Часть 1 (1/2)

Стопка листов рукописи полетела Дазаю в лицо, хотя и не распалась, надежно скрепленная канцелярским зажимом. Осаму ошалело схватил ее, укладывая себе на колени, и поднял взгляд, высматривая, откуда ему такое счастье прилетело. А оказалось, стоящий в дверном проеме Накахара, уперев руки в бока, за неделю абсолютного молчания и полного игнорирования соизволил пойти на контакт и подать уже голос.

— Что это за херня?!

Голос он подал громко, зло и раздраженно. Дазай тонко улыбнулся своему сожителю (партнеру, любовнику) и отложил рукопись на диван, склоняя голову.

— Новая книга, — просто ответил он, продолжая давить свою фирменную улыбочку, и можно было почти услышать, как из-за нее затрещали чужие нервы.

— Это не новая книга. Это сублимация и блядство, в которых я почему-то главный герой! — почти что выплюнул Чуя, делая пару шагов навстречу, но не собираясь садиться рядом, хотя свободное место с подушкой в уголке дивана так и манило.

— Ну что ты, Чуя, о тебе я не написал ни строчки.

— А низенькая рыжая подружка-истеричка главного героя совсем ко мне не относится, — хмыкнул Накахара, испытывая непреодолимое желание вновь кинуть что-нибудь Осаму в лицо. Желательно эту рукопись, ставшую причиной его злости, но и стоящая на кофейном столике увесистая ваза тоже приковывала взгляд. И все же Чуя был выше этого. Он сложил руки на груди, сверля горе-писателя взглядом. — Научись разделять личное и публичное. Мало мне того, что после последнего твоего печатного высера моя почта взорвалась письмами фанатов, которые уговаривали меня удержать тебя от суицида.

— «Листья камелии» нужно было закончить так, как я их закончил, — пожал плечами Дазай, довольно прикрывая глаза.

И ничего, что в этих самых «Листьях камелии» в послесловии почти прямым текстом было написано, что автор с собой делал во время их написания и что собирался делать, несмотря на поддержку возлюбленного, коим Накахара не являлся, но был представлен таковым. Не в книге, конечно. В личном блоге Осаму, заваленным его заметками для новых рассказов, фотографиями стаканчиков кофе, сплетенных рук, бутылок сакэ и испещренных порезами предплечий. Зато благодаря неоднозначному послесловию «Листья камелии» хорошо продавались. Не из-за сюжета, не из-за стиля написания — из-за судьбы эпатажного автора, находящегося в подвешенном состоянии. Мало кого действительно интересовала его жизнь. Людей, скорее, привлекала красочная картинка, которую они сами нарисовали в своей голове, разбавив ее (с легкой руки Дазая) алым и черным.

— С жизнью своей закончи, ублюдок, — почти прошипел Накахара, кривя губы, — если уж так сильно хочется. И ради всего святого, не превращай это в выпендрежный спектакль. Я смирился с твоим бложиком. Стерпел твои выпады в мою сторону в этих сраных постах, приправленных твоими душевными терзаниями. Мне даже плевать, что думает кучка твоих фолловеров, перед которыми в один момент ты меня боготворишь, а в другой обвиняешь во всех смертных грехах и настраиваешь против меня. Но это, — Чуя ткнул пальцем в помятую рукопись, уголки листов которой кое-где были испачканы кровью. — Это последняя капля.

— Да ладно тебе! Я всего-то сменил направление, — Осаму откинулся на спинку дивана, устраивая руку на подлокотнике и вальяжно закидывая ногу на ногу. — Любовные романы, оказывается, могут быть не такими уж дрянными, если их хорошо написать.

— Если под «хорошо написать» ты имеешь в виду «слизать с нашей жизни», то нихуя подобного. Ты даже запихнул туда нашу дебильную ссору из-за кофеварки!

— Если тебя так бесит эта сцена, я могу ее вырезать, — примирительно улыбнулся Дазай, сделав неоднозначный жест рукой — махнув ей как-то небрежно-женственно.

— Меня бесит не ее наличие, а ее переиначивание. От тревожности блевал ты — не я. Поверить не могу, что в своей книжке ты выставляешь меня плаксивой хрупкой девчонкой со склонностью к булимии! — Осаму только раскрыл рот, но Накахара не дал ему сказать и слова: — Если уж хочешь писать о нас — пиши, флаг тебе в руки, хоть имена не меняй! Твою автобиографию с руками оторвут, когда она выйдет, после твоих-то выходок. Только, блядь, не перевирай. Не преувеличивай. Не выставляй меня моральным манипулятивным уродом — из нас двоих такой только ты!

— Ну-ну, не ты ли только что сказал разделять личное и публичное? — издевательски подметил Дазай. — Да и потом, даже если я напишу именно о нас, круг потенциальных читателей сузится из-за гомосексуальности главных героев.

— Читателей? Ты имел в виду «зрителей», коих у тебя и так полным-полно? — ядовито проговорил Чуя, все-таки плюхаясь на диван, хотя и как можно дальше от Осаму. — Паршивый аргумент. Напиши BL-новеллу, и обязательно найдется мангака, которая утроит популярность твоего чтива.

— А это идея... — всерьез сказал Дазай, тихо и задумчиво, сжав пальцами подбородок. И Накахара вновь закипел.

— Идея у него, блядь! Когда у тебя уже объявится идея перестать выжимать из себя слезливые провокационные строчки и дойти до психотерапевта и перестать мучить если не меня, если не их, то хотя бы себя?

— Умные мысли преследуют меня... — начал Осаму загадочно. — Но я быстрее.

Чуя хмыкнул, вздохнул и закатил глаза, поднимаясь с места, но Дазай успел дернуться в его сторону и схватить за запястье.

— Ну ты что, обиделся? — снисходительно протянул Осаму, держа Накахару не крепко, но ощутимо.