Глава 1. Правило (2/2)

Потому что нельзя умирать с мыслью о том, что он так и останется предателем для Мондтштада.

Ноги отказывают. Кэйя сваливается в снег, скользит по редким выступам льда вниз, по пригорке, чуть ли не в прорубь, как хватается за торчащую вверх глыбу дрожащей рукой. От вида худого запястья в разорванных, испачканных кровью ремнях, от вида кровоточащих ногтей, кончиков пальцев, ему становится ещё хуже.

Тело ёлочной игрушкой висит над водой, и Кэйя хрипит и стонет, пытаясь кричать, кривит лицо, когда напрягает каждый мускул, чтобы подняться одной только рукой. Во второй проблеском материализуется исцарапанный клинок, и Кэйя с неистовой яростью толкается вперёд, срывая плоть со ступней окончательно, вдалбливая лезвие в глыбу. Он взбирается по льдине, хватаясь за меч, слабыми руками, но поднимает весь свой корпус, а ноги, как назло, скользят и проваливаются. Он снова висит, но сейчас — на рукояти чуть согнутого оружия. Клинок жалобно скрипит, и Кэйя строго хмурит брови.

— Глупая железка. Только попробуй выскользнуть!

Он собирается с силами, поднимается к мечу, хватается руками ещё выше, за выступы глыбы. Обмороженные руки дрожат неистово. Коленом Кэйя опирается на торчащий свой клинок. Карабкается вверх... час, второй, третий. В другой раз ему бы хватило мгновений. Достигнув кое-как вершины, он срывает с рук остатки рубашки и перевязывает ими ступни ног, для тех же целей пытается порвать штанину, но руки в тряске не слушаются. На вершине скользко. Он чуть ли не падает, когда смотрит вниз ища, куда ему приземлиться. Над ним несколько метров. Слетает, крылатый, к более прямому участку.

И падает от тяжести уставшего тела на левую ногу. Он давится воздухом от боли. Чувства острее, спасибо обморожению. Кэйя вообще испугался, что его нога сейчас расколется, как льдинка.

— Сломана...?

Сломана.

Он ложится на спину, захлопывая капкан. Мышцы больше не хотят функционировать.

— Ч-чуть-чуть... — Выдаёт он хриплым шёпотом, которого сам не слышит, делая самому себе одолжение. — и дальше.

Лежит.

Представляет... в темноте закрытых век, как желанный огонь греет измученные ноги. Как проникает в горло родная горечь. А роднее голос, заполнивший голову, зовущий его из прекрасного детского сна...

”Кэйя, свет мой, солнышко... брат.”

прогоняющий его...

”Предатель, убийца. Отродье.”

понимающий его и извиняющийся перед ним.

”...Никаких больше тайн. Мы справимся. Вместе.”

Кэйя осторожно поднимается, оказываясь теперь в сидячем положении. Смотрит опустошено, дрожит.

Ситуация... бесперспективна.

И было бы дело только в обмороженных конечностях, Кэйя остался бы ждать Дилюка у статуи Архонта. На пару они бы раскидали шабаш, который устроили здесь маги Бездны. Вместе они бы разрушили их гнусный план.

Но пришёл не Дилюк.

Пришёл Итэр, ведомый временной командой, во главе с Эмбер. Прошлой ночью, чтобы рассказать, что творилось в Мондтштаде, пока капитан добирался до Хребта.

Почему же он вообще здесь?

Пятью восходами ранее — когда безмятежность, царящая в стенах города свободы, служила причиной для неторопливых и обдуманных стратегий против грядущих угроз, когда Рагнвиндр с негласным доверием раскрыл Кэйе своих информаторов, прошептал, разрывая поцелуй, сведения, которыми обладает сам, когда уговорил его, улыбающегося, снова жить вместе на родной винокурне, в вечер этого же самого дня — капитану пришло письмо.

Написанного на языке убитого историей Каэнри'ах.