Глава 2. (все семьи несчастны по-своему) (1/2)
Чон Хосок был сыном миллионера, главы ювелирной компании, господина Чона-старшего. Отец с самого детства пытался контролировать каждый шаг сына, прививая ему меркантильные и коммерческие ценности прожжённого капиталиста, какой только и мог быть успешен в этой жизни по его мнению. Но что-то в самой природе Хосока противилось этому, с самого же детства он вечно бунтовал против отца, отдавал карманные деньги нуждающимся, дружил с беднотой, а не мальчишками из семей своего уровня, не хотел прилежно сидеть дома и ходить на дополнительные занятия по математике и планированию. Ему нравилось искать приключения на свою задницу, путешествовать и проявлять щедрость вместо накопительства.
Не сдаваясь под натиском авторитета отца, он то служил в армии, то уходил в буддийский монастырь, то пропадал в объятьях благородных куртизанок, в общем, делал что угодно, лишь бы не то, чего от него ждали. Но однажды, три года назад, отец поставил вопрос ребром: либо тот остепенится, либо останется без наследства и денег. А не хочет заниматься бизнесом сам, пусть подарит отцу внука и катится дальше. Конечно, узы брака и семейной жизни были для Хосока чем-то невозможным, невероятным, посягательством на его тяжело добываемую свободу. Пытаясь водить отца за нос и отбрыкиваясь от всех предлагаемых невест, он сам загнал себя случайно в ловушку: напился и переспал с давно влюблённой в него простой и невинной девушкой. Совесть не позволила оставить её, и он, приняв это за знак судьбы, сделал ей предложение. В чём тоже в какой-то мере выразил протест отцу: Хана была бедной официанткой, и для миллионера должна была прийтись «не ко двору». Хосок уже потирал руки, предвкушая возмущение отца, предлагавшего ему обручиться с дочерями своих знакомых-чеболей, но тут господин Чон-старший уделал сына, и искренне проникся невесткой, приняв её с теплотой и радостью. Хотя бы потому, что кто-то наконец был готов войти с ним в коалицию против вечных безумств и неусидчивости Хосока.
Друзья недаром называли его Хоупом. Ни в каких трудных обстоятельствах жизни он не терял надежды и облучал окружающих своей верой в лучшее, в то, что из всех передряг можно найти выход. Так по первости случилось и с его вынужденным браком: он верил, что «всё к лучшему в этом лучшем из миров»<span class="footnote" id="fn_29537405_0"></span>, поэтому влюбился в жену и стал души в ней не чаять. У них родился ребёнок – правда, дочка, вопреки мечтам деда – и дочку Хоуп тоже полюбил беззаветно, хотя до этого детей терпеть не мог и думал, что никогда ни одного не полюбит. Он совершенно не представлял себе, как с ними себя вести, раздражался, когда они не понимали его взрослых объяснений, вскипал от плача и стремился убежать подальше, если на горизонте вырисовывался младенец. Но вот со своей дочкой так не вышло, в сердце проснулись любовь и привязанность. И в то же время… в то же время как-то улеглись чувства к жене. Может убивал быт, может что-то ещё. Прошлой осенью у него трагически погибли в Китае друзья, и всё внутри черствело и мрачнело, было совсем не до былой нежности. Хотелось прежних безумств и вольности, но Хосок был как зверь в зоопарке, которого закрыли в клетке – ему хотелось назад, на дикую природу, щипать травку, а не жевать поданный корм, бегать куда тянет, а не по периметру очерченных границ, дышать свежим воздухом не под любопытными взорами, а где-нибудь в одиночестве, отправившись на ретрит. Как ни старался он перевоспитать себя и переделать – ничего не получалось. Но, в конце концов, побеждало чувство ответственности и желание делать добро для всех вокруг. Кое-как остепенившись, Хосок пытался перенять опыт отца, помогать ему и просиживал в офисе унылым планктоном. Праздники, гулянки и блуд остались в далёкой молодости, после тридцати пошла совсем другая жизнь.
Джинни когда-то была влюблена в Хосока. Друг Намджуна, её старшего брата, он постоянно мелькал рядом, и она была очарована его солнечной улыбкой, лёгкостью манер, оптимизмом, длинными ногами и шебутным нравом, ей казалось, что они в этом очень похожи, но запал на неё не он, а другой друг брата, Юнги. И в тот момент, когда она поняла, что с Хосоком ей ничего не светит – приняла предложение Юнги встречаться. Это было три года назад, и с тех пор она и думать забыла о Хосоке, по-настоящему полюбив Шугу, оказавшегося верным, заботливым, внимательным и очень интересным. Его умение шутить расположило её к нему и, хотя они часто спорили и ругались, примирения были куда ярче и горячее. За три года они многое пережили вместе. Юнги был её первым мужчиной, серьёзной любовью. А она у него была не просто серьёзной любовью, но первой и единственной. До этого у него были либо кратковременные любовницы, либо подруги. Дружить Шуга умел как никто, являя уникальный пример того, как мужчина может дружить с женщинами, совершенно не видя в них сексуального объекта. Сначала Джинни очень ревновала, потому что буквально в каждом заведении Сеула у Юнги официанткой, администратором или продавщицей была какая-то подруга. Но потом она поняла, что это всё действительно ничего не значит. Юнги – общительный и панибратский с любым и каждым.
