Ты мой антидот (2/2)
Почему всякий раз, вспоминая Юнги, в теле Пака так быстро меняется мелодия пульса? Его громко стучащее сердце преданно верит вновь и вновь, что любимый может принять и обратно вернуть. Вот только кто из них первый нарушит правило гордости, кто вырвется из ее грубых оков и побежит навстречу к друг другу, остается нерешенной дилеммой. Мин мог вживую обо всем сказать, признаться, что ему трудно и невыносимо плохо без Чимина, а не отправлять конверт с письмом спустя столько времени. Хотя и Паку не следовало делать поспешных выводов, психовать и исчезать, можно было разрешить проблему сразу, не отходя от кассы, так сказать, но все получилось как обычно через одно место. Оба накосячили, оба виноваты, и оба не имеют понятия, что же делать дальше.
Отработав одну из самых сложных смен, причем морально и физически, Чимин плетется неторопливыми шагами прямиком к дому. Облака густеют мрачно, чернеют, предсказывая грозу с сырыми каплями дождя; прохладный сентябрьский ветер тихо шумит, напевая грустную песню, а источником света служат фонари парка, к которому брюнета невольно каким-то образом привели собственные ноги. Это место они с Мином часто посещали и познакомились тоже здесь примерно два года назад. Пак сидел на одной из лавочек, славно ел мороженое с шоколадной крошкой, но неуклюже уронил его, а Юнги увидел это и захотел сменить расстроенное лицо на веселое, купив другую сладость. Так и зародилось их волшебное чувство, обретающее неимоверно крепчайшую силу, как им обои казалось.
Остановившись у той самой лавочки, Чимин машинально предается воспоминаниям, вызывающие одновременно теплое и болезненное ощущение. Грохот темных туч, в принципе смена погоды не пугает и не волнует парня, он будто перемещается в другую вселенную, думая о родном человеке и желает, чтобы он появился в сию секунду. Ему уже плевать на чертову гордость, на бездействие со стороны Мина, на упущенное время, он просто жаждет стереть это и оказаться в объятиях того, кто сейчас наблюдает за ним тайком. Юнги не верит своему зрению, когда замечает брюнета на том самом месте, где они когда-то встретились. Это совпадение или Высшие силы послали одному и второму знак, чтобы они пришли именно сюда, именно в это время? В груди словно без наркоза срывают швы со свежей раны в момент пересечения их взглядов, будто их души мечутся в агонии, не говоря уже о шоке и неконтролируемой тахикардии.
— Здравствуй. Не ожидал встретить тебя здесь, но я рад этому, честно, — хриплым голосом говорит Юнги, делая пару шагов вперёд.
— Вау, ты умеешь говорить, а не только игнорить. Что ты здесь делаешь? — контролировать эмоции не получается, Пака трясет и вовсе не от пробирающего под слой одежды ветра.
— Не язви. Я сам не понимаю почему пришел сюда. Наверное, мое тело магическим образом полагало, что ты тоже будешь тут. Давай поговорим, пожалуйста, — мягко просит Юнги, зная наперед реакцию парня.
— Ты хочешь поговорить? Окей, тогда ответь на мои вопросы. Почему ты игнорировал меня? Почему за все это гребанное время не сделал ничего? Письмо не считается. Почему от тебя была одна пустота?! — злость закипает в жилах, а разгневанная погода накаляет ситуацию.
— Я перестал отвечать, чтобы не усугубить ситуацию во время ссоры. Ты же не любишь выяснять отношения? Вот я замолчал, да и ты тоже. Почему тебе можно игнорировать меня, не писать, а мне тебя нельзя? Этот вопрос задавал тебе в письме, ответь на него. И объясни, почему бросил меня, — Юнги сложил руки в локтях, ненавидя все больше этот разговор.
— Я не бросал! Ушел, потому что ты игнорировал и не отвечал мне. Вообще в последнее время от тебя был холод, меня жуть как бесило это. Я ждал от тебя смс каждый Божий день и ночь тоже. Сидел и думал, что не нужен тебе, что ты не любишь больше... Лучше бы ты накричал на меня, заткнул, а не молчал! — голос начинает самовольно дрожать, в глазах собираются в кучу непрошенные слезы и стекают слабым ручейком по щеке как падает первая капля дождя с неба.
