I'm strong on the surface (1/2)

— Малыш, — минуя порог квартиры, говорит Чонсон и жадно рассматривает младшего, — я тебя разбудил?

— Нет, всё нормально.

Сонный, похожий на только что пробудившегося котёнка, он потирает глаза и легко улыбается. В квартире пахнет овощами, рисом и свежестью с улицы. Скорее всего, в гостиной настежь открыто окно. И не хотелось бы, чтобы Ян простудился.

Чонсон избавляется от обуви и не спешит снимать пальто. Кладёт ладонь на талию Чонвона и практически невесомо целует в щёку. Пластиковый специальный стаканчик с рыбкой внутри мешает, но сделать это необходимо. И что бы ни говорили друзья, приводя какие-то аргументы и действуя из лучших побуждений, он собирается продолжать.

Так странно испытывать сильные светлые чувства к человеку, который никогда не увидит тебя и может жить лишь прикосновениями, слушать твой голос. Но с течением времени Джей начал относиться к этому спокойнее, что ли. Будто бы флёр паники и противоречий ушёл, оставив сухое и равнодушное: «Ну и ладно — подумаешь, нет зрения».

Эго Чонсона не требует к себе поклонения. Достаточно того, что Чонвон стал бы более… стабильным.

Джейк шутил: «Должно быть, отношения с тобой напоминают американские горки. Ты же загораешься как спичка и не терпишь, когда кто-то ошибается, задевает тебя даже во время ссоры. Держу пари, твоей второй половиной станет кто-то настолько спокойный, что и это начнёт тебя раздражать». И посмеялся вместе с Сонхуном, возбуждённым от насмешек над Сону.

Шутки в сторону — нихрена подобного. Все поголовно ошибались, когда описывали кого-то совершенно далёкого от идеала. Вот он — широко зевает, прикрыв рот ладонью, и очаровательно щурится. Пак всерьёз рискует схватить инфаркт на пороге тридцати от умиления.

— У меня для тебя кое-что есть.

— Что?

— Я купил тебе ещё одну рыбку, — берёт ладонь Чонвона и заставляет самостоятельно взять рыбью «переноску». — Она розоватого оттенка, с красивым длинным хвостом.

— Правда?

Происходит взрыв сверхновой, озаряя всё вокруг, — не иначе. Потому что не могут пустые глаза светиться ярче, чем живые в солнечных бликах. Чонвон улыбается и спешит в комнату, где стоит аквариум. Подходит вплотную к столику и аккуратно снимает крышку на стаканчике. Джей никогда не видел, чтобы кто-то из зрячих так бережно обращался с маленьким существом.

Старший выходит из оцепенения тогда, когда Чонвон оборачивается. Аккуратно касается щеки и ласково поглаживает кожу. Пак расслабляется и специально наклоняется, чтобы получилось более ощутимо, машинально тянется к мобильному в кармане. Включает камеру и делает фотографию — очень близко и превосходного качества благодаря вспышке.

Зрачки сужаются — может, чудится (?). Но то не столь важно, когда стоите друг к другу почти вплотную, а чужие руки обвивают твою шею.

— Где твои губы?

— Не промажешь, — Джей усмехается и послушно сокращает расстояние — целует первым, через мгновение отстраняясь. — Я могу сам целовать тебя, если ты не против. Хотя, знаешь, я не буду спрашивать разрешения. Не после того утра, малыш.

«Малыш», — прозвище без подоплёки. Чонвон не выглядит слабым, действительно маленьким — какое там? Он чертовски сильный, и Джей едва не давится удивлённым вздохом, когда он целует резко, напористо. Меньше минуты назад опасался, что с высокой вероятностью промажет, а сейчас целовал так хорошо, как многие зрячие не умели.

Впрочем, не в способности видеть заключается самое главное. С тем, кого ты, кажется, начинаешь по-настоящему любить, многое воспринимается иначе.

Пальцы цепляются за края пальто, позволяя тому упасть на ковёр. Следом Ян судорожно, как-то чересчур нервно пытается расстегнуть пуговицы рубашки. Внизу живота приятно тянет, но что-то упрямо подсказывает, что здесь есть подвох. Как второе дно, которое тебе не понравится и доставит невыносимые муки, а ты сам останешься виноватым, потому что предпочёл проигнорировать.

Нехотя, Чонсон всё-таки отстраняется и придерживает Чонвона за плечи. Разница в росте ничтожная — жалкие сантиметров пять, — но даже при таком раскладе он подходит под всем параметрам. И каким-то не до конца поражённым чувствами участком мозга, рациональной стороной понимает, что это не поддаётся логике. Джей не может выстроить цепочку из последних событий, как и не может понять истинные намерения Чонвона.

Почему?

«Лишь бы это не было связано только с сексом и развлечениями», — думает и сам же ужасается от данной мысли. Спрашивать — играть в русскую рулетку, гадая, в какой степени болезненным будет ответ.

— Эй… Послушай меня, хорошо? — увеличивает расстояние между телами и невольно облизывает и без того влажные губы. — Давай мы поужинаем или поедем куда-нибудь? Я могу отвезти тебя туда, куда пожелаешь. Что скажешь? Проведём этот вечер вместе — ты и я.

Усмехается.

