Первая значимая история в новом отеле (2/2)

Периферийным зрением я заметила худую фигуру Ариетты, которая внимательно вслушивалась в слова гостей.

— Время, — вздохнула я, — полдень, могут себе позволить пошуметь.

— Вы не поняли, — мужчина замялся, видимо, сам не был уверен в своих словах, — там кто-то стонет и стучит…

— О помощи просят?

— Нет.

— Тогда, — я смотрела на встревоженных соседей, но отчетливо видела, как в нерешительности дергается на месте Ари, — ничем не могу помочь.

Ариетта наконец решилась и пустилась в бег по коридору. Ковролин съедал звуки ее шагов, поэтому на некоторое время стало совсем тихо, но через мгновение послышались удары ее кулаков о деревянную дверь. Гости переглянулись, и побежал за горничной следом, а я поднялась со своего места и, облокотившись на стену, наблюдала за их действиями. Спустя минуты три непрерывного стука, когда уже все жильцы первого этажа выглядывали из своих номеров и девочки из кафе вместе с ними, жилец одиннадцатого номера вышел в одних трусах с синим горошком.

— Че вам надо? — гаркнул он в лицо Ариетте, а затем схватил ее за запястье, — присоединиться хочешь?

Ари грубо вырвала тонкую руку из цепких лап, и дверь захлопнулась перед ее носом. Повисла тишина и все присутствующие стали неловко расходиться, пожимая плечами, со словами, что хотя бы попытались. Я тяжело вздохнула, разочарованная происходящим, но вмешиваться не планировала и вернулась на свое место. Соседи одиннадцатого номера тоже пришли в холл, но только взглянули на меня мельком и, стараясь говорить на отвлеченные темы, покупали кофе из шайтан-машины. Ариетта появилась через пару минут в компании малышки Аянат, но пока мы не остались одни, они только переглядывались между собой, да выразительно смотрели на меня.

— Интересный момент, — заговорила я первой, — в этой ситуации я — авторитетная фигура, способная повлиять на происходящее больше других, поэтому, когда этот мужчина отворил дверь, большинство наблюдало и за моей реакцией. Но я не стала на это реагировать, а заняла позицию наблюдателя, и, как мы можем заметить, после судорожной попытки Ариетты что-то сделать, все последовали моему примеру.

— И что ты хочешь этим сказать?

— Ничего, просто делюсь собственными мыслями.

Все вновь разбрелись по своим делам, Аянат занялась работой официантки, а Ари принялась вычищать ковролин, на который налипал весь мелкий мусор, волосы, шерсть и прочие отходы жизнедеятельности. Вообще, говоря о таких вещах в рамках рассказов об отелях, то хочется заметить, что большой статьей расходов тут являются ковровые покрытия, матрасы, постельное белье и полотенца. Далеко не все люди знают, что все это — не подарок от заведения, а лишь выделяется во временное пользование. Регулярно посетители тащат из номеров все, что найдут. Но воровство это оно дело, совсем другое — порча имущества. Например, некоторые не добегают по какой-то причине до туалетов и справляют нужду прямо на пол или кровать. В такие моменты я бесконечно счастлива, что явлюсь хозяйкой и эта грязная работенка не на мне. Был случай, когда одна дама решила родить в тайне ото всех прямо в номере, каково было мое удивление, когда заселился один человек, а вышло два. А в комнате абсолютно все стены, мебель и пол были измазаны в крови и прочих жидкостях. Случай этот лет двадцать назад произошел, но смог шокировать даже меня.

День шел размеренно, я приняла еще несколько гостей, а затем занимала себя чтением книг одного моего ныне «коллеги». И около трех часов после полудня под детский крик в отель вернулась мать семейства — Людмила с Тимофеем. Она хотела быстро проскользнуть мимо меня, но этого ей не удалось.

— Подождите, — я встала со своего места, отложив книгу в сторону, — вам нужно заплатить за вторые сутки, время выселения уже прошло.