— Знаешь же, не умею и не позволяю повышать голос на тебя. Как всегда напридумывал себе что-то и сбежал непонятно зачем. Я дал тебе вольность, решил, если ты ушел, значит можешь и вернуться, когда захочешь, — Мину становится ещё больнее, когда Чимин плачет, когда в таком разбитом состоянии стоит напротив него и трясется то-ли от эмоции, то-ли от холода. Он подходит ещё ближе, но Пак отходит на шаг назад.
— Знаешь, свободу действий мне все дают, но она подавно не нужна. Я считаю, если человек действительно нужен, важен, то забьешь на все болт, не станешь бездействовать, а будешь пробовать вернуть его. Тем словом я назвал сестру, мы подобно иногда по приколу зовем друг друга, — брюнет обнимет себя руками – защищается, как говорит психология – роняет бусины соленой жидкости, которые перекрывают капли, падающие с туч. Ещё немного и он начнет задыхаться.
— Спорить с тобой не собираюсь, потому что думаю точно так же. Если мы здесь, значит нужно, чтобы оба одновременно действовали именно сейчас. Хорошо, сестра, ну и чего ты сразу не пояснил? Не мог предвидеть мою реакцию? В курсе же, что мне не нравится, если ты называешь кого-то как меня, — Юнги рискует и приближается ближе, а не видя сопротивления, осторожно обнимает и притягивает всхлипывающего парня к себе.
— Не знаю, не думал, что так все получится. Ты сам мог спросить и потребовать объяснений, между прочим, но «накормил» вместо этого игнором, — шмыгая носом, дрожа уже от холода и слегка влажной от дождя одежды, Чимин несмело, подавляя обиду, обнимает в ответ, прикасаясь холодным носом к теплой шее Мина.
— Мог, да, но моя ревность и доля злости захватили меня, поэтому психанул. И ты, и я виноваты по-своему, но мы же признаем это и поднимаем белый флаг? — Юнги гладит затылок брюнета с той самой нежностью, по которой один и второй скучали.
— Угу, я не против. Юнги, ты правда меня любишь? И то, что ты умираешь без меня, тоже правда? — Пак чуть отслоняется от Мина, заглядывает в бездонные карие глаза, несущие положительный ответ на вопрос.
— Больше всего на свете люблю, дурачок. Мне было настолько ужасно и плохо без тебя, родной. Я буквально гнил внутри, это худшая пытка...Ты мой антидот, в котором нуждаюсь каждое мгновение, веришь мне? — ладони Юнги ложатся на алые, но ледяные щеки, гладят с лаской, а по собственным течет скупая слеза.
— Юнги... Я ощущал тоже самое. Казалось, что плакать уже не смогу, потому как ревел почти каждую ночь как девчонка. Мне снились ужасные кошмары без тебя. Такие страшные, что просыпался в холодном поту, — Чимин опять жмется отчаянно к Мину, чувствуя спиной крепкие руки, а его лба касается так нежно чужие уста.
— Больше они тебя не побеспокоют. Ты продрог, пойдем быстрее домой, пока дождь не усилился. Хорошо, что твоя квартира в двух минутах от парка.
Пак согласно кивает, отходит неохотно от Юнги, вытирая горькие слезы, и они быстрым шагом добираются до дома брюнета. Отопление ещё не включили, а потому в помещении такая же холодрыга как и на улице, но хотя бы ветра нет. Мин кутает Чимина в одеяло, достает из шкафа грелку, включает ее и направляется в кухню, для того чтобы заварить фруктовый чай. Через несколько минут доносится вкусный аромат малины и ежевики, а нутро Пака согревается от горячей жидкости и любимых объятий Юнги под одеялом, который гладит левую ладонь Чимина.
— Ты останешься, когда погода станет ясной? — задает вопрос брюнет, делая очередной глоток чая.
— Если только навсегда, — Мин улыбается уголками губ, на которую Чимин отвечает такой же любовной улыбкой, а после они касаются желанных губ друг друга, исцеляя таким образом раны в их сердцах.