6. После шторма (2/2)
Люциус подошёл, поднял её, взяв на руки (надо же, какая лёгкая — даже легче, чем кажется!), и усадил на стол. «Если бы эта малышка была частью ужина, то стала бы десертом», — подумал он. Спустил с её плеча сперва одну бретельку, потом другую. Затем — проложил линию поцелуев от самого уха к предплечью. К его удовлетворению, Гермиона зажмурилась и даже запрокинула голову от удовольствия. Люциус опустил её бесстыдную ночнушку вниз, на талию, оголяя небольшую грудь. Тут Гермиона вздрогнула, рывком дёрнула ткань наверх, закрывая ему весь обзор.
— Мне кажется, нам не стоит этого делать, мистер Малфой, — с очевидным трудом выговорила она, выставив вперёд свои ладошки. Как будто они могли преградить ему путь к ней, если бы Люциус захотел, действительно захотел приблизиться вплотную. Нет, безусловно, сейчас не было никакого резона демонстрировать ей силу, но всё же… Хотелось по-доброму посмеяться, глядя на эти её маленькие ручки. Он аккуратно, даже бережно обхватил своей ладонью её тонкие пальчики и спросил с нажимом:
— Вы хотели сказать, «нам не стоит этого делать снова»?
— Именно, — она выдернула руку.
— И почему же, позвольте поинтересоваться? Вы выдумали себе новое правило, которое запрещает спать с бывшими Пожирателями? Или с недавними узниками? Или с мерзавцами? Почему, мисс Грейнджер?
— Потому что… Потому что это… — она глубоко вздохнула. Наверное, в эти секунды говорила себе: «Ну же, ну же, придумай какую-нибудь вескую причину!» — Потому что это неправильно.
«Не придумала», — с удовлетворением отметил про себя Люциус.
— Разве? — спросил он. — Я бы так не сказал.
— Выходит, наши мнения на этот счёт разнятся. Я не желаю продолжать этот разговор.
И Гермиона вновь выставила вперёд ладошку, словно бы споря, пытаясь доказать, что, вопреки его мнению, эта тоненькая девичья ручка вполне может стать преградой. Но нет же, она ошибалась. Если задумывала оттолкнуть его, то ничего не вышло — ладошка просто уткнулась ему в грудь. А если жест был чисто символическим протестом, то… Всё равно ничего не вышло.
— Хватит упираться, — примирительно сказал Люциус таким тоном, словно говорил ребёнку: «Хватит капризничать, и я куплю тебе мороженое». Разве что сладостей не предлагал. И на удивление она покорно убрала руку.
Тут его взгляд зацепился за её руку. На тонкой белой, почти как бумага, коже «красовалось» вероломно вырезанное слово «грязнокровка». Он прекрасно помнил, откуда там появились эти буквы.
— Вы об этом говорили? Вчера.
Она молчала.
— О том, чего я не сделал. Я не остановил её. Беллу. Вы имели в виду это?
Вновь тишина в ответ. Знак согласия?
— Я сожалею, — спустя несколько бесконечно долго тянущихся секунд молчания сказал Люциус. — Слышите?.. Мне жаль!
— Вы тогда ничего не могли сделать, мистер Малфой, — она просто констатировала факт.
— Но это не мешает вам считать меня косвенным виновником, не так ли? Вот тогда я вам не помог, а спустя время вы зачем-то поступили иначе. И… Мерлин, что бы вы ни думали, знайте: мне вовсе не было приятно смотреть на то, как вас пытает эта чокнутая Лестрейндж.
Гермиона закрыла глаза, ресницы дрожали. Люциус взял её руку, прикоснулся губами к запястью, потом чуть выше, выше, выше — и так дошёл до той отметины.
— Мне тоже не было приятно смотреть на то, как вы топчетесь на пороге моей квартиры, собираясь просить помощи, мистер Малфой. Зрелище так себе.
— Я знаю.
— Вы странно на меня влияете. Не сказала бы, что мне это нравится… но и в обратном тоже не уверена.
— Я знаю, — опять отозвался он. И поцеловал её.