Этим вечером Хосок задерживался на совете директоров вместе с отцом, проводя собрание по поводу отчётов филиалов их ювелирных магазинов. Нужно было сравнить показатели, понять, у кого наилучшие, выслушать мнения руководителей. Обычно это затягивалось часа на два-три. Хосок не успевал забрать из автосервиса машину, поэтому позвонил Юнги и попросил заняться этим, закинув ключи к нему домой. Поскольку Юнги был куда менее занятым в компании их друзей – а потому и не столь богатым – он согласился и вскоре, припарковав изумрудный «хёндэ» на подземной стоянке элитного жилого комплекса, поднялся на лифте и позвонил в дверь. Ему открыла Хана.
- О, привет! – отступила она, приглашая войти друга своего мужа. Впрочем, он был и её другом, поскольку познакомилась она с Шугой примерно в то же время, что и с Хосоком. Они были частыми гостями в кафе, где она работала тогда официанткой. – Проходи!
- Да я только ключи закинуть, - достал их из кармана Юнги и положил на тумбочку в прихожей.
- Чаю хотя бы выпьешь? Я напекла печенья, я знаю, что ты любишь их! – улыбнулась Хана.
- Я вообще хавать люблю, это все знают, - засомневался Шуга, ещё с порога почувствовавший аппетитный запах. – Даже не знаю…
- Да заходи, заходи! – настояла она, закрыв за ним дверь. – Хосока может подождать. Или тебя Джинни ждёт?
- Нет, она к Намджуну в гости поехала, мы договорились увидеться позже. Ладно! – сдался Юнги. – Давай сюда свои богичные печенюхи! Я сейчас слюнями захлебнусь.
Хана засмеялась:
- Вот это я понимаю, комплимент! От Хосока разве что и дождёшься: «Мм, вкусно».
- Да что этот вегетарианец понимает в еде! Он гастрономический извращенец, - Шуга вошёл в кухню и уселся, - а где милейшая девчушка на свете? Дядя Юнги хочет её потискать!
- Нана спит, - покосившись в сторону детской, ответила Хана и поставила чайник, - но могу принести её, она всё равно легко и быстро засыпает.
- Не-не, не надо из-за меня ребёнка тревожить.
- Ты её любимый дядя, она очень расстроится, если ты уйдёшь не повидав её.
- Ну, тогда попозже может быть, если она вдруг проснётся.
Подвинув к себе тарелку с печеньем, не дожидаясь чая, Юнги принялся за дегустацию.
- А ты ужинал? Могу и ужином накормить, - предложила Хана.
- Домашним? Ну, разумеется, - одёрнул себя молодой человек. Когда бы это Хана заказывала что-то готовое? Она, как и Чжихё, жена Намджуна, обожала возиться по дому и всё делать сама. – Слушай, меня вообще можно не спрашивать, буду я или нет, я без заморочек, как у Хоупа: клади мне всё, я всегда голодный и всеядный.
- Хорошо.
На столе стали появляться разные блюда и закуски. Какие-то холодные, какие-то прежде разогреваемые в микроволновой печи. Юнги посмотрел на хозяйку дома.
- Мне кажется, или ты сегодня какая-то радостная?
- Я? Разве? – разрумянилась Хана.
- Да точно! Я тебя давно такой довольной не видел. Чего стряслось?
- Ну… - растерялась девушка.
- Да давай-давай, выкладывай! Я же вижу, что-то имеется.
- Даже не знаю… - Хана присела напротив. – Ты мой друг, Юнги, и очень хороший… Но мы с Хосоком ещё никому не говорили.
- Та-ак… - протянул Шуга, начиная что-то подозревать.
- Мне не терпелось с кем-нибудь поделиться на самом деле, подруг-то у меня в Сеуле нет, а родителям звонить не хочется, моя мама вечно что-нибудь ляпнет и всё настроение испортит!
- Значит… - подтолкнул Юнги. Хана положила руку на живот и просияла:
- Да. Мы второго ждём! – Видно было, что из неё просто фонтанирует счастье, оно едва умещается в ней, ей хочет кричать о своей радости, но она только сияет и глаза её лучатся светом. – На этот раз точно будет мальчик!