— Сейчас я заплачу, — буркнула она, ставя ребенка на пол, — видите же, что я уходила по делам и не успела, — она потрясла погрызенной кем-то папкой с документами, — сейчас я закончу оформлять наследство, и мы съедем из вашего клоповника в свою квартиру в Нижнем Новгороде! Зачем мы вам вообще деньги платим? У вас же матрасы жесткие, питания нет, кровати на соплях держатся. Такие деньги трясете, так хоть бы немного соответствовали!

Закончив свою речь, не дожидаясь моего ответа, она схватила мальчонку за руку, и буквально волоком потащила за собой. Я слушала ее шаги и начала обратный отсчет:

— Пять, четыре, — я загибала пальцы с короткими ногтями, — три, два… один.

Из коридора послышались возмущенные крики женщины, голос ее срывался куда-то вверх, и первые пару секунд еще не было понятно, что она хочет сказать. Когда послышался глухой удар и скулеж, я подняла свою пятую точку пятидесятого размера в красных штанах и направилась к источнику шума. Разъяренная Людмила таскала свою дочь за растрепанные волосы из стороны в сторону, из номеров снова показались заинтересованные происходящим лица. В этот раз я бездействовать уже не имела права, как сотрудник отеля.

— Ах ты шалава! — кричала женщина, пытаясь расцарапать лицо девочки, которая вся сжалась и ползала на коленях перед матерью. — Шлюха малолетняя!

В дверном проеме стоял Сергей и так же наблюдал потасовку, не пытаясь никак остановить драку, переходящую в избиения. Когда женщина занесла руку, чтобы ударить полуголую дочь по лицу, я успела перехватить ее за запястье, чем переняла гнев на себя. Некоторые люди, завидев мои действия, подлетели, чтобы удержать Люду от нападения на меня, а Ариетта и Аянат, ухватив Алину под руки, повели в кафе.

— Отпусти, тварь, — прокричала мне в лицо дама, обдавая несвежим ароматом своего дыхания. — Не лезь, блять, сучка!

— Заткнись, — холодным, я бы сказала могильным, тоном произнесла я, — с кабелем своим лучше разберись.

— Эта шаболда у меня мужа уводит! — завопила Людмила, рыбьими глазами ища девочку.

— Это твоя дочь, — я сильно сжала ее запястье, едва удерживаясь, чтобы не сломать, — а не соперница.

Я отбросила ее руку, выражая нестерпимое отвращение к горе-мамаше, и направилась в кафе. Вернее, в подсобку, куда девочки увели Алину. Девочка была в одних шортах и топике, поэтому Аянат отдала ей свой пиджак, оставшись в кремового цвета рубашке и красной бабочке на шее. Алина болезненно худющая, настолько, что даже когда сгорбившись сидела, я могла заметить торчащий пупок и ребра.

— Что произошло? — спросила Ари, когда девочка перестала всхлипывать.

— Очевидно, что произошло, — отрезала я, обратив внимание серых глаз ребенка на себя, — как долго это длится?

— Семь лет, — шепотом, едва слышно ответила мне Алина.

— С девяти лет? — уточнила я, усаживаясь на корточки перед пострадавшей, а мои колени громко хрустнули. — Ты бы хотела наказать их?

На Алину накатила новая волна рыданий, от которых она чуть не задыхалась, а Аянат, не понаслышке знакомая с насилием, крепко ее обняла. Ответ был ясен.

— Как их наказать? — снова спросила я.

— Я хочу, чтобы он сдох, — прошептала девочка.

Мне нужно было услышать только это. В тот же момент в подсобку зашла Дина с подносом. Никто не спрашивал меня, можно ли накормить девочку за счет отеля, но в этой ситуации я бы возражать не стала. Несмотря на нестабильной финансовое положение заведения.

Алина ела и выглядела так, будто ее морили голодом в течение долгого времени. Через одежду ее состояние не было так заметно, как сейчас. Немного успокоившись, девушка наградила нас подробной историей их «семьи», которую я, конечно, запишу, чтобы она не затерялась среди тысячи подобных.

