Глава VIII. “Memento mori” (1/2)

15 марта. Вторник.

Передо мной лежал календарь. Один из тех календарей, что вешаются на гвоздик и перелистываются раз месяц, «радуя глаз» своими глянцевыми картинками, а по сути – фотографиями, криво склеенными в Фотошопе. Нам их дарили сокурсницы к Новому году, на что мы им в ответ – магнитики и ручки. С чего это началось? С того, что активная часть группы вознамерилась во что бы то ни стало продолжать школьные традиции. Голоса несчастных, которым о стипендии оставалось только грезить, как о чём-то несбыточном, потонули в единодушном хоре энтузиастов.

К счастью, это был тот редкий случай, когда повесить на стену такое новогоднее чудо было не стыдно. Серия городских пейзажей от местных художников; размытые неброские картины в стиле импрессионизма, минималистический дизайн, – всё это органично уживалось и ничуть не раздражало. Среди них я с теплотой узнавал многие места нашего города, в которых мне довелось побывать за два года моей одинокой и беспросветной «взрослой» жизни.

В числе знакомых мне мест был тот самый скверик, где произошло убийство. Как назло, его солнечный и жизнеутверждающий пейзаж шёл под следующим месяцем, под апрелем. “Мой апрель будет без картинки”, – пронеслось у меня в голове, но избавиться от этой самой картинки сейчас я бы не смог. Слишком свежи воспоминания. Слишком свежи страхи.

Каждая из картин была подобрана на удивление удачно, соответствовала определённому месяцу и погоде. Некое окошко, выходившее из моей комнаты и открывавшееся на самые разные уголки города. Сейчас это был мартовский пейзаж с видом на заметённый снегом театр теней. Именно его тогда ошибочно принял за картину Продавец сов.

Я в задумчивости постучал крышкой маркера по столу.

Прошло уже два с половиной дня. Продавец сов как будто и думать забыл о своей драгоценной аудиозаписи, и это мнимое затишье (за которым, несомненно, последует буря) меня настораживало. Ещё недавно веб-камера чуть не трещала от сумасшедшего давления, которое сопровождало наш «приятельский» разговор. Повторять такое в реальности, один на один? Невольно сглотнул. Если уж экран монитора не спасал от тягучего чувства, будто я нахожусь под смертоносным прицелом, страшно представить, что будет без этой электронной защиты, вживую! Я жалел, что упомянул о моей встречи с Инкубоссом; глупо было теперь надеяться, что Продавец сов, зная обо всём этом, оставит такую добычу.

Сомнений насчёт того, что ему неизвестен мой адрес, не было, как и надежды, что всё, что он говорит – обычный блеф, которому грош цена. Из глубин памяти до меня донёсся голос Мурлиан: “А ты… даже не можешь сделать несколько шагов до этой вот, вот этой вот самой – нашей золотой библиотеки!” Я невесело усмехнулся. Ну конечно. Откуда бы тогда всем знать, что моя квартира в нескольких минутах от библиотеки, где они собрались? Это мог знать только я... Только я и Продавец сов.

Нервировало и другое. Продавец сов в последнее время никак не проявлялся на фикбуке (именно не проявлялся, так как его появление отследить невозможно: он никогда не светится за кнопкой «был в сети»). Никаких звонков, ни единой попытки вторжения в мою квартиру; из-за этого я жутко переживал в последние два дня и, грызя карандаш, с содроганием ждал, что вот-вот и комнату наполнит до мурашек приевшаяся мелодия, задрожит телефон, а вместе с ним – моя бесценная тишина. В ватсапе он не появлялся тоже. Последним сообщением висела кипа фотографий с воистину врачебной стенографией, – не знаю, чем думал Продавец сов, когда просил Поющую в полнолуние скинуть эти записки в группу. Уверен, что никто не расшифрует эти закорючки, в том числе сама Полночь.

Два дня в тишине и спокойствие. С одной стороны, хотелось поверить, что всё закончилось, и моя жизнь возвращалась в мирное русло. Университет – магазин – квартира – фикбук – университет. Замкнутый круг моего существования сомкнулся в привычное кольцо, вытеснив всякие мысли об Инкубоссе и убийстве Н. Или почти… Я невольно пробежался глазами по заваленному столу.

