Часть 4 (2/2)
— Ох, это я мало делаю? Мы живем в моей квартире. Я больше плачу за еду, квартплату, клининг, доставку...
— И ты больше тратишь свои ебучие гонорары на бухло и быстрое питание! Ты не думал, что твой заработок напрямую зависит от меня? — спросил Накахара почти яростно, свободной рукой упершись в дверной косяк. Пытался казаться больше и страшнее. С его ростом выходило паршиво; Осаму, стоящий в проеме со скрещенными на груди руками, выглядел более внушительно. — Я пинаю тебя писать твои ебучие графоманства, я ставлю тебе будильники, чтобы ты не проспал встречи с редактором, я стаскиваю тебя с кровати, если ты на будильники не реагируешь!
— Я справился бы и без тебя! — зло прикрикнул Дазай, напирая.
— Да ты что?! — Чуя не отступил, так же приблизившись, практически дыша в чужое лицо. — Ну давай, посмотрим, как ты за неделю сможешь просыпаться вовремя с дичайшего похмелья и не задерживать прогресс своей писанины! Тебе очень, — проговорил Накахара, вжимаясь грудью в чужую, отталкивая Осаму в коридор, — очень повезло с редактором и с его связями, которые позволяют тебе ебланить двадцать четыре на семь!
— Хочешь сказать, я нихуя не делаю? — чуть ли не прорычал Дазай, отвечая физическим давлением, давя телом в ответ.
— О, нет, ты делаешь дохуя. Дохуя ненужного и бесполезного! Сам ничем продуктивным не занимаешься, да еще и другим мешаешь!
— То есть я все-таки мешаю?!
И Чуя закатил глаза, закрыв ладонями лицо, возведя взгляд к потолку с тихим утробным рыком, не в силах сдерживаться.
— Да! Ты мешаешь! — выкрикнул он, ткнув указательным пальцем Осаму в грудь и тем самым нарушив его равновесие. Пьяный Дазай покачнулся, оперся ладонью о стену, чтобы не упасть — как буквально, распластавшись на полу, так и морально, не позволив Накахаре лицезреть его в более худшем состоянии. Не дождется, ублюдок.
— Ох, ну уж простите, ваше величество, что я слишком плох для вашей персоны!
— Дело не в том, что ты плох! — прикрикнул Накахара, крепко и больно вцепляясь в его волосы пальцами... и тут же отпуская, позволяя отстраниться. — Я принял тебя таким, какой ты есть, окей? Но это не значит, что мне все в тебе нравится!
— Ах, то есть ты меня принял, а я тебя не принимаю? — спросил Дазай, разворачиваясь на сто восемьдесят и вальяжно удаляясь в гостиную, будто намереваясь повести Чую за собой. И тот пошел.
— Я сделал, все что мог сделать для этих отношений, Дазай! — продолжал он зло, ведя ладонью по стене по пути в другую комнату, чуть ли не царапая ее. Резко захотелось что-нибудь схватить и швырнуть; когда Накахара был на эмоциях, он буквально нуждался в том, чтобы устроить вокруг себя такой же хаос, какой царил внутри него.
— Что ты сделал? Пришел меня спасать? Нашелся, блядь, спасатель хренов... — и Осаму не успел сесть на диван.
Чего Чуя терпеть не мог — так это обесценения его трудов и чувств, а Дазай ударил одной фразой и по тому, и по другому. Теперь была его очередь нанести удар.
Он схватил Осаму за плечо, резко развернул его и, замахнувшись, впечатал кулак ему в челюсть. Дазай пошатнулся, но не упал — Накахара все еще его держал, однако следующий удар удалось заблокировать, а потом получилось и ответить. Осаму зарядил ему куда-то в глаз, и они больно вцепились друг в друга, пытаясь то ли сбить с ног, то ли приложить посильнее о какую-нибудь мебель. В итоге они рухнули на диван, и после недолгой борьбы Чуя оказался сверху, не давая Дазаю закрыться руками, начищая его морду с первобытной яростью, тяжело дыша и терпя пинки чужих коленей в спину.
В какой-то момент Накахара замахнулся... и замер, пытаясь отдышаться. Несмотря на свою злость, он бил не в полную силу, но Осаму все равно выглядел паршиво: разбитая губа, расплывающийся синяк на еще не опухшей челюсти, налившийся кровью белок левого глаза. Они смотрели друг на друга несколько долгих секунд, будто пытаясь понять, стоит ли продолжать борьбу.
И Дазай тихо засмеялся.
Чуя сжал зубы, еле сдерживаясь от того, чтобы не ударить еще разок, но... это был не издевательский смех. Едва слышный, грустный, прерывистый — не тот, что старался сыграть на нервах, а тот, что отражал искренние чувства.
— Мы такие, бля, дети, — хрипло усмехнулся Осаму, прикрывая глаза. — Спорим из-за того, кто первый начал.
— ...Мы хуже, — выдохнул Накахара, отпуская Дазая и сползая на его бедра. — Мы меримся письками, выясняя, кому из нас хуевее.