Глава 1. XIV. Победа бывает печальной (1/2)
— Добро пожаловать в мой будуар, котик, — раскинула руки Кровавая Серьга, приглашая полюбоваться интерьером.
А посмотреть было на что. Стены подземелья, хоть и сложенные из простого булыжника, «украшало» множество черепов. Преимущественно человеческие, большинство из них носило следы жутких искажений. Некоторые больше напоминали звериные, некоторые звериными и были. Но на всех виднелись засохшие остатки зеленовато-серой химерной плоти.
— Здесь собраны сильнейшие из тварей Граккхаза, которых я убила собственными руками. Тебе будет не стыдно занять среди них почётное место. Ну же, не стесняйся, выбирай любое. Я сегодня на редкость гостеприимна, ха-ха-ха.
Гость, однако, смотрел не на эту страшную коллекцию, а на роскошную ванну из красного камня, украшенную вдоль бортика теряющимися на её фоне красными кристалликами. Определённо знакомыми. А позади вдоль стены расположились цепи с ошейниками, разделочный стол с зажимами для рук и ног, прочие пыточные принадлежности и пара совсем уж непонятных алхимических приспособлений, о назначении которых думать не хотелось. Но в некоторых колбах поблёскивали те же кристаллы.
— Значит, не врут сказки про упыриху, пожирательницу жизней? — обратился Лунный Коготь не к хозяйке, а словно к молчаливым наблюдателям её экспериментов.
— Что?! — возмутилась уже та. — Пить кровь, как всякие недо-умершие убожества? Да они недалеко ушли от этих, — красная ладошка махнула на черепа. — И возможно даже, не в лучшую сторону. Я же усовершенствовала Граккхазовы кристаллы душ. Преобразила в кристаллы жизни. И теперь просто беру у побеждённых врагов то, что им больше не нужно. Молодость и красота останутся при мне навсегда. Без иллюзий и без превращения в низкую тварь.
В груди палило огнём, дыхание перехватывало, но голос звенел как прежде. Воительница знала, как ей повезло без всяких талисманов. Не каждый гомункул поднимался после такого удара. И теперь она вновь мило щебетала, позволяя гостю, с видом праздного любопытства, разглядывать святая святых её дворца. А внутренней энергии — перераспределиться на усмирение боли и нанесение решающего удара. Взгляд был прикован к перстню на правой руке врага, готовому пустить в ход главное оружие. Но та лишь тяжело опиралась на копьё — раненый зверь тоже изнемогал, оставляя кровавые следы, многое говорившие знающему охотнику.
— Низкие твари бывают разные, — хмыкнул он, опираясь свободной рукой на бортик ванны, тяжело поднимая копьё наизготовку и снова не обращаясь ни к кому конкретному. — Как правило, их делают такими высокие должности. Клык Небытия!*
Внезапно на безоружной руке сверкнул мертвенно-зелёным такой же перстень. Предусмотрительно и незаметно надетый знаком внутрь. Что не помешало силе разрушения выплеснуться, кроша в прах красный камень, кристаллы жизни, плиты пола вместе с коврами и лабораторию позади.
— Ты за это!.. — зашипела хозяйка, чувствуя, как дыхание перехватывает и ноги подкашиваются уже по другой причине.
И, отставив легкомысленное приплясывание, тяжело шагнула вперёд. Протянула руки, дабы без всяких когтей и лезвий растерзать обидчика. Впервые устремила прямой ненавидящий взгляд в глаза под капюшоном… И застыла на месте.
Не было в этих глазах ни злости, ни торжества. Только печаль, боль и что-то, что воин силился, но не мог скрыть. Что и заставляло злодейку подсознательно избегать этого взгляда весь бой. И нечто подобное ответно шевельнулось в её выжженной душе, дабы бесцеремонной боевой ухваткой вышвырнуть… из собственного тела!
Собственного ли? Мамочки, что это было?! Маринетт тряхнула головой, со стороны и будто сквозь какую-то дымку, наблюдая себя — то есть её, Кровавую Серьгу, пронзённую насквозь серебряным копьём. Снова вздрогнув, девушка невольно протянула руку — но наткнулась на такой же просящий прощения взгляд и отрицательное качание головы.
— Дьявольский цветок привлекает взор,
В пламени возмездия сгорая…
— С той поры в народе легенда прослыла
О прекрасной дочери истинного зла. —
Теперь уже Лунный Коготь подтянул закашлявшейся противнице, отшвырнул оружие и неловко шагнул вперёд, подхватывая её на руки. И не сдерживая больше слёз.
Та слабо улыбнулась и обняла в ответ, закрыв глаза.
— Ничего… Не печалься, Рысь. Это был славный бой… — снятые серёжки благословляющим жестом легли в чёрную когтистую ладонь. — Передай… легенду своим детям. Тёмный путь не ведёт к счастью… И никакая магия его не…
Победитель лишь рухнул на колени, забыв о ранении, крепче сжал тело возлюбленной и зарылся лицом в пышные, заплетённые длинной неплотной косой, волосы.
— Не подарила ты мне детей, Яра. И никто не подарит…
Маринетт тоже плакала, оставляя след хрустальных искр во мгле, окончательно окутавшей печальное событие древней эпохи, и чувствуя, как неведомая сила тянет прочь.
* * *</p>
И снова Кот Нуар недооценил противницу. Теперь уже нешуточным рывком метнувшись за ней, белкой промчавшись по нескольким стволам и ударом шеста сбросив-таки наземь, он обрушился на чудовище… Чтобы, едва избежав удара ноги-колышка, самому оказаться пойманным в хитрый захват. Щупальца стиснули вывернутую за спину руку, серп взметнулся над головой… И тогда, наплевав на возможность перелома (так и так пропадать), парень кое-как обернулся, глядя в лиловые блики за прорезями маски. И обратился к скрывавшейся там душе:
— Маринетт, очнись!!!
А потом, поняв, что снова может двигаться, вонзил когти в эти прорези…
И сейчас, пока квами доедал остаток сэндвича, Адриан, держась за саднящий локоть, отрешённо и нервно сгребал кедами листву, хороня гомункула под корягой среди непролазного бурелома.
— Пепел к пеплу… Прах к праху… Возвращайся в землю, тварь!.. А душа… — он с трудом поднял пострадавшую руку, со смешанным чувством брезгливости и надежды глядя на два неодинаковых, кривоватых семигранных кристаллика размером с кончик мизинца. На солнце они переливались, чего уж там, красивыми лиловыми бликами, а по ощущениям напоминали скорее твёрдый пластик, нежели стекло или камень. — Душа вернётся к хозяйке. И как можно скорее! Плагг?
— Да не дёргайся ты, — прожевал тот. — Не пропадёт твоя подружка. Вишь какая боевая она оказалась на деле.