В периоды ссор бывает высказано много чего ненужного, и единицам удаётся сдержаться. Но никогда от обычной усмешки не возникало чувство, будто получил пощёчину. Никто и не говорил, что отношения — исключительно хорошее и без стычек. Чонсон предпочитал не относиться к паникёрам и извечным страдальцам, что обожают жаловаться и вариться в драме, подпитываются напряжённой обстановкой и отчасти страхом за будущее.

Важна стабильность.

Переплюнул ли Чонвон всех бывших? — без сомнений. Со стороны, наверное, они как два моря, воды которых бесконечно сталкиваются, но не смешиваются в полной мере. Оторваться нельзя, как и нельзя обратить (не сломить, нет) волю второго в свою пользу. Вот что случается, когда вы разные и одновременно ни капли.

— Куда пожелаю? — удручённо качает головой и начинает смеяться. — Ты слишком стараешься, хён. Мне не нужно ничего доказывать или показывать, ладно? Ты мне ничего не должен — запомни, пожалуйста.

Вот то, за что полноценно можно зацепиться.

— Думаешь, я не должен ничего своему парню?

— Когда он у тебя появится, дай знать. Быть может, я у него спрошу. Перестань считать себя должником или благотворителем, — и как ни в чём не бывало разворачивается на пятках, с усталым вздохом присаживаясь в светло-зелёное кресло.

Нет.

Этот блядский звук в ушах, когда что-то обрывается и падает, разлетаясь на сотню мелких осколков. Метафорическое «разбитое сердце» в реальности отзывается жутким спазмом. Чонсон невольно оттягивает белоснежную ткань в районе груди и дышит носом, чтобы не сорваться.

«Когда он у тебя появится», — да? После стольких свиданий, секса, инициатором коего выступил Чонвон, начал выражаться так? Складывается впечатление, словно мимо его ушей пролетели все важные слова, признания.

— Ты прикалываешься сейчас? Утверждаешь, что я для тебя никто?

Новая рыбка изящно взмахивает хвостом и скрывается в искусственной пещере. Если для кого-то день заканчивается на благоприятной ноте, то только для неё. Потому что Джей сжимает кулаки и душит рвущийся наружу крик. Ругаться он умел как никто — громко, наотмашь.

— Как и я для тебя — мы оба понимаем это.

— Понимаем, блять, что?!

— Что это жалость и обыкновенное влечение, — пожимает плечами и смотрит сквозь полный аквариум. — Но я не жалуюсь и не собираюсь тебя в чём-то винить, честно. Совершенно нормально, что нам хорошо проводить иногда время вместе, но не больше, хён.

Какое влечение подразумевает желание постоянно быть рядом? Разве из-за него ты думаешь о ком-то чаще, чем о других?

— Откуда тебе знать, что мне нужно?! Ты не можешь читать мысли и…

— Но я могу знать, чем закончится, если мы станем встречаться. Поначалу думаешь, что слепота — что-то незначительное и привыкнуть легко, но нет, — прикрывает веки на долю секунды и методично добивает. — Я никогда не смогу сходить с тобой на нормальное свидание вроде того, чтобы покататься на велосипедах, посетить обыкновенный кинотеатр, посмотреть на звёзды и далее по списку. У нас не будет совместных фотографий, так как для меня они не имеют значения, — я их не увижу. Ты никогда не сможешь расслабиться возле меня, перестать заботиться обо мне как нянька, а не любимый человек. В конце концов, ты перегоришь — и это нормально. Ты либо бросишь меня и будешь ощущать вину после, либо не бросишь по той же причине. Я не могу ничего тебе дать, кроме себя. И в каком-то отвратительном смысле я использую тебя тоже, потому что нуждаюсь в этом.

Пульс набатом стучит в висках, и почему-то вспоминаются слова Хисына и Джейка. Младший буквально озвучил в более конкретной форме то, о чём тактично пытались донести они.

— И кто мы, по-твоему, сейчас? Мы спали вместе, целовались… Неужели ты считаешь, что я могу делать то же самое с кем-то другим? — Чоснон не понимает и сознательно отказывает понимать весь этот бред, слетающий с его языка. — Что за отношения такие? Ты себя слышишь вообще?

Нет, он глух.

Порой, когда в подростковые годы ссорился с мамой, она бросала классическую, но тогда пока непонятную в полной мере фразу: «Я разговариваю со стенкой — это бесполезно». Она сдавалась, громко хлопала дверью и уходила, демонстративно обижаясь несколько часов или дней (пока не попросишь прощения). Теперь ясно как белый день: такая же беседа.

Чонвон — бетонная стена, до которой чонсоновы аргументы не доходят. И его до сих пор недопустимо осуждать — он слепой. Очевидно, не единожды обжигался.

— Друзья с привилегиями?.. Не знаю, — кивает сам себе. — В любом случае, пойми меня правильно, хён. Я не хочу мучить тебя и, прежде всего, себя. Если ты захочешь продолжить — замечательно, всё останется как раньше. А когда ты встретишь кого-нибудь, просто скажи мне. Я исчезну.

Действительно, как по щелчку пальцев забыть о Чонвоне. И что может быть сложного в том, чтобы спать и периодически выбираться из дома с тем, кто никогда не станет твоим? Подумаешь, придётся тешить себя иллюзиями или глупо надеяться, что что-то изменится; что вы, на самом-то деле, пара.

Притворяться — залезть в мясорубку.