Учебники и конспекты, отодвинутые в сторону, служили опорой телефону, от которого сбегал на пол истерзанный моим небрежным отношением шнур от наушников. По столу разбросаны тетрадные листки, исписанные чёрным безукоризненно ровным почерком, какие-то из них – агрессивно-смятыми и разорванными клочками валялись на полу. Прикрытая штора почти не пропускала дневной свет – мне казалось более приятным зажигать настольную лампу, которая рассеивала по столу мягкие желтоватые отсветы. Так легче размышлять, в полумраке. На одном из листов стояла кружка с чаем, уже давно остывшим; её поверхность переливалась в жёлтом свете, как поблекший янтарь. Рядом – открытый пакет с чипсами. Брошенные синий и красный маркеры. Календарь с датами, обведёнными в кружок.

“Нет, – вдруг подумал я и поморщился. – Инкубосс уже стал частью моей жизни, пунктом моих размышлений. Можно сколько угодно это отрицать, но я не успокоюсь, пока не дойду до правды”.

Вот только понять бы: как до неё дойти? За эти два дня я не пришёл ни к каким выводам. Инкубосса на улицах я больше не встречал, в обсуждениях группы – тишина. В новостях про жертву маньяка больше не говорят, а о жестоком убийстве теперь напоминают только случайно выскользнувшие на лестничную площадку наставления родителей, провожающих детей в школу, да найденный мною кусочек фотографии с места убийства. Мне оставалось переваривать одну и ту же информацию. Переваривать и ждать.

В который раз я открыл страницу Инкубосса, уже и не надеясь увидеть что-то новое. Как оказалось, не зря! Меня охватило бесконечное волнение, я едва не выронил кружку, обрушив её обратно на стол. Под двумя точками с силуэтом черепа появилась надпись.

Memento mori</p>

В оглушительной тишине я слышал только собственное сердцебиение. “Помни о смерти”, – автоматически прочитал знакомую конструкцию императива на латыни. Бросило в холод. Кому адресовано это послание? Не нам ли, затеявшим расследование за спиной у своего врага?

“Осторожнее, F”, – вдруг вспомнилась мне наша первая и, надеюсь, последняя переписка с Инкубоссом. Сейчас я чувствовал примерно то же, что и тогда: растерянность, непонимание и змеящийся по всему телу страх.

К чему напоминать, что все мы смертны? Напоминать на латыни. Это – завуалированная угроза? Тизер к новому рассказу? Насмешка? Но если его целью было кого-то запугать, не лучше ли было написать: “Ты следующий”? После убийства Н это вызвало бы куда более громогласную панику, и такая угроза была бы более определённой. Если он только не намекал на историю Древнего Рима... Во времена триумфального шествия раб обязывался этой фразой напоминать полководцу о том, что тот смертный, и, несмотря на победу, всегда должен оставаться настороже, помнить о своей уязвимости. Выходит, Инкубосс, следивший за каждой нашей перепиской, решил показать, что наша победа мнимая… У меня сдавило дыхание. Только сейчас я понял, какую ошибку мы допустили, написав в общее обсуждение! Я эту ошибку допустил, только я. Разве можно было так неосторожно раскрывать карты, говорить, что мы в том же городе, где совершено убийство, в том самом обсуждении, в котором не только незримо присутствует, но и, по его же словам, участвует сам Инкубосс?!

Он мог и не знать, что мы с ним в одном городе. У нас был шанс тихо отсидеться, не привлекая внимая, и молчаливо вести расследование. У нас был шанс… и я перечеркнул его. Но куда больше ужасало, что первым начал распространять данные о расследовании я, и, если Инкубоссу заблагорассудиться устранить препятствие вроде кучки сыщиков-любителей, которые ищут его по нашему крошечному городу, в первую очередь, он выйдет на меня. Только потом уже на остальных.

Как бы мне хотелось вернуться в прошлое и не участвовать в том обсуждении! Я всегда избегал таких массовых дискуссий (по этой же причине не пришёл на собрание), всегда довольствовался местом зрителя и одной каплей заинтересованности, другой каплей прохладного цинизма невидимо наблюдал за происходящим из-за кулис. Так, какого чёрта, я нарушил своё же правило и забыл об элементарной осторожности?! Что на меня, во имя рейтинга, нашло в тот день?