Мать, Людмила Сазонова, ее родила не слишком рано, как это бывает, но и «вовремя» это не назовешь, — в 17 лет. Родной отец Алины много пил и умер от алкогольной интоксикации, когда девочке было всего 7 лет, из-за чего бабушка, с которой они проживали, когда умер сын, выгнала невестку с внучкой из дома. Сначала они худо-бедно выживали на пенсию по потере кормильца, живя у подруги Людмилы, которая держала квартирный бордель. Немного позже подружка попросила их освободить помещение, и Люда устроилась уборщицей в местный торговый центр, а потом и на хлебзавод, где встретила Сергея. Не прошло и недели, как семья воссоединилась под крышей однушки, принадлежавшей мужчине. И тогда-то все началось. В то время, когда графики у взрослых не совпадали, Людмила уходила на работу, а у Сергея был выходной, его обязанностью было следить за падчерицей. Сначала он только трогал ее, начиная с невинного поглаживания ног и спины, продолжилось все тем, что он просил девочку потрогать его. Первый полноценный акт произошел через три года.

— У меня тогда месячные начались, — поясняла Алина, — он сказал, что если женщина с самого начала цикла не будет заниматься сексом, то станет бесплодной…

Было видно, что она смущена тем, что рассказывает, и пыталась оправдаться, хотя она ни в чем не виновата. Ведь, как она сама верно подметила, была лишь ребенком, которому взрослый внушал чепуху.

Когда она, наконец, поняла, что происходит что-то поистине ужасное, то в очередной раз, когда мужчина стаскивал с нее одежду, пригрозила тем, что расскажет матери. И даже исполнила свою угрозу, сказав, что отчим к ней пристает.

— Я не могла сказать подробнее, — вновь принялась оправдываться Алина, — у нас эта тема почти никогда не поднималась…

Может, скажи Алина матери, что Сергей ее буквально насилует, то что-то и изменилось бы, но лично я сомневаюсь в этом. Потому на «пристает» Людмила отреагировала подобно тому, как сегодня таскала дочь за волосы. Никогда мне не было понятно и не будет, почему некоторые женщины в дочерях видят не кровинушку, родного ребенка, а соперницу?

Я покинула их, когда Алина завершила свой рассказ, и наткнулась на собравшихся куда-то чету Сазоновой и Минеева, которые мялись в холле с ребенком на руках. Я вежливо кивнула им, вопрошая, чего те хотят.

— Передайте этой шалаве, чтобы с братом посидела, пока нас нет, — Людмила поставила малыша на пол и в спину подтолкнула ко мне.

Я не успела ничего ответить, как они уже вышли за дверь, оставляя меня и еще нескольких свидетелей с Тимофеем в холле. Я посмотрела на ребенка, что в одних голубых колготках и грязной футболке качался на тонких ножках. Когда я подняла голову, то встретилась с взглядом пожилой женщины из шестого номера.

— Кукушка, — она укоризненно покачала головой и ушла с кофе в руках прочь.

— Ну ахринеть теперь, — буркнула я и, взяв ребенка на руки, пошла обратно в подсобку. — Аянат, держи карапуза.

— И что мне с ним делать?

— А мне что делать? — округлила я глаза и вытащила сок из коробки с запасами, — напои, накорми чем-нибудь.

— Давайте я, — Алина встала и протянула руки, чтобы забрать брата.

— А ты иди оденься, — приказала я так, будто она моя сотрудница. — Вернее, — я осеклась немного, — да, переоденься и приходи обратно, посидишь с девочками. Нечего страдать в одиночестве.

На самом деле я очень опасалась за жизнь девочки. Потому как она и без того выглядящая словно мумия, так после такого потрясения, как бы не пополнила наши ряды. Помимо болезненной худобы, я заметила, что волосы, ногти и зубы у девочки тоже находятся не в лучшем состоянии.

— Алина, — окликнула я, когда она уже выходила из подсобки, кутаясь посильнее в пиджак. — Это они тебя не кормят?

— Нет, — она потупила взгляд в пол.

— Сама? — получив кивок, я едва себя сдержала, чтобы не закатить глаза. — Пока вы здесь живете, приходи с братом три раза в день кушать. За счет отеля. Возражения не принимаются. Ариетта, — она даже немного вздрогнула от неожиданности, — следи за их питанием.