- Вот же Хоуп псина ебучая! – обругал его Юнги и исправился: - В смысле, поздравляю! Блин, это классная новость! – взяв пустую чашку в руки, он завертел её между ладонями и задумался о чём-то. Хана заметила складку, образовавшуюся между его бровей, и убрала из вежливости улыбку со своего лица:
- Всё в порядке?
- Что? А, да, всё нормально, я так, о своём подумал…
- У тебя тоже что-то случилось? – догадалась Хана по тени, пробежавшей на его лице.
- Ну… - начал было отнекиваться Шуга, но подруга прервала его:
- Так, прекращай! Я поделилась с тобой, а ты должен со мной! Выкладывай! А то в жизни больше не буду с тобой секретничать!
Шуга подсобрался и, покашляв, уставился в пустую пока чашку:
- У меня отец заболел. Ему начальную стадию рака поставили.
- О! – ахнула Хана, почти заплакав сразу же. Она дотянулась до руки Юнги и сжала её в своей: - Боже! Я… я даже не знаю, что сказать…
- Да что тут скажешь? Нечего говорить. Лечиться надо. Хорошо он не запустил, и мама всё-таки выпихнула его в больницу на обследование. Он давно себя плохо чувствовал, но всё не хотел идти и проверяться.
- И… прости, если это некорректный вопрос – какие прогнозы?
- Пока положительные. Но надо привезти его в клинику сюда, в Сеул. Маме с ним там одной в деревне тяжело будет. Наверное, продадим дом.
- Конечно, так лучше! Когда болеешь, хочется, чтобы все близкие были рядом. Если нужно будет что-то – ты мне скажи, я хоть по образованию и ветеринар, но кое-что в медицине понимаю. По крайней мере, посидеть могу рядом, поухаживать. Уколы делать умею.
- Спасибо, Хана, правда, - выжал из себя улыбку Юнги и пожал её пальцы, - ты очень добрая. Хоуп реально самый фартовый парень на свете, раз тебя ухватил.
- Ну ладно уж тебе, - отвела смущенно глаза девушка. Чайник закипел, и она, воспользовавшись моментом, отвлеклась на него, налила в чашки кипяток – себе тоже, бросила туда пакетики и села. – А я тут со своей радостью, мне теперь неудобно – так не к месту было!
- Да перестань ты, всё пучком, - отмахнулся Юнги, - это мои личные тараканы. Ты же знаешь, я детей обожаю и всегда хотел своих, а когда узнал, что отец заболел, сразу мысль возникла: «А он внуков успеет увидеть?». У них же кроме меня нет никого. Мне так страшно стало, что он… что с ним может что-то случится, а он так и не поприсутствует при исполнении своей мечты. Он-то о внуках уже лет десять мечтает, как и мама.
- А ты… Джинни сказал про отца?
- Нет пока. У неё экзамены были, диплом. Я знаю, что она моих родаков любит, она бы начала волноваться, всё у неё пошло бы наперекосяк. Я скажу ей в ближайшее время. Просто, знаешь… не хочется ещё вот этой жалости от Хоупа и Рэпмона, - назвал он Намджуна тоже по кличке юности, когда тот заслушивал рэп и замучивал всех своей музыкой, - они начнут помощь предлагать, деньги совать. У меня пока всего хватает. Разумеется, здоровье отца дороже моей гордости, если что-то будет нужно, я обращусь, но… нелегко всё это.
- Я понимаю, правда, - успокоила его Хана, - можешь не объяснять.
- Ну да не будем о грустном! – не стал продолжать эту тему Юнги. Чем больше о ней думалось и говорилось, тем тяжелее и мрачнее было. – Как планируете сына назвать?
- Да рано ещё думать! Неделя десятая… к сентябрю решим.
- Как вы так быстро на второго-то отважились? – насыпая четыре ложки сахара в чай, чтоб было послаще, спросил Юнги. – Не ожидал я от Хоупа, этого педофоба, что он тут ясли разведёт.
- Ну… - покусав губу, Хана пожала плечами: - Если честно, он и не хотел бы, наверное… Это я его уговорила. Я же знаю, что свёкор грезит внуком… наверное, все деды такие, да? Хотя моему отцу всё равно, он и Наной-то не интересуется.
- Какое тебе до свёкра дело? По-моему, ваше с Хоупом желание важней.
- Да я и сама хотела… - выжав пакетик об ложку и отложив его, а затем стряхнув с ложечки каплю и аккуратно положив её на блюдце, Хана будто сдулась, опустив плечи и опечалившись: - Ты бы знал, как это всё вышло! Я такая дурочка, Юнги!