8. Когда восходит солнце (1/2)

Мне всё равно, что такое мир. Всё, что я хочу знать, это как в нём жить.

Эрнест Хемингуэй. «Фиеста (И восходит солнце)»

* * *

Жизнь научила Люциуса оценивать всех и вся — каждого человека по отдельности, группу лиц, события, свои и чужие поступки, разговоры и даже молчание. Словом, всё. Что-то для него было особенно дорого, что-то до смешного дёшево, что-то — бесценно. Например, свой статус чистокровного мага он с юности приписывал к вещам, которые если и купишь за деньги, то разоришься и останешься без единого кната в кармане. А, скажем, за привязанность к кому-то, кроме членов семьи, он бы и пары сиклей не отдал. Скорее наоборот, заплатил бы нужным людям с лихвой, чтобы и впредь ни от кого не зависеть.

Но судьба сыграла с ним неплохую шутку (и Люциус, пожалуй, со временем даже сможет оценить её и вдоволь посмеяться, но не сейчас) — по воле рока он лишился того, что ценил больше всего: статуса в обществе, влияния и банальной самостоятельности.

Однако вместе с тем к нему в копилку добавилось кое-что новенькое, и с недавних пор он стал считать это самым дорогим из всего своего «имущества». Даже бесценным. Речь о Гермионе Грейнджер, конечно. С помощью которой (и, возможно, ради которой) Люциус потихоньку работал над тем, чтобы вернуть себе положение в обществе (вернее, заработать статус с нуля, в новом для него мире), найти другие сферы влияния (всё в том же пока что чуждом мире) и вновь обрести самостоятельность (да-да, в этом незнакомом ему, странном и непонятном мире).

Тут надежда была на Гермиону и только на неё. И Люциус мог поклясться чем угодно, что никогда (слышите?.. никогда!) не передумает и ни за что не поставит её в своём личном списке приоритетов ниже, чем на первое место. Даже если она исчезнет из его жизни насовсем, он будет помнить: эта девушка важна для него. Люциус наконец научился ценить то, что имел. Не назначать всему цену, а именно ценить. А как тут не научишься, если у тебя всё отняли и напоследок дали хорошего пинка под зад? Оставили только пустоту вокруг и жалкую надежду на то, что рано или поздно всё вернётся в прежнюю колею... Хотя надо отдать жизни должное — Гермиона и правда всё относительно наладила… одним только своим существованием и желанием помогать всем и вся. И ему в том числе.

Пожалуй, это было самое абсурдное в ней, в Гермионе. Желание помочь ему, Люциусу. Он бы так не смог. Порой ставил себя на её место и… Понимал, насколько проигрывает ей. Она лучше него и любого человека из всех его знакомых. Превосходит всех их вместе взятых. И Люциус точно знал, что не заслуживает её. Но одновременно с этим не мог найти сил, чтобы отказаться от такого «подарка судьбы». Понимал, что не будь в жизни Гермионы бывшего Пожирателя Смерти, ей, пожалуй, было бы легче. Но… не появись она в его жизни — он бы и вовсе перестал существовать. Неважно, в каком смысле — физическом или метафорическом… Люциус не протянул бы и недели, не встреться на его пути Гермиона Грейнджер.

Она без устали и почти без раздражения (как казалось со стороны) объясняла ему всё и обо всём. Потребовалось не так много времени, чтобы разобраться в основах маггловского мира. Тут так же, как и в магическом Лондоне, по утрам вставало солнце, после наступал день, а к ночи темнело. Здесь так же шёл дождь, дул ветер, а в самых мрачных районах, как и в Лютном переулке, в воздухе витали зловония, а за углом в темноте таилась опасность. Да и люди тут на первый взгляд не отличались от наделённых магией счастливчиков — бегали туда-сюда по улицам, куда-то спешили и верили в свою значимость.

Но Люциус-то знал правду, хотя и не спешил делиться ею с наивными магглами (такими же наивными, как и большинство волшебников, кстати). И понимал: его существование мало что меняет в масштабах Вселенной.

«Один ты — никто, — думал он. — Будь ты даже самим Тёмным Лордом, без армии Пожирателей не придёшь ни к чему. Да и при помощи армии союзников, как выяснилось, тоже особых успехов не добьёшься».

