Глава 8 (1/2)

Я не знала, что лёд умеет обжигать.

Но голос герцога, словно раскат грома в летний ясный день прозвучавший в тишине, буквально ошпаривает меня, заставляя отскочить от менталиста.

— Ничего, — подавляя дрожь в голове, произношу я, смотря в пол. — Всё в порядке.

Я даже не понимаю, чего именно испугалась, ведь, по-сути, герцог мне — никто, да и ничего предосудительного мы с Клаусом не совершили. Но почему у меня внутри такое чувство, будто меня застал супруг в постели с другим?

— Я, кажется, уже предупреждал тебя, граф…- угрожающе надвигается Райнхольд на менталиста. — Но ты, видимо, плохо понимаешь с первого раза…

Встаю между мужчинами, заслоняя собой Клауса.

— Райнхольд, пожалуйста, — поднимаю взгляд на герцога, встречаясь с холодными глазами. — Клаус всего лишь имел неосторожность стать свидетелем моего эмоционального взрыва. Я виновата, что не сдержалась. Извини, можешь наказать меня.

Не хочу, чтобы единственный в этом мире, кто проявил по отношению ко мне заботу и сочувствие, пострадал.

— Наказать? — тянет герцог.

Втягиваю голову в плечи. Лучше пусть мне будет больно и страшно, тем более, похоже, что мне придётся привыкать жить с этими чувствами.

— Не нужно, герцогиня, — возражает менталист и обвивает рукой мою талию, стараясь сдвинуть с пути. — Я готов ответить за свой поступок, раз сопереживание к плачущей женщине герцог считает чем-то из ряда вон выходящим.

— Не смей прикасаться, — шипит Райнхольд и дёргает меня за руку на себя.

Теряя равновесие, визжа, лечу вперёд, готовясь встретиться носом с полом. Но герцог подхватывает меня и ставит на ноги, вжимая спиной в собственное тело.

Я чувствую себя разменной монетой. Или курицей, которую не поделили два петуха. Не знаю, ощущали ли восторг женщины, за которых сражались на дуэлях, но мне явно не нравится быть кем-то, кто вносит раздор.

— Пожалуйста, прекрати, ты делаешь мне больно, — восклицаю я, стараясь вырвать запястье, которое Райнхольд с силой сжимает пальцами.

— То, что герцогиня Альвина — ваша наречённая, не даёт вам право причинять ей боль, — дёргается вперёд Клаус, в попытке защитить меня.

— Я сам решу, что делать со своей будущей женой, — рычит герцог, а я смотрю умоляющим взглядом на менталиста, мысленно прося его прекратить ещё сильнее злить Райнхольда.

Я уже снова вижу отголоски голубых всполохов на лице блондина, свидетельствующие о крайней степени раздражения. Ещё немного и он взорвётся. Что-то мне подсказывает, что ничем хорошим это не закончится.

— Граф Мякеля, пожалуйста. Идите, — тихо говорю я. — Мы разберёмся, всё будет в порядке.

— Вы уверены, герцогиня? — с тревогой спрашивает менталист.

— Да, — стараясь придать голосу твёрдости, отвечаю я.

Я ни в чем не уверена, мне очень страшно и хочется сбежать от разъяренного герцога. Но бежать просто некуда, а хватка на моей руке походит на железные тиски.

— Как пожелаете, — поколебавшись, кивает Клаус. — Помните, что если вам понадобится внимательный слушатель — я всегда к вашим услугам.

— Это вряд ли, — отрезает герцог, но граф не реагирует на его слова, продолжая смотреть в моё заплаканное лицо.

— Спасибо, — шепчу одними губами и улыбаюсь парню.

Клаус вновь кивает и разворачивается. Провожаю взглядом удаляющуюся спину, обтянутую серой тканью камзола.

Мы остались наедине с герцогом, и могу только только надеяться, что он отпустит меня живой. Я же нужна ему зачем-то.

— Что. Ты. Себе. Позволяешь? — вкрадчиво спрашивает Райнхольд, опаляя горячим дыханием моё ухо. — Какого драуга позволяешь себе обжиматься по тёмным углам с посторонним мужчиной? Снова взялась за старое, Альвина?

— Не понимаю о чем ты, — честно отвечаю я. — Клаус всего лишь понял, что мне тяжело и пришёл на помощь в трудную минуту.