Чего и следовало ожидать, супруги вернулись за полночь сильно подвыпившие. Встретила я их у главного входа, где стояла вместе с Эльвирой, которой как раз пересказывала события этого дня. В руках у Сергея и Людмилы находились по початой бутылке пива, а пакет в руках у мужчины подозрительно позвякивал. Я перегородила им вход собой, прогнав прочь Элю.

— С алкоголем в отель нельзя, — я выбросила окурок за их спины, — могу только предложить пойти на задний двор.

Поругавшись на правила, пара согласилась на мое предложение, и мы вместе пошли во внутренний двор отеля, куда обычно отправляли курить постояльцев. Там оказалось безлюдно, одинокую лавочку из бревен и доски освещала желтая лампочка, за которой пряталась камера видеонаблюдения. Нетрезвые господа оказались куда вежливее и общительнее, чем днем, а потому даже завели со мной беседу.

— Вот ты тут сколько работаешь? — спросил у меня Сергей.

— С самого открытия.

— Вот и я на хлебзаводе с самого открытия батрачил! А теперь, — он интенсивно махнул рукой, чуть не полетев за ладонью следом, — теперь вот в областном центре будем жить! Да не в каморке, а целой двушке!

Сергей все активнее вел со мной беседу, отвлекаясь от супруги, что с каждой минутой мрачнела, накачиваясь алкоголем. И вот мужчина встал и, пошатываясь, обнял меня за плечи, обдавая сильнейшим тошнотворным перегаром. Я задержала дыхание и приложила усилия, чтобы не оттолкнуть его. Его навязчивые прикосновения гуляли по моим рукам, спине, он норовил спуститься ниже, когда ревнивая супруга издала боевой алкашный клич «эй бля», и разбила бутылку о край скамейки. Напиток, пенясь, излился на асфальт.

— Ты сучка! — закричала она и замахнулась на меня «розочкой» из бутылки.

— Люда, ты что делаешь! — возмутился мужчина и тут же получил касательный удар, переходящий со щеки на шею.

Сергей схватился за рану, пытаясь удержать кровь, но та фонтаном била и пульсировала. На наших глазах он спустился на колени, заливая кровью землю, и, в конце концов, бессильно упал прямо на лицо. Пока женщина наблюдала это, прикрывая руками лицо, я уже набрала номер единой службы спасения.

— Добрый вечер, — поздоровалась я с диспетчером, — будьте добры полицию и скорую на адрес Советская 20. Тут во дворе рядом с отелем женщина убила супруга, порезала бутылкой шею, вероятно, задела сонную артерию. Нет, не я, постояльцы отеля. Хорошо. Кира Алексеевна Черновская.

Людмила, когда осознала содеянное, попыталась скрыться, но я остановила ее, поймав за шкирку. Она что-то мямлила, умоляла меня, будто я решала ее судьбу, просила сказать, что он сам совершил самоубийство. На крик уже сбежались зеваки и мои сотрудницы, которым я передала убийцу, чтобы следили. Хотя дородная Людмила Сазонова очевидно была сильнее и крупнее каждой из нас, но и у нас есть нечто общее с зомби — физическая сила, которая позволяла легко ее остановить. Пока мы ждали органы правопорядка, я загрузила видео с камеры на флешку, чтобы сразу передать полицейским.

Вопросов к отелю из-за убийства во дворе не имелось, дело было очень прозрачным, только попросили дать показания, как свидетеля. Детей до следующего дня оставили под мою ответственность. Я пришла к ним в номер, когда тело Сергея уже увезли на встречу с судмедэкспертами, а Людмилу в СИЗО. В номере меня встретила заплаканная Алина, сидящая в полутьме над спящим братом.

— Как и обещала, — ответила я, опускаясь на стул у входа. — Он мертв, твоя нерадивая мамаша сядет года на три, думаю, не больше. Это убийство в состоянии аффекта, поэтому на большее рассчитывать не приходится.

Девочка ничего не ответила, только судорожно дышала, изредка всхлипывая.

— У меня есть хороший друг, — продолжила я, — у него детский дом семейного типа, они с супругой очень достойные люди. Я сейчас ему позвоню, завтра, если ты согласна, они вас