Успокоившись, присмотрелся к надписи снова. Меня разъедало чувство, будто я упускаю что-то важное. Это что-то настораживало и не давало покоя. Какая-то деталь, которой не доставало, чтобы запустить механизм дедукции… Через какое-то время я понял, что это было за чувство.

Дело в том, что «Memento mori» – это одно из самых распространённых крылатых выражений на латыни. Владей он латынью на том уровне, на каком её изучают целенаправленно, в вузах или с репетитором, он с лёгкостью согласовал бы конструкцию посложнее, такую, какую порой и в гугл-словаре не получишь в чистом, грамматически верном виде. Инкубосс побоялся выглядеть невеждой в глазах читателей, среди которых могли найтись знатоки, и поэтому пошёл проторённой дорогой, а именно взял популярную фразу. Такую, которая не вызовет ни тени сомнения, такую, которая встречается в интернете на каждом втором сайте, где идёт речь о латинских выражениях. Если бы он хоть немного владел ею, то счёл бы нужным потратить минуту-другую на то, чтобы найти и скопировать из интернета более точную формулировку – «Mementō morī».

Прибавим к этой осторожности его грамотность и исключительную точность во всём, вплоть до расчёта времени смерти и виртуозно-быстрого превращения её в фанфик, – и вывод напрашивается сам. Инкубосс по образованию не лингвист, не юрист, не медик, то есть латынь он специально не изучал нигде. Если он где-то и учился, сомневаюсь, что у такого перфекциониста, точного как маятник, успеваемость могла быть плохой. Жаждой идеала пронизан каждый его взмах руки, каждая его буква.

Не успел я переварить эту мысль и как следует осознать ценность открывшегося мне критерия (который снизит круг поиска вполовину!), всё моё внимание переключилось на профиль Инкубосса. Только сейчас мой взгляд зацепился за графу «Контактные данные». С момента зарождения профиля и до сих пор она оставалась слепым пятном в биографии демона. Ни одной буквы, ни одного символа. В теориях многие жаловались на скудность информации об Инкубоссе, на его сухость, скрытность и неприветливость. Но сейчас… Сначала я подумал, что это какой-нибудь баг сайта, и попробовал обновить страницу, вот только ничего не изменилось. Завораживая, разрушая негласность, предлагая на блюдечке красиво сервированную тайну, среди пустой страницы мерцала ссылка! Настоящая ссылка, с подписью «вк»! Любопытство и торжество накрыли приятной волной с такой силой, что на секунду показалось: мир под ногами начал бесшумно ускользать, и всё вокруг наполнилось головокружительным вакуумом.

Синяя строчка манила и смеялась. Синяя строчка будоражила! Она скрывала за собой долгожданный ответ; я не мог поверить своей удаче: всего один щелчок, одно крошечное нажатие пальцем – и личность Инкубосса окажется у меня в руках! И я не мог поверить! Я смеялся! В последний раз такое приятное потрясение я чувствовал только в своей фикрайтерской молодости, будучи неискушённым автором, который, потирая влажные трясущиеся ладони, несколько минут не может вырваться из пут экзальтации и оторвать вожделенный взгляд от белого облачка на благородном коричневом фоне. Также, как меня когда-то отзыв на работу сводил с ума, сейчас – сводила с ума эта ссылка, награда за все мои тревоги и поиски, за все переживания и бессонные ночи.

Стоило кликнуть по ссылке.

Миновать фикбучного котёнка.

И шагнуть в неизвестность…

Перед моими глазами вспыхнул профиль. Очень знакомый. Это имя… Эта фамилия… Эта фотография… Они мне определённо знакомы. Я во все глаза рассматривал миловидную девушку с алыми глазами, или, вернее, линзами. Вздёрнув подбородок, она насмешливо смотрела с аватарки, одной рукой ставя рожки своей смеющейся подруге, а другой – обнимая её за талию. “Кристина Верловская”, – сообщала именная строка вк-профиля. Среди имевшийся информации я нашёл ссылку на фикбук, и моя смутная догадка подтвердилась.

Перчатка Господина Лу.

Я вспомнил, что нужно дышать, лишь когда у меня в ушах зазвенело. В потрясении и замешательстве, я не сразу осознал, что кто-то снова и снова жмёт на дверной звонок, наполняя квартиру дребезжанием. Вместе с осознанием происходящего меня уже накрыла другая волна – волна из колючих, как проволока, мурашек. Было это неожиданным? Нет. Скорее, слишком ожиданным. Таким же ожиданным, как скример в хоррор-игре, как последствия от падения с велосипеда, как разоблачение вадой ребёнка, прячущегося за шторкой в маминой комнате. Ожидаемо и неизбежно. “Притворюсь, будто никого нет дома”, – пронеслось у меня в голове.