Райнхольд резко разворачивает меня, схватив за плечи и близко наклоняется, вглядываясь в мои глаза.

— Тяжело? И почему же тебе тяжело, Альвина? Я не понимаю.

— Потому что ты — чурбан бесчувственный! — восклицаю я и ударяю кулаком по широкой груди мужчины. — Тебе наплевать, что мне страшно и одиноко! Наплевать на пренебрежительное отношение ко мне от твоих женщин! Тебя совершенно не волнуют мои чувства и ощущения!

Каждую свою претензию сопровождаю ударами, с каждым вылетающим из моего рта словом, словно тяжелый груз на моей душе становится легче.

— Ты права, Альвина, — неожиданно спокойно отвечает герцог, не обращая внимания на сыплющиеся на него слова и удары. — Меня это всё не волнует. Потому что я не ведаю всех чувств, о которых ты говоришь.

Замираю, сбитая с толка его словами.

— О чем ты? — переспрашиваю шёпотом.

— О том, что я не способен чувствовать, а тем более, не способен догадаться о чувствах других людей. Лишь могу считать их, при благоприятных условиях.

— Не понимаю, — мотаю головой. — Такого не бывает.

— Пришло время поговорить начистоту, Альвина. Не здесь. Идём в кабинет, — не отпуская моего запястья, герцог быстро шагает по коридору, таща меня за собой, словно на буксире.

Я как сомнамбула машинально перебираю ногами, всё ещё не отошедшая от собственной истерики и признания Райнхольда.

Как такое может быть, чтобы человек ничего не ощущал? Не испытывал эмоций? Я же видела в его глазах раздражение, усмешку и злость. Быть может, мне показалось? Я видела то, что хотела видеть?

В голове не укладывается.

— Андреас, нас не беспокоить, — отрывисто произносит герцог, заводя меня в небольшое помещение.

— Будет исполнено, — вскакивает из-за стола молодой человек в синем военном мундире.

Райнхольд кивает и толкает дверь, затягивая меня, по всей видимости, в кабинет.

— Садись, — коротко приказывает блондин.

Оглядываюсь и замечаю небольшой кожаный диван шоколадного цвета, на который и опускаюсь, складывая руки на коленях. Герцог устраивается в кресле около стола, вальяжно откинувшись на спинку.

— Спрашивай.

— Что ты имеешь ввиду, когда говоришь, что не способен на чувства? — быстро задаю вопрос.

— Именно то, что говорю, — невозмутимо отвечает герцог. — В силу моих, скажем так, физических особенностей я не ощущаю всей палитры эмоций, которая присуща другим людям.

— Но ты же испытываешь ярость, раздражение, недоумение… — растерянно произношу я.

— Отчасти, крайне редко и скупо. — отрезает Райнхольд. — В основном, мой разум всегда холоден, как и сердце.

— Но я же видела, — восклицаю я, доверяя больше собственным глазам, чем словам мужчины. — Когда ты взбешен, то на твоём лице появляются красивые голубоватые всполохи. Такие светящиеся, притягательные… Я всё время хочу дотронуться до них пальцами, чтобы…

— Ты бредишь, Альвина. Похоже, что последствия удара головой всё-таки присутствуют, хоть Хакон и сказал, что ты здорова, — перебивает меня герцог. — Возможно, требуется повторный осмотр лекаря, потому что никаких всполохов, которые ты так красочно описываешь, не существует.

— Но… Как же… Я же видела…

— Это игры разума, не более.

— Ты же спишь? Ешь? Занимаешься сексом? — уточняю я, пытаясь докопаться до сути. — Значит ты ощущаешь какие-то чувства?

— Это всё — не более, чем физические потребности, — ровно отвечает Райнхольд, приводя меня в ещё большее смятение. — Не имеет никакого отношения к искренним чувствам, которые, скажем, способна испытывать ты.

— Подожди, — мотаю головой, стараясь переварить новую для себя информацию. — Зачем же ты женился? Какие были между Альвиной и тобой договорённости?

Прикусываю кончик языка, осознавая, что говорю вроде как о себе в третьем лише. Не следует допускать таких оплошностей, герцог явно заметил странность моей фразы, потому что в подозрении сощурил глаза.

