой гардероб, принялся одеваться.

- Подашь лифчик?

- Конечно, - дотянулся он до переднего сидения и дал Джинни составляющую комплекта её белья. Хана не умела носить кружево, не придавала этому значения. Либо предпочитала хлопок и что-то очень удобное, либо же лифчики и трусики у неё перепутывались и были разного цвета. В этом не было ничего страшного, но эстетика Хоупа молчаливо бунтовала. Это же так красиво, чёрт возьми, когда девушка в цельном комплекте, как в доспехах для сексуальной войны, сразу чувствуешь – она хочет нравиться, хочет, чтобы ею любовались. Просто хочет.

В рубашке, он вышел на улицу, там застегнулся и заправился, накинул пиджак. Подождал Джинни, чтобы опять галантно открыть перед ней дверцу. Потом сел за руль. Какое-то время они не разговаривали. Первой разрядила обстановку Джинни:

- Знаешь, всё примерно так, как я и представляла.

Хоупу было радостно втянуться в разговор, потому что по голове будто били молотом раскаяния и отчаяния. Его самобичевание набирало обороты.

- Как именно?

- Невероятно. Огненно. Я знала, что ты такой… горячий.

Хосок мученически улыбнулся:

- Да?

- Да.

Джинни проверила сайт аэропорта, где не появилось новой информации, почитала вслух о погоде и прогнозах на Нью-Йорк. У Хосока опять затрезвонил мобильный. Хана! Нельзя не поднимать ей снова, она же разволнуется, начнёт звонить Намджуну, чтобы спросить, куда друг подевался после похорон и не с ним ли, а тот, дурак, ляпнет, что Хоуп его сестру повёз…

- Алло? – поднял он жене.

- Привет, ты ещё далеко?

- Я только еду в Инчхон, через час примерно буду.

- Вот как…

- А что такое?

- Ничего, просто переживала. И да, Нана сказала, что хочет завтра на завтрак шоколадные хлопья, а у нас только обычные остались, ты заедешь по пути куда-нибудь за ними?

- Конечно.

- Ну, тогда ждём.

- Да, целую! – выдал всё-таки Хоуп, сам не зная зачем. Чтобы теперь показать Джинни, что между ними точно ничего больше не будет? Так она и не просит. Или это было чувство вины перед Ханой, и вину хотелось как-то загладить? Он всё ещё был в каком-то небытие и продолжал не понимать, как вести себя с женой. Ничего не сказать? Предательство. Сказать? Это разобьёт ей сердце. Не показываться на глаза не вариант, дети же, дети!

У аэропорта он вышел проводить Джинни немного. Тяжелого багажа у неё с собой не было – одна сумка, так что носильщик и помощник был не нужен, Хоуп шёл как провожающий друг.

- Что ж, приятно было повидаться, - улыбнулась девушка, в отличие от него свободная на любые поступки и эмоции, поэтому сказавшая это тоном, подчёркивающим, что именно ей было особенно приятно.

- Взаимно, - ответил Хосок без подтекста.

Она поцеловала его в щёку, сначала подумав, что этим стоит ограничиться, но потом, уже отстранившись, прильнула обратно – к губам. Хоуп чуть наклонился, хватая этот последний глоток страсти, вихря, урагана по имени «Джинни». На долю секунды ему хотелось, чтобы она вдохнула его в себя, утянула за собой, увезла туда, где кипит жизнь и не надо мучиться сомнениями и укорами совести. Но поцелуй закончился.

- Пока, - подмигнула ему она, развернулась и пошла прочь.

- Пока… - шепнул Хосок.

Медленно он брёл назад, к машине. Мысли всё ещё были с Джинни, но он пинал их обратно, к Хане, к шоколадным хлопьям и дороге домой – его личной Голгофе. В финале его распнут? Или сам, как предатель Иуда, повесится? Хоуп забрался в мерседес и долго, минут пятнадцать сидел, не заводясь, собирая себя из грешных обрывков, осколков страсти и кусочков обязательств в человека. Как быть, что делать? Даже никому из друзей не скажешь, с кем и что ты сделал. Рэпмон его убьёт по двум статьям – за нарушение верности и за сестру. Шуга – туда же. Такими новостями в дружеском чате не хвастают. «Стоила ли эта вспышка того мрака, который наступил после неё?» - подумал Хоуп. Не было сил, подходящих слов для возвращения домой, но надо было – надо! Нана с Ходжуном будут спрашивать, куда запропастился папа. И ему, нашедшему смелость сотворить преступление, нужно иметь смелость за него ответить. Хосок повернул ключ и зажёг фары.