Знаю, играть в прятки в моём возрасте уже поздно, но уж лучше предаться такому малодушию, чем впустить кого-то непрошенного в свой круг общения, в свою душу, в свою квартиру. “Незваному гостю скоро надоест, и он уйдёт”, – успокаивал я себя. Но это не помогло: в дверь продолжили немилосердно звонить, стучать и на протяжении десяти минут не оставляли безумных попыток привлечь внимание жильцов, если они ещё не умерли от этого шума.

Скрипнув зубами и не в силах далее это терпеть, я поскорее отпер дверь, чуть не выдернув вместе с ней ручку.

– Надо же... Фобион открыл мне дверь? – неверяще спросил тот, кого мне меньше всего хотелось видеть в моей квартире.

– Надо же, – в тон ему отвечал я. – Ты, наверное, два дня сюда добирался? И нет, даже не пытайся! – преградил ему путь к двери. – Хочешь что-то сказать, говори здесь.

Продавец сов придвинулся ближе к двери с непрозрачным намерением.

– Разговор обещает быть долгим, – понизив голос, настойчиво продолжал он. Проследив за его задержавшимся взглядом, я наткнулся на камеру в углу, она как будто слышала каждое слово. Я поёжился. Достаточно ли Инкубосс всесилен, чтобы взять власть над видеонаблюдением? При мысли, что он сейчас откуда-то наблюдает за нашим разговором, стало не по себе. Неожиданно почувствовал, как меня тянут в мою же квартиру за край футболки. А затем услышал приглушённое: – Идём. Надо серьёзно поговорить.

– Ты?.. Ты не имел права врываться в мою квартиру! Я не разрешал…

Гневные попытки воззвать к Роминой совести потонули в моём безмолвном удивлении. Я замер прямо на пороге. Не зная, как реагировать, как толковать происходящее.

На моих глазах Продавец сов с трепетом и благоговением расхаживал по прихожей, точно по древнему храму, каким-то чудом явившемуся ему из-под земли. Он застывал около разных предметов, чутко рассматривая их, прислонялся к стенам, разглядывал с разных ракурсов мой убогий потолок, с величайшей осторожностью притворял покосевшие шкафчики, присаживался на одиноко стоявшую табуретку… на которую я вообще-то забирался, чтобы компенсировать чрезмерную высоту шкафа и периодически сваливать наверх ненужный хлам. Продавец сов был всем этим так зачарован, что не заметил моей злорадной улыбки. Но смеяться вдруг как-то перехотелось. Всё это напоминало не следственный обыск, а скорее туристическую магловскую экскурсию по Выручай-комнате из его обожаемого Хогвартса. Наконец мне надоело наблюдать за этими плохо сдерживаемыми приступами восторга и жгучего любопытства. С нарастающим раздражением я напомнил:

– Ты собирался говорить на серьёзные темы. Начинай. Я жду.

Продавец сов обернулся, встретив меня теми же блестящими глазами, какими встречал любой элемент моей квартиры, с минуту он смотрел на меня как-то вопросительно и даже удивлённо, но, стоило понять, что продолжения не последует, он как ни в чём не бывало вернулся к «экскурсии».

– Значит, о «серьёзном разговоре» ты сказал только, чтобы я впустил тебя?!

– Так ты и не выпускал меня, – констатировал Продавец сов с самым незаинтересованным видом. – Возможно, ты отвлёкся и не заметил, но я вполне справился с дверью и без твоей помощи, Фобио…

– Я тебя убью.

– Автор ужастиков решил сделать из своей квартиры склеп с настоящим трупом? Считай, что иронию оценил! – весело отозвался Рома. – Но, боюсь, не получится: я твой гость!

Почему это происходит? Почему я не могу посидеть в тишине? Почему кто-нибудь обязательно вторгается в мой тихий спокойный мир и всё портит?

– Рома, у меня никогда не было гостей, – как можно спокойнее начал я. – И мне не нужны гости. Я… Я не хочу ни с кем говорить. Мне бы очень хотелось, чтобы ты ушёл.

