Приглашение (1/2)

На полу посреди просторной светлой комнаты, едва ли заполненной всем необходимым, схватившись за голову, сидел парень.

Жилище отчего-то вмиг потускнело, более не напоминая современную обитель для семьи будущего из рекламного буклета. Тиканье часов будто придавило железным шумом пульсирующей в ушах крови.

Сидя на коленях, парень смотрел на вдвое согнутый лист бумаги — письмо давних знакомых, о которых тот не желал даже вспоминать. На бумаге аккуратным женским почерком были выведены тонкие наклоненные буквы. Читая предложение за предложением, Адриан с лишь большим трудом понимал, что за чувства его переполняют. Неприятный осадок солено горчил, где-то глубоко в горле, напоминая о том, что произошло десять лет назад.

Парень осознавал, что во многом на болезненность тех моментов повлияла его незрелость, но оттого легче не становилось. Он бы смял и выкинул это письмо, даже думал о том, прежде чем раскрыть конверт, как делал и с другими приглашениями на встречи одноклассников, но что-то отвадило его от этой идеи. Будто невидимая рука вцепилась в рукав, когда тот потянулся к мусорному ведру, и отчего-то же это неведомое наваждение оказалось ненапрасным?

Судорожно парень перечитывал написанное десятки раз, пытаясь ухватиться хоть за что-то, что выдало во всем этом обычную фикцию, но не мог.

Он не понимал, зачем это нужно было его бывшим одноклассникам, вероятно, они хотели заманить его в Париж с целью наживы. Немало девушек стремились залезть в карман состоятельной модели, даже если деньги его были грязными.

Вероятно, будучи старой знакомой, полагали те, гораздо легче сесть на шею, однако нет, Адриан не хотел верить в то, что они готовы аж на такое, ради каких-то денег. Сидя уже почти полчаса над несчастным листом бумаги, парень все еще не понимал, как на сказанное реагировать.

«Дорогой Адриан,

Так странно писать тебе спустя стольких лет тишины… Двадцать первый век, все пользуются месенджерами, но запросы на переписки ты не принимаешь, и мы не знаем твоего номера. Да и вообще ничего о тебе не знаем. Прошло уже 10 лет. Мы давно не виделись. Знаем, что в этом и наша вина тоже. Мы отвернулись от тебя в трудный момент, и сейчас мы очень сожалеем об этом. Мы поняли, что в том, кем оказался твой отец, твоей вины абсолютно нет. Мы хотим извиниться. Ты был нашим лучшим другом, и каждый из нас скучает по тебе. Мы уже не надеемся, что ты снова примешь наше предложение после того, что мы сделали, но… В эти выходные мы устраиваем встречу одноклассников и хотели пригласить тебя.

P.s. Кое-что известно о твоей матери. </p>Аля, Нино, Хлоя, Ким, Аликс, Роуз, Джулека, Натаниэль, Сабрина, Айван, Милан и Маринетт.»

Приписка Постскриптум не давала парню покоя. Она была написана другим подчерком, и как это трактовать Адриан не понимал. Будь это написано его одноклассниками общим текстом, он бы принял это за аморальную ложь. Никакая попойка старых приятелей не стоит упоминаний погибшей матери, а, уж тем более, лжи о ней. Это был подчерк старшего человека, скорее старика, чем тридцатилетнего одноклассника.

Прочитав это впервые, Адриан почти беспрекословно поверил, обрадовался, словно ему вновь пятнадцать лет и надежда на то, что мама жива, еще горела внутри, но потом его как холодной водой окатило.

Тринадцать лет прошло, ее останки уже истлели, какое уж тут исцеление от смерти? Даже сотню раз обозвав себя дураком за этот недалекий азарт, парень все равно не мог выбросить эту приписку из головы. Даже горький кофе не помогал настроиться на новый рабочий день, голова все равно вся гудела от навязчивых мыслей о том, кто бы мог написать те слова.

Вряд ли бы одноклассники пошли к ненавистному ими его отцу, как и он к ним по разумеющимся причинам.

Спустя два часа после получения письма Адриан решительно был настроен узнать самолично, кто написал эту приписку, и что же стало известно о покойной матери.

***</p>

Адриан стоял в аэропорту, глядя на экран, где вот-вот объявят рейс Лондон — Париж, все еще сомневаясь в правильности своего решения.

Все же непонятно, не простая ли это манипуляция?

Может, ребятам просто хочется вернуть в свой круг общения богатого паренька, чтобы словно в мафиозном фильме просить у того аудиенции в случае напастей. Может, написал это кто-то в спешке и оттого так дергано.

Что-то ерзало на душе, будто все-таки это письмо важно, и тот должен был его получить, но почему?

Осматривая биллет в очередной раз, он лишь повторял в своей голове: «только ради мамы».

***</p>

Десять лет назад Адриан отправился в кабинет к отцу спросить насчет университета, в который он хотел бы поступить. Тогда тот никак не мог выбрать между родной парижской Сорбонной и чужим английским Оксфордом.

Конечно, древнейший ВУЗ Европы, что был так далеко от дома, предлагал элитные и манящие программы обучения, но не хотелось юноше все бросать. Тут ведь, в Париже, у него вся жизнь: друзья, работа, многочисленные памятные места, где произошли лучшие моменты его юности, и отец, холодный и часто непонимающий, но все равно свой, родной.

Адриан подошел к приоткрытой двери в кабинет отца, уже готовый окончательно выбрать Сорбонну, и заглянул внутрь, посмотреть не отвлечет ли того от работы.

Агрест старший ходил по комнате, напряженно думая о чем-то.

Наверняка, вновь переживающий по поводу роста продаж, он бы обрадовался, узнав, что сын поступает в самое сердце французской истории. Ведь во времена молодости отца Сорбонна оставалась тем самым символом свободы, напоминающим о Красном Мае, будто Статуя Свободы, подаренная Соединенным Штатам от Франции.

Предвкушая довольство отца своим решением, Адриан не решался сразу зайти, наблюдая за единственным родным человеком, выжидая подходящего момента, когда тот расположится за столом.

Габриэль, будто нарочно, отошел от своего рабочего стола к картине на стене.

Остановившись, мужчина произнес:

— Нууру, расправь темные крылья, — после этой фразы, Габриэля окутала темная дымка, и на его месте оказался Бражник.

Не в состоянии даже вдохнуть, Адриан попятился назад и чуть не упал из-за непослушных ватных ног.

Он не мог поверить в то, что отец все это время был Бражником. Зачем ему это надо? Почему он так с ним поступил?

Юноша не мог найти этому объяснений, убегая быстро, что есть мочи, в свою комнату от черной бабочки, едва выбравшейся из-под двери.

Адриан просто не мог взять себя в руки, это событие совершенно вырвало его из колеи.

Запирая крепко дверь, юноша понимал, что это лишь ненадолго задержит крохотного мотылька.

Закрывшись в огромном сейфе, заказанном для портретов матери, парень дрожащими руками набирал номер полиции. Адриан едва ли сдерживал слезы, понимая, настолько ужасно поступает с отцом, но он не находил другого удобоваримого решения. Он вспоминал все те разы, когда находился на грани смерти по его вине, и тому ничего не стоило убить своего единственного сына.