Раз уж она сама призналась, что он оказывает на неё влияние, глупо было не продемонстрировать ей, как воздействует на него её близость. Люциус ожидал, что в очередной раз почувствует, как её ладошка упирается в него, создавая иллюзию дистанции, но Гермиона ответила на поцелуй. И в этот раз даже прижалась к нему.
— Ты нужна мне, — пробормотал он со сбившимся дыханием, с большим усилием отрываясь от её губ.
— Я знаю.
* * *
— Я не владею легилименцией, мисс Грейнджер, — сказал Люциус, прервав длительное молчание. Часа полтора назад он отнёс Гермиону в спальню, на кровать, и наслаждался её телом, вслушивался в её стоны и сам ловил волны удовольствия. Сейчас он впервые за долгое время был абсолютно расслаблен и доволен — и собой, и ситуацией в целом.
— Что вы сказали? — она, похоже, даже испугалась. И явно смутилась.
— Я не могу прочесть ваши мысли. Вы долго молчите и пристально смотрите на меня, и я начал подозревать, что это попытка передать мне телепатическое послание, — пояснил Люциус.
На лице Гермионы на пару секунд промелькнула вся гамма эмоций от страха и волнения до облегчения и почти спокойствия.
— Нет! С чего бы мне... — невнятно пробормотала она и отвернулась.
«Хоть бы сладких снов пожелала», — подумал Люциус. Хотя и без того уснул он почти сразу и спал, пусть даже и не видя «сладких» снов, но зато крепко и без тревог. Но вот проснулся не как ожидал — ближе к полудню, а ранним-ранним утром, за окном ещё даже не рассвело. Люциус почувствовал на своём теле чужие холодные руки и резко вынырнул из глубокого сна, отрывисто дыша.
— Что? Что такое? — он был встревожен. Рефлекторно хотелось схватить палочку, зажечь свет, но… Но это и не понадобилось. Похоже, пока Люциус спал, Гермиона просто решила его… обнять? А засыпала ведь на другой половине кровати! Повернувшись к нему спиной! Так какого…
— Извините, — она перебила ход его мысли. — Я не хотела вас разбудить. Просто вы тёплый.
Странно, сам себе он всегда казался холодным. Как камень. Но раз она говорит, что «тёплый», то…
— Я вам не буду мешать?
Будет ли ему мешать молодая обнажённая девица, прижимающаяся к нему в надежде согреться в то время, пока он пытается спать?..
— Нет, нисколько.
«Надеюсь, я не помешаю вам, если вдруг не выдержу и решу продолжить нашу «ночь любви», мисс Грейнджер. Очень надеюсь», — с долей злорадства подумал Люциус. Но не говорить же ей, в самом деле, что ему так сложно будет уснуть? Она сейчас выглядела совсем беззащитной, и он видел в ней не столько женщину и предмет страсти, сколько маленькую девочку, которая нуждается в помощи. И в тепле. Смешно, но хотелось даже спеть ей колыбельную или убаюкать как-нибудь иначе. Люциус приобнял Гермиону, отчего та ещё плотнее прижалась к нему и что-то одобрительно пробормотала куда-то ему в грудь — похоже, уже задремала. Под её едва слышное даже в тишине ночи сопение он тоже вскоре уснул.
* * *
Когда Люциус проснулся, ожидаемо бодрым и полным сил, Гермиона ещё сопела у него под боком. Такая юная и безмятежная, что хотелось защитить её от всего плохого. Вот только какой из него теперь защитник? Ему и самому помощь требуется чуть реже, чем постоянно. Да и вообще, в понимании Гермионы, пожалуй, Люциус и есть то «плохое», от которого стоит защищаться.
А ведь было время, когда он довольно успешно справлялся с ролью эдакого рыцаря без страха и упрёка, и никто не имел претензий. Никто — это Нарцисса, конечно. Вот уж за кого Люциус всегда мог постоять… до некоторых пор. Вдруг вспомнилось, как, закончив Хогвартс и оставив там свою невесту доучиваться последний год, он регулярно получал от неё письма и обязательно посылал весточку в ответ. Иногда в шутку спрашивал Нарциссу, не обижает ли её кто в школе, а она всегда неуместно серьёзно отвечала: «Конечно нет, Люциус. Все слишком боятся тебя». Так до сих пор и не понял, шутила она тогда или нет.