Впервые за весь наш разговор Продавец сов обернулся. Он смотрел на меня встревоженно и недоверчиво и, кажется, о чём-то думал. Я был готов предложить ему запись, быстро переговорить насчёт Инкубосса и затем вернуться к своему привычному покою, но, вопреки моим ожиданиям, он спросил:

– Мне уйти?

Прежде, чем понять, что один я не расшифрую запись, что моё расследование давно зашло в тупик и теперь я бессмысленно трачу время, надеясь на чудо, что, хотя у меня есть улики, извлечь из них максимальную пользу и добыть какую-то новую информацию я не смогу. Прежде, чем всё это завертелось у меня в голове… я кивнул. А он прикрыл глаза и с усталым «хорошо» покинул квартиру. Я не успел ничего понять. Поражённый быстротой и такой непонятной мне переменой, я несколько минут простоял у двери.

Мне показалось странным, что Продавец сов не стал навязываться, как обычно, требовать, чтобы я включил аудиозапись с разговором демона (за которой он вообще-то приходил!). Неужели забыл? Или это ответное проявление злости на моё негостеприимство? Сомневаюсь. Никогда не видел, чтобы он злился, и это не было похоже на злость. Так из-за чего? Он прекрасно знал, что я не обрадуюсь такому вторжению.

Раздался звон. Я, почти не отдавая себе отчёта, механически открыл дверь и отшатнулся.

– Ого, как быстро, – задумчиво протянул Продавец сов, немного помолчал и, не выдержав, прыснул от смеха. Закрывшись рукой, он сдавленно рассмеялся.

– Что на этот раз? – с усилием бросил я отворачиваясь.

– У тебя иммунитет на смех или нарочно сдерживаешься? – с улыбкой подколол Продавец сов и закрыл за собой дверь. А мне отчего-то стало спокойнее.

– Может лучше расскажешь, как узнал мой адрес? – начал я с вопроса, который не давал мне покоя на протяжении двух дней. – Я надеюсь, ты не стал взламывать базы данных…

– Нет. С моей стороны никакого нарушения законов не было. Не буду рассказывать, откуда узнал твои фио и где учишься, скажу только, что в вашем деканате есть человек, который мне помог по старой дружбе.

– Тебя допустили к документам?!

– Мой дорогой Фобио, если ты ещё не понял, умение симпатизировать людям – очень полезное качество. И оно у меня есть, – резюмировал Продавец сов. Я не удержался от резкого комментария:

– Мне не симпатизируешь.

Рома хотел что-то сказать, но передумал. К нему медленно возвращался интерес ко всей этой обстановке и квартире в целом. Наконец, он глубокомысленно заявил:

– Вот теперь точно можно умереть счастливым… И не делай такое недовольное лицо. Ты, как никто другой, знаешь, как сильно я мечтал встретить Фобиона в реальности, увидеть чем он живёт и что он за человек.

– Бред какой-то.

– Это не бред, это правда! Почему моё отношение к твоему творчеству и личности ты так обесцениваешь? Я же… Я же так долго желал увидеть это место!.. – захлёбываясь эмоциями, завёл старую пластинку Продавец сов и зачем-то направился в мою в сторону, окончательно добивая мои нервы. – Понимаешь, для меня увидеть собственными глазами, где ты живёшь, посмотреть в окно, в которое ты обычно смотришь, пройти по полу, по которому ходишь, – ценность. И это такое волнительное событие в моей жизни!..

“Нет. Только не опять, пожалуйста!” – не особо вслушиваясь в его фанатичные бредни, взмолился я. В меня вдруг ударило осознание, почему видеокамера на лестничной площадке стала преградой нашему «серьёзному разговору». Конечно… Его не страх перед Инкубоссом остановил, нет! Его остановила невозможность свободного общения, по которому Продавец сов, несомненно, соскучился, ведь он отказывал себе в этой радости с момента нашей встречи вживую.

В моей памяти как из-под замка вырвались воспоминания нескольких лет нашего общения на фикбуке. В тысячный раз я проклял тот день, когда наткнулся на тот чёртов фанфик! Лучше бы я никогда не открывал его! Если бы не мой характер и тот инцидент, «благодаря» которому я знаком Продавцом сов, наверное, моя жизнь была бы совсем другой, и на фикбуке, и в реальности. Я – был бы другим.

