Miracles - Рука/Дорова, PG-13, ER, Романтика, Флафф (1/1)

Это было далеко не первое Рождество, которое Дорова праздновала вне Хартлэнда, но первое, которое пригласил встречать наедине человек, занимавший особенное место в её сердце и ставший причиной значительных трепета и волнения в груди, которые дуэлянт с трудом сдерживала во время вечерней прогулки вдоль извилистых многолюдных улиц Нео-Домино.

Что шумные широкие бульвары, что уютные узкие аллеи с запорошенной снегом плиткой - весь город был поразительно красиво украшен: горели яркими приветливыми огнями витрины и вывески магазинчиков по обеим сторонам, почти у каждого из которых стояли ели всех размеров и видов, наряженные игрушками и увешанные переливчатыми гирляндами, заставлявшими, вместе со снежинками, щедро сыпавшимися вниз с заволоченного облаками неба прямо в глаза пешеходам, весь пейзаж плыть перед глазами, сливаясь в одно смазанное впечатление, одно разноцветное, лишённое четких форм импрессионистское полотно.

Дорова с любопытством маленького ребёнка рассматривала всё вокруг, несколько раз даже зазевавшись, врезавшись в прохожих, и шла дальше, томясь сладостным предвкушением свидания.

***

Она оборачивается случайно, под влиянием чужого неловкого толчка, всего на мгновение, но его достаточно, чтобы выхватить взглядом в самой гуще толпы знакомые и такие дорогие черты, приветливо машущую руку в перчатке, свободно повязанный на шее кашемировый шарф.

И вот Дорова уже, не раздумывая, мчится им навстречу, а за спиной словно вырастают крылья при одной только мысли о скорой встрече с ней.

Разлука почти в полгода, постоянные сообщения, звонки и разговоры: короткие, отрывистые - по утрам, долгие и полные чувства - по вечерам, каким бы ни был калейдоскоп их расписанных по часам жизней.

Они действительно долго к этому шли, боролись, отвоёвывая отпускные у ненасытной, вознамерившейся съесть добрую их половину, работы. А заполучив его, в конце концов, распланировали каждый день до смешного, до минут, до секунд, и, опомнившись, хохотали над собой же, как хохочут старые люди над крайностью своих юных мыслей и стремлений.

Но всё это неважно, всё это - прошлое, пускай недалекое, но легко выветривающееся из памяти за ненужностью.

Наконец, спустя месяцы ожидания, доровин лиловый мешается с манящей морской волной, ореховый её глаз тонет в горяче-тягучем меду рукиных, а снежный воздух вокруг них полнится облачками часто выдыхаемого пара.

- Какое чудо, Дорова, наконец ты здесь, со мной, - восклицает, кружа её в воздухе, Рука, смеется, плача от радости, и Дорова тонко и ласково улыбается ей, не находя слов, чтобы выразить собственные чувства, только часто и согласно кивая.

***

Когда они, спешно целуясь и заливисто смеясь: Рука, крепко обвившая руками талию Доровы, и Дорова, заключившая в ласковое объятие своих шею любимой, буквально вваливаются в прихожую рукиной квартиры, за окном стоит уже глубокая ночь.

Уличная сырость и холод проникают в тёплые стены лишь с мокрыми от снега ботинками, влажными пальто и длинными, испещрёнными мелкими каплями мороси шарфами, позабытыми в спешке радостно рассеянными хозяйками.

А в это время девушки валятся на пуховую кровать, раскрасневшиеся от обоюдных нежностей и долгой прогулки по ледяному воздуху. Дорова нетерпеливо стягивает через голову свитер, бросает на пол юбку, Рука выворачивается из водолазки и, путаясь в пуговицах джинс, стаскивает их прочь.

И не нужно что-то говорить или думать о чем-то - у них будет целая неделя, чтобы наболтаться всласть. В эту минуту кажется, что всё уже давно между ними сказано, и от этого осознания так ясно становится на душе.

Дорова выглядит просто потрясающе в чёрном кружеве своего белья, думается Руке, когда она наклоняется к её алым губам, чтобы вновь их накрыть своими, тепло-розовыми. От Руки пахнет ванилью, малиной, а от её рассыпающихся по спине волос - морозной свежестью. Дорова притягивает её к себе на подушки, вплетая в непослушные бирюзовые пряди свои тонкие чудесные пальцы и шепчет на ушко восторженно-влюблённую нелепицу. Рука зарывается ей носом в шею, прикрывает веки, прислушивается к родному запаху лаванды, по которому так успела стосковаться.

Чудеса, чудеса, ах, как же прекрасно, что вы совершаетесь в человеческих жизнях!