— Между мной и Альвиной было заключено соглашение о фиктивном браке, от которого оба получали неплохую выгоду, — точно так же, в третьем лице, отвечает герцог, внимательно наблюдая за моей реакцией. — Альвина получала доступ к моему капиталу, статус моей супруги, необходимый ей для приобщения к высшему свету королевства.

— А ты?

— А мне необходимо быть женатым, чтобы получить должность главы тайной полиции, входящей в состав личной службы безопасности королевской семьи. Наш король — приверженец семейных ценностей, предпочитает окружать себя людьми, разделяющими его взгляды на жизнь. Он лично отбирает достойных, по его мнению, кандидатов и утверждает на должность.

— Но ты же спал с ней! — вскакиваю на ноги и поправляю саму себя: — То есть, со мной. О каком фиктивном браке может идти речь?

— Предпочитаю не упускать возможности, плывущие в руки. Тем более, что я должен был понять, насколько ты способна удовлетворить мои запросы. Как-никак, мы собираемся связать наши судьбы нерушимыми узами брака. Измены не приемлемы в королевстве, да и я считаю, что не стоит вносить грязь с семью, — брезгливо передёргивает плечами герцог. — Ещё раз повторяю: в моём случае речь идёт лишь о физических потребностях. Мне необходим секс, он помогает мне… Впрочем, не важно. Чувств здесь в любом случае нет. Это понятно?

— Да, но… В ледяных чертогах, во время разговора с графом Бенкендорфом, — вспоминаю я.

— С герцогом, — морщится Райнхольд, поправляя меня.

— Ну да, с герцогом Бенкендорфом, — быстро соглашаюсь и заканчиваю свою мысль: — В какой-то момент мне стало неуютно и холодно, ты сильнее прижал меня к себе, словно стараясь согреть и оградить. Ты же как-то понял мои чувства? Хоть и утверждаешь, что это невозможно?

Сама не понимаю, зачем я ищу эту слабую надежду на то, что герцог ошибается, считая, что не умеет чувствовать. Но мне очень хочется найти какую-то зацепку. Крючок, за который я смогу вытянуть наружу эмоции этого мужчины, убедив его, что они существуют.

— Не помню этого. Я не придал значения этой ситуации. Скорей всего, я понял, что тебе некомфортно по физическим реакциям твоего организма, которые были заметны внешне. Именно таким способом я пользуюсь в своей работе, распознавая ложь, страх или другие эмоции преступника или свидетеля, способные помочь мне. Я был близок к тебе, поэтому считал реакции твоего тела и предпринял необходимые действия.

Устало падаю на диван, потому что ноги перестают меня держать. Он всё объясняет логикой, в его словах нет никаких противоречий. Но почему мне кажется, что герцог лукавит или утаивает от меня что-то? С чего я вообще решила, что он врёт самому себе?

— Почему же сегодня ты не отследил по моим реакциям, как мне плохо?

— Очевидно, потому что находился на достаточном расстоянии от тебя и был занят разговором с сестрой. Когда я проанализировал происходящее, твой неожиданный побег, уход из столовой Клауса, то отправился за тобой, чтобы разобраться, чем вызваны твои действия.

— Не могу поверить…

— Придётся, — жестко отвечает Райнхольд. — Не только поверить, но принять и смириться. Тебе придётся выйти за меня замуж, придётся сопровождать меня на приёмах, балах и других мероприятиях. Придётся спать со мной в одной постели и заниматься сексом. Ты поклялась, что моя репутация не пострадает из-за твоих неблаговидных поступков. Будь добра сдержать клятву.

— А если я передумала? — спрашиваю. — Если не смогу всю жизнь находится рядом с ледяной глыбой, которой плевать на чувства окружающих?

— Слишком поздно, Альвина. У тебя была возможность передумать до того момента, как я прилюдно объявил тебя своей невестой, но ты не сделала это. Теперь обязана пройти этот путь до конца, — припечатывает меня словами герцог. — Если ты хочешь, чтобы я принимал в расчёт твои желания и чувства, говори о них прямо и спокойно. Я могу лишь пообещать, что постараюсь вникнуть и не причинять тебе боль, о которой ты говорила.

— Я поняла тебя, — обречённо соглашаюсь я.

— Прекрасно. Теперь я хочу обсудить с тобой дальнейшие шаги, ты готова меня выслушать?