Из-за образа детектива и лидера нашей компании, в который с такой лёгкостью вжился Продавец сов, я напрочь забыл о том, кем его знал всё это время. При остальных он, конечно, был более благоразумен, сдержан и расчётлив, тщательно подбирал слова. И ведь я тоже ему поверил! Расслабился и решил, что это его безумие прошло раз и навсегда. Но нет.

– …помнишь? Мне всегда было интересно, в каком ты городе живёшь, есть ли у тебя домашние животные, какие оценки получаешь, что ты ешь на завтрак и на обед, какие фильмы смотришь, какая музыка у тебя играет в наушниках и сколько книг лежит на столе? Мы начали общаться ещё школьниками... Я был так счастлив, когда мы вместе писали детектив по «Гарри Поттеру»; помню, я развивал детективную линию, а ты так волнующе нагнетал атмосферу, вводил антагонистов, всякие трудности... Мы распределяли между собой персонажей и отвечали за их действия и реплики. А потом совместно прописывали черновики. Ты всегда брал на себя слишком много: проработку описаний, проверку на ошибки, следил за логикой. Мне очень нравилось, как ты пишешь, очень… Но ты тратил так много личного времени, шлифовал всё едва ли не до блеска! Я чувствовал восхищение и вину. Нечестно: в авторы ты заставил записаться меня, а сам – занял место моего соавтора и столькое вложил в ту работу. Должно было быть наоборот… Я предлагал нам взять бету, и не раз, но ты так упорствовал… – Рома сдавленно усмехнулся. Мельком на меня взглянув, он опёрся спиной о пустую стену рядом со шкафом и, значительно помолчав, продолжил: – Если хочешь называть это «бредом», называй – твоё право. Но, Кирилл, прошлое не перепишешь, даже… если оно тебя чем-то не устраивает… – Молчание. – А меня оно устраивает! – вдруг с обидой воскликнул он и отвернулся. – Я хочу вспоминать наши долгие споры о том, где лучше закончить главу; хочу вспоминать, как ночи напролёт мы вели ролёвки, чтобы лучше понять своих персонажей, пусть зачастую мы и уходили от сюжета в такие дебри, что без смеха не вспомнишь; хочу вспоминать, как на улице давно светало, а мы прощались, оставляя позади бессонную ночь! Я только ради этого и жил! Когда я приходил на уроки, учебники мне были подушкой. Но мне было всё равно! Несколько раз я даже пропускал школу, притворяясь, что заболел. И когда приходил домой, всегда делал уроки абы как, лишь бы поскорее вернуться к тебе и к нашему фанфику! Готов поспорить, ты тоже…

– Я никогда не спал на уроках, – раздражённо перебил я. – И уж тем более не прогуливал. Я всегда был отличником.

– А, – коротко ответил Рома.

– Хватит предаваться этим детским воспоминаниям. Пошли уже, – проворчал я, но он как будто не слышал.

Мне не было видно его выражения лица, но, когда я проходил мимо, что-то внутри меня мучительно сжалось. На секунду мне пришла мысль потрепать его по плечу, чтобы вернуть из размышлений, но, едва я протянул к нему руку, опомнился и, больно сцепив её с другой рукой, в спешке ушёл к себе.

Через какое-то время я услышал:

– Это твоя комната?

Маркер в моей руке утвердительно щёлкнул.

– У тебя всегда такой беспорядок? – озадаченно продолжал он.

– Всегда! – процедил я, искренне надеясь, что хоть это разрушит в его глазах придуманный им идеал.

Но вместо разочарования или новых приступов восхищения Продавец сов, спокойно прошёлся к окну, смерил шагами комнату, заглянул за шкаф.

– Если ты ищешь здесь чей-то труп, орудия пыток или черновики Инкубосса, то это пустая трата времени, – вздохнул я.

– Конечно, – рассеянно кивнул Рома и подобрал один из клочков бумаги. Он развернул его, бегло просмотрел запись, взял другой, сравнил их, шелестя бумагой и перебегая глазами от одного варианта к другому; и после всего этого в полном непонимании посмотрел на меня. – Что это за текст? Ты… пытаешься написать реплику персонажа к своему фанфику?