Присмотревшись к спящей Гермионе, Люциус отметил, что в таком расслабленном состоянии у неё с его бывшей женой есть даже что-то общее. Нарцисса в юности была такая же нежная и при этом хрупкая — казалось, уронишь её, так потом вовек осколков всех не соберёшь. Во сне Гермиона выглядела такой же, хотелось выстроить вокруг неё стену, чтобы никто не посягал на это сокровище.
Вскоре Гермиона проснулась (Люциус очень надеялся, что не от его пристального взгляда), и безмятежности на её лице заметно поубавилось.
— Уже двенадцать? — спросила она, протирая глаза. — Почему вы меня не разбудили?
— Вы в кои-то веки уснули… По-моему, это событие стоило отметить пробуждением после полудня.
Ещё Люциус считал, что их потрясающий секс тоже стоило хоть как-то отметить, но вслух об этом ничего говорить не стал.
— Вы правы. Спасибо.
— За что? — спросил Люциус. Вряд ли она благодарила его за «потрясающий секс», верно?
— Сами знаете. Помогли мне уснуть, хотя я вам, наверное, всё-таки мешала.
«Мешала? Мерлин, нет! Человек противоположного пола не может помешать хорошо провести ночь, он этому только способствует!»
— Я знаю, у меня руки часто холодные, проблемы с теплообменом. Я вас разбудила.
«Ах, она об этом». Он вспомнил её недавнее «вы тёплый», и на душе сразу… потеплело.
— Не стоит благодарности, я быстро уснул.
Гермиона поднялась с подушки, сев на кровати (очевидно, готовилась к бурной дневной деятельности — она ведь не из тех, кто будет валяться полдня в кровати... А жаль — так бы составил ей компанию), но отчего-то замялась, принявшись осматривать комнату. Люциус догадался: она вспомнила, что спала обнажённой, и теперь пытается выйти из ситуации.
— Я уже всё видел, мисс Грейнджер, — сказал он. — Можете не стесняться.
Гермиона одарила его строгим взглядом. Действительно, да как он только мог сказать что-то в этом духе?.. Люциус едва сдержался, чтобы не рассмеяться. А она обернулась к нему всем телом, продолжая кутаться в одеяло, и заявила:
— Это вовсе не значит, что я буду ходить перед вами голышом.
Затем Гермиона встала и вместе с одеялом ушла в ванную, волоча его за собой, словно платье со шлейфом. Люциусу осталось довольствоваться одними лишь подушками.
* * *
За завтраком (хотя это был скорее обед) Гермиона говорила без умолку. Это было очень нетипично для неё: обычно она открывала рот только по делу. Сегодня же говорила о чём-то отвлечённом, словно боялась, что если замолчит — говорить начнёт Люциус, причём говорить совсем не о том, о чём ей хотелось бы слушать. Хотя почему «словно»? Вероятнее всего, так и было.
Она рассказывала ему что-то уже полчаса кряду, а он всматривался в её профиль и думал, что она действительно очень хороша собой. Магглорождённая, да, и характер у неё не из лучших, но это лицо, выразительные глаза и нежная, удивительно белая кожа, розовеющая как по сигналу, а ещё точёная фигурка, на которую он бы смотрел и смотрел, реши она всё-таки ходить перед ним без одежды. Да, она красива… Особая прелесть в том, что сама этого не осознаёт. Или просто хорошо это скрывает.
— Вы меня слушаете? — вдруг громче обычного спросила Гермиона, помахав перед лицом Люциуса рукой. Тот быстро тряхнул головой, прогоняя мысли.
— Разумеется, — отозвался он.
«Главное — уверенный тон. Она ведь не станет проверять тебя, верно? Или...»
— И что я только что сказала?
«...или станет?»
— Сказали… что… что я вас не слушаю. И были правы, — Люциус быстро сдался.