И все те, кто верит в обратное, с упоением занимаются самообманом. Раньше Люциус был среди них, но сейчас уже нет. С тех пор, как остался без палочки, или с того момента, как во второй раз оказался узником, или после того, как сделал шаг через порог Мунго, войдя в не предвещающий ничего хорошего маггловский Лондон… Люциус точно не знал. Зато он был уверен, что прошлое для него не просто позади. Его, по сути, нет. С этим знанием было легче принять действительность.

Но стоит ли пытаться вычеркнуть сорок с лишним лет из своей жизни? Всё равно не получится — обязательно что-то аукнется. Иногда взгляд Люциуса невольно цеплялся за фамильный перстень с печаткой — тот маленький обрывок прошлой жизни, который ему оставили (словно бы в издёвку). В такие моменты появлялось желание снять его с пальца и отбросить куда подальше — так, чтобы больше не найти.

«Разве есть смысл в перемалывании кусочков прошлого, которое и привело меня сюда? Есть смысл вспоминать Нарциссу, Драко, Малфой-мэнор и власть, которая когда-то у меня была?» — спрашивал себя Люциус, вертя фамильную ценность на пальце. Но перстень не выбрасывал. На тот случай, если вдруг снова останется один и появится потребность в «якоре» из тех дней, которые сейчас не хочется вспоминать.

Хотя сейчас всё шло на удивление гладко. И с каждым днём становилось всё труднее представить свою жизнь без Гермионы. Однажды, дожидаясь её с работы, Люциус в смешанных чувствах так и уснул один в спальне с включённым светом. Проснулся уже утром, когда солнце, оправдав ожидания, взошло, как по расписанию, а Гермиона спала рядом, уткнувшись носом в подушку. Тогда-то он впервые и подумал, что произошедшие в жизни перемены — это не так плохо, как казалось поначалу. Ведь, если разобраться, у него есть деньги, есть дом, есть возможность заняться чем-то новым для себя, есть… человек, ради которого стоит всё это делать.

Ему нужно жить. И он хочет понять незнакомый мир.

Подумав об этом, Люциус сделал то, на что не мог решиться уже не один день — он поднялся с кресла и подошёл к телефону. Взял трубку, нажал на нужные кнопки, покорно выждал несколько длинных гудков.

— Я звоню по объявлению… Да, по поводу должности тренера… Опыт работы?.. Сертификат?.. Нет, я раньше не преподавал фехтование. Учил, да. Когда?.. Да, конечно… Я буду.

* * *

— Ты очень долго не открывала. Я уже думал аппарировать.

— Я не… не привыкла, что сюда вообще кто-то заходит. Что-то случилось?..

Люциус стоял в шкафу, прислушиваясь к разговору за стеной, и чувствовал себя абсолютным идиотом. До отвращения нелепая ситуация не вызывала улыбку, а заставляла скрежетать зубами. Но если чему-то и мог научить Азкабан, то это «что-то» — терпение и умение ждать, даже в максимально неудобной обстановке. Неделю, месяц, год или больше. А тут, подумаешь, часик постоять в шкафу. Да, тесновато, но зато здесь тепло и сухо, нет никаких крыс и прочих мерзких тварей, включая дементоров.

— Ты не занята, я надеюсь? — Люциус различил приглушённый голос Поттера.

— Нет, что ты… Я читала. Сидела тут в тишине… Ничего особенного, сам понимаешь.

Тут Люциус живо представил, как Гермиона, заметно нервничая, разводит руками и жестом предлагает Поттеру присесть.

— Читала две книги одновременно? — вновь раздался мужской голос.

Люциус запоздало подумал, что не видел Поттера достаточно долго, чтобы тот успел возмужать. Интересно, стоит ли из-за этого беспокоиться? Чисто ли дружеские у него с Гермионой отношения? И вообще, чем сейчас, когда магический мир спасён, занят «избранный»? Скучная служба в Министерстве Магии, аврорат, квиддич? Последнее маловероятно, но тем не менее…

— М?.. Нет, что ты, — ответ Гермионы прервал размышления. — То есть не совсем. Я читаю справочник по заклятиям, а эта книга просто… Ох, Гарри, садись уже, хватит свои аврорские навыки на мне оттачивать!

«Значит, всё-таки аврорат», — с удовлетворением отметил про себя Люциус. На его памяти там служило крайне мало достойных магов. Разве что Бруствер и Моуди… Да и то, если исключить явные проблемы с психикой у последнего.

— Я вовсе не… — начал было лепетать Поттер в оправдание.

«Надеюсь, во время допросов он не говорит таким тоном, — вновь мысленно прокомментировал Люциус. — Иначе не такое уж светлое будущее ждёт волшебников Британии».

— Я сказала: хватит! — отрезала Гермиона, но быстро сменила гнев на милость, мирным тоном поинтересовавшись: — Будешь чай?

— Пожалуй, — очевидно, её друг не стал испытывать судьбу.

Люциус был солидарен с решением Поттера, навлекать на себя гнев женщины — это не к добру. И от чашечки горячего «Эрл Грея» он бы тоже не отказался, но в его нынешнем положении на такую «роскошь» рассчитывать не приходилось.

Какое-то время из гостиной не доносилось ни звука. Люциус еле удержался, чтобы не вылезти из шкафа и не подойти к двери — подглядеть в щёлочку. Но, во-первых, такое поведение — ниже его достоинства, а во-вторых, если бы Гермиона узнала об этом, то расстроилась бы. Ну а если Поттер заметит «слежку» (ведь должность как-никак обязывает его быть настороже) — сам Мерлин не знает, что тогда произойдёт. Люциуса-то последствия не волнуют, а вот Гермиона… Да, Гермиона ему небезразлична — вот в чём дело. Поэтому он продолжал покорно стоять в шкафу, вслушиваясь в тишину.

Вскоре за стеной вновь раздались голоса.

— Не то чтобы я была не рада тебя видеть, но… Ты пришёл просто так, или есть повод? — поинтересовалась Гермиона.

— А ты сама как думаешь?

— Опять хочешь допросить меня?.. — в её голосе послышались строгие нотки.

Люциус невольно усмехнулся — с ним она никогда не разговаривала подобным тоном. И он был практически уверен, что ей в действительности не нравится играть роль наставницы.

«Она ведь до сих пор тебя учит. Кто она, если не наставница?» — мелькнул в голове вопрос.

«Но ведь мы с ней… В некотором роде… пара… И оба учимся друг у друга чему-то», — попробовал он возразить самому себе.

«Да? И чему же ты научил её за всё это время? Помимо нескольких «фокусов» в постели?»

Тут Люциус остановил внутренний диалог. Какой смысл продолжать, если знаешь, что тебя ожидает провал? Вновь прислушавшись, он без труда различил голос Поттера, тот говорил серьёзно, размеренно — похоже, пытался взять реванш в словесной дуэли. Наивный.

— Я пришёл, потому что мы не виделись уже почти три месяца. С тех пор, как ты пропала из Норы, мы даже через камин не связывались! Понятно, что ты избегаешь Рона, но я-то… Я-то тебе не враг, несмотря ни на что.

— Хочешь сказать, что не стал бы расспрашивать меня о Роне и обо всём, что с ним связно, встреться мы, допустим, месяц назад?

— Не знаю, Гермиона. Может, я и задал бы пару вопросов.

— Вот поэтому мы и не встречались. Я совсем не хочу это обсуждать, — и вновь её категоричный тон.

— Как скажешь. Но я должен быть уверен, что у тебя всё в порядке.

— В полном. У меня всё под контролем, Гарри. Как и всегда.

— Ещё мне хотелось бы знать, что ты не сидишь каждый вечер в одиночестве, читая скучные книги.

— Не сижу.

— А я вижу обратное.

— Ты не можешь утверждать, что я занимаюсь этим изо дня в день. Как и не можешь быть уверен в том, что в спальне в шкафу сейчас не прячется мой любовник.

После этих слов Люциус едва не расхохотался и мысленно поаплодировал Гермионе за находчивость.

— Зачем бы тебе его прятать? — спросил Поттер.

— Ну… Предположим, ты знаешь этого человека и, вероятно, сочтёшь его не лучшей кандидатурой для меня.

«Уж не её ли это мысли? — возник в голове тревожный вопрос. — Ведь я и есть «не лучшая кандидатура». Для неё. Так?..»

— Если бы у тебя в шкафу стоял мужчина, которого ты сочла для себя подходящим, я бы его одобрил.

— Точно? — Гермиона словно бы проверяла друга на прочность.

— Разумеется.

— Но ты ведь понимаешь, что в шкафу никого нет, Гарри? Это метафора.

Так Люциуса ещё никто не называл. «Метафора». Он опять едва сдержал смешок.

— Понимаю. Но знай: я действительно не стал бы оспаривать твой выбор.

— Вот и славно. Как дела на работе?..

Они ещё долго о чём-то переговаривались, и в какой-то момент Люциусу надоело вслушиваться (хотя стоит называть вещи своими именами — ему надоело подслушивать). Спустя час или полтора раздался хлопок аппарации и, немного погодя, Люциус выглянул из шкафа. В тот же момент Гермиона вошла в спальню.

— Спасибо, — сказала она. — Ты меня очень выручил.

— Стоять в шкафу в окружении дюжины твоих мантий — явно не худшее из того, что мне приходилось делать, — отозвался Люциус. — Кстати, неплохую метафору придумала.

— Подслушивать нехорошо, тебя в детстве не учили? — поинтересовалась она, пристально глядя ему в глаза.

— Как и прятать любовников в шкафу… — парировал он и тут же притянул Гермиону к себе. Необходимо было как-то оживить незадавшийся вечер.

* * *

Утром, несколько дней спустя, розовый рассвет окрасил спальню в нежный, тёплый оттенок. Этот цвет неизменно ассоциировался у Люциуса с Гермионой, как и всё мягкое. Робкие солнечные лучи, пастельные тона спальни и дремлющая рядом девушка. Во сне она всегда казалась более беззащитной, чем была на самом деле. Впрочем, после пробуждения иллюзия раз за разом рассеивалась, и становилось очевидно, кому из них двоих сложнее за себя постоять. При свете дня Гермиона частенько проявляла уместную жёсткость и демонстрировала твёрдость характера. Иногда Люциусу это даже нравилось, но редко. Чаще хотелось, чтобы она снова оказалась в его постели, в его объятиях, мягкая и податливая.

Проснувшись, Люциус не без интереса наблюдал за Гермионой, которую освещал льющийся из окна солнечный свет — невиданная редкость для хмурого Лондона. Тут ему в глаза бросилось, что она лежит на его половине кровати. Обычно, уходя спать раньше Гермионы, он устраивался на той стороне кровати, что у окна. А если они шли в спальню в одно время, то эта девчонка почему-то всегда оказывалась на его законной половине. Это ведь его квартира, верно? Пусть съёмная, пусть ему помогли её найти, но живёт-то здесь он. И ведь не прогонишь её…

Люциус поднялся, не став дожидаться пробуждения Гермионы, и пошёл на кухню. У него сегодня важный день — по плану первое собеседование для приёма на работу. Да-да, именно так, первое. За годы своей долгой жизни он работал только в Министерстве, и туда его приняли по рекомендации отца. Или по настоятельной просьбе. Или по приказу… Впрочем, сейчас это уже неважно.

— Какой у тебя Патронус? — спросила Гермиона, заглянув на кухню.

С влажными волосами, в белом банном халате, она выглядела… прелестно. И по-домашнему. Задавала странные вопросы, но это было второстепенно.

— У меня его нет, — ответил Люциус. — А что?

— Ты похож на льва, когда такой взлохмаченный.

— Из нас двоих гривой обладаешь только ты, дорогая. Так что избавь меня от своих гриффиндорских фетишей.

— Как скажешь, дорогой, — саркастично выделив последнее слово, отозвалась Гермиона. — Можешь считать себя мерзкой скользкой змеёй, если это поднимет тебе самооценку.

«Люциус, мой скользкий друг...» — пронеслась в мыслях фраза, некогда сказанная Волдемортом.

Невольно передёрнув плечами, он поинтересовался:

— А нельзя ли обойтись без сравнений с животными?

— Как скажешь, дорогой, — снова проговорила Гермиона. — Кажется, ты не в духе?

— А есть повод для радости?

— Может, и нет. Но ты, по-моему, активно ищешь повод для того, чтобы поворчать.

— Ты заблуждаешься.

— Не буду тратить время на споры, — она бросила взгляд на часы. — Мне надо быть в Мунго через двадцать минут. Тебя это удивит, но большинству людей надо работать.

«Я бы сказал, что тебе надо не «работать», а помогать обездоленным, — подумал Люциус. — Как будто одного меня недостаточно, нет, надо набрать полбольницы пациентов и проводить с ними драклову кучу часов в неделю…»

— Вовсе не обязательно, — негромко проговорил он.

— Ну конечно. Можно ведь просто сидеть и ничего не делать, потихоньку опустошая счёт в банке, верно? — сказав это, Гермиона немного комично упёрла руки в бока, чем напомнила Люциусу его мать. Та, когда отчитывала сына в детстве, нередко становилась в эту позу. Похоже, Гермиона тоже планировала немного поучить его жизни. Что ж, это может быть забавно…