– Нет, пишу фанфик Инкубоссу. На заказ, – саркастически добавил я и с притворной вежливостью осведомился: – Может, тоже хочешь заказать у меня какую-нибудь работу? Дарк? Насилие? Убийства? Чего только душа ни пожелает!

– Разумеется… – Он незаметно приставил рядом ту самую табуретку (я мог только удивляться его прозорливости: в моей комнате был всего один стул), затем он поднял с пола висевшие на проводочке наушники и с полуулыбкой сказал: – Но для начала я бы хотел прослушать запись. Да, Фобион, ту самую запись с голосом Инкубосса, которую ты так старательно пытался истолковать. – Кивнул он на смятые бумажки, застилавшие пол. – Попробую угадать: все эти два дня, пока я добирался до твоей квартиры, ты добросовестно, как прилежный ученик, расшифровывал аудио? Хотел успеть до моего прихода? Как это на тебя похоже. Отказался делиться единственной уликой против Инкубосса и героически замолчал. А какой благоразумной идеей было приберечь это сокровище напоследок и вдруг, под конец обсуждения намекнуть на то, что у тебя есть что-то на Инкубосса! Так пронзительно намекнуть... и так интригующе – замолчать! Это очень нечестно, Фобион.

– А тебе не напомнить, по чьей вине я «намекнул»? – не выдержал я.

– Не припоминаю, – вскользь улыбнулся Рома, поедая глазами мой телефон с записью. Затем быстро взглянул на меня. – Я ничего такого не имел в виду. Может, это прозвучало немного саркастично… в общем, это был не упрёк. Не оглашать запись при всех было таким же верным решением, как не передавать её по интернету.

– Не оглашать… при всех?

От этих слов у меня мороз пробежался по коже. Я забыл, как дышать. Продавец сов сухо подтвердил, о чём-то встревоженно думая. А я, как брошенная на сушу рыба, только и мог открывать и закрывать рот, боясь спросить то, что вертелось на языке. “Неужели он кому-то из нас не доверяет?”

– Фобион? – Продавец сов как будто не заметил моего замешательства и с огромным нетерпением указал на телефон. – Можешь включить? Мне её нужно прослушать, эта запись может сыграть важную роль в нашем расследовании и дать какие-то наводки: голос, интонация, тембр, связность речи… Да ты ведь и сам понимаешь, насколько ценна эта запись! Если, конечно, она не сфабрикована… тобой, – с тихой насмешкой добавил Продавец сов, и я встретился с его острым взглядом.

Из меня как будто душу вынули.

Он смеётся? Он притворялся вначале? Он притворяется сейчас? Сперва якобы восхищается и поклоняется, пугая фанатизмом; потом уходит, чтобы дать понять: один я бессилен; затем воскрешает наши общие воспоминания, зная, что я этого терпеть не могу; а теперь – давит психологией и отравляет намёками, что я могу быть Инкубоссом.

– И что, если я – Инкубосс? Что ты будешь делать? – мрачно уточнил я, роясь в файлах своего телефона.

– А тебе так интересно? – загадочно протянул Рома.

– Нет. – И, не горя желанием продолжать эту тему, вручил ему открытую запись.

Несколько раз мы переслушивали это аудио. Гром ветра уничтожал все плоды моих трудов, а расстояние, разделявшее меня и Инкубосса, заглушало и без того тихие слова, микрофон почти не улавливал их. Продавец сов хмурился, настраивал эквалайзер, искал в плэй-маркете приложения для обработки звука, но, из-за того, что на телефоне памяти толком не было, сетовал и торопил, чтобы я срочно удалил всё ненужное. Моё шипение о том, что у меня там всё нужное, Продавца сов нисколько не волновало. Наконец, ему надоели эти пререкания, и он, не спросив моего согласия, отправил запись к себе через блютуз. Мы в напряжённом молчании смотрели, как лениво ползёт шкала загрузки.

– Прошлый век, – констатировал я.

– А у тебя есть варианты получше? Безынтернетные варианты, – значительно прибавил он.

Как только файл был отправлен, Продавец сов в два щелчка убрал на записи шум, и мы смогли более чётко услышать голос. И только сейчас, после первого же прослушивания мне показалось, что он был как будто женским. Хотя, возможно, он был принадлежал молодому человеку или юноше, но точно был звучным, приятным на слух. Мы с Продавцом сов переглянулись.

– Это убийца? – встревоженно переспросил Продавец сов.