Гермиона нахмурилась. Никому не приятно, когда их слова пропускают мимо ушей, но если бы она знала, о ком были его мысли, то была бы более благосклонна.
— Я не буду повторять.
— Значит, это было что-то неважное, — парировал он.
— Вам не суждено этого узнать, — Гермиона встала из-за стола и стремительно ушла в гостиную.
* * *
«Топ-топ-топ».
Когда-то давно Драко лепетал, говоря то «топ-топ», то «бу-бу-бу», сидя в детской и стуча игрушечным деревянным слоником по полу. Люциуса бесил один только этот звук, а уж выкрики… Но он сдерживался. И временами даже выдавливал из себя подобие улыбки, глядя на сынишку — не хотелось разочаровывать Нарциссу, та должна была видеть в Люциусе исключительно хорошего отца и мужа.
Люциус вспомнил о Драко и неказистом слонике, глядя через стекло прилавка на керамическую фигурку… тоже слоника, только белого цвета. Довольно изящная и совсем не похожая на ту, которой играл сын много лет назад. Но воспоминаниям не прикажешь и не прогонишь их. Никак.
Дело в том, что сегодня с утра Люциус проснулся и решил погулять по маггловскому Лондону. Давно пора. Гермиона несколько дней назад помогла ему разобраться с его банковскими счетами, так что теперь у него даже были наличные. С деньгами всегда чувствуешь себя лучше, чем без них. Всегда и везде.
Он бродил по улицам, заглядывая в небольшие магазинчики, закусочные и скверики. Хорошо, что здесь, среди магглов, при всём желании вряд ли можно встретить знакомого. Ведь когда всё так паршиво, последнее, чего ты можешь желать — это натолкнуться на кого-то из прошлого. Из тех времён, когда ты был на высоте. Если раньше у многих волшебников Люциус вызывал трепет (так, по крайней мере, ему казалось), то сейчас его скорее жалеют. Даже не ненавидят, нет. Отвратительное чувство жалости — вот уж к чему он никогда не стремился. Но кто спрашивал его мнения?..
Увлечённый мыслями, Люциус сам не заметил, как зашёл в большой торговый центр, и поначалу был несколько обескуражен масштабами магазина. Лишь несколько лет назад он с долей презрения смотрел на магглорождённых детей и особенно — на их родителей-простецов, которые перед началом учебного года гуляли по Косой Аллее и глазели по сторонам, словно попали в музей. Сейчас же, находясь в маггловском мире, чистокровный маг и сам превратился в эдакого чудака, которому всё ново и непонятно. Отвратительное чувство: хотелось извиниться и признаться в собственной неправоте.
Люциус бродил по этажам и заглянул в небольшую сувенирную лавку. Тут-то он и наткнулся на слоника, вызвавшего у него столько воспоминаний. И купил его — просто так, чтобы был. А затем, положив покупку в карман пальто, покинул магазин и пошёл в обратном направлении — к дому.
Теперь он жил отдельно. Дни до переезда пролетели незаметно. Не сказать, чтобы Люциуса это радовало, но поскольку Гермиона то ли по привычке, то ли от повышенного чувства долга стабильно заглядывала к нему минимум один раз в день (а чаще два или даже все три), адаптироваться было особо не к чему. Всё шло по-старому.
Добравшись до места, почти ни разу не сбившись с курса, Люциус зашёл к себе в квартиру и… увидел там Гермиону. Та выглядела взволнованной и, похоже, ждала его.
— Мисс Грейнджер?
Она подняла на него тяжёлый взгляд.
— Что-то случилось? — поинтересовался он, а в груди начал скатываться комок беспокойства.
«Что случилось?! Дракл тебя подери, почему ты здесь?!» — выкрикнул он про себя, стараясь сохранять внешнее спокойствие. Но Гермиона молчала. Тогда Люциус, вспомнив о недавней покупке, протянул ей слоника. Показалось, что эта фигурка должна принадлежать ей. Так было надо, и всё тут.
— Возьмите, мисс Грейнджер, — сказал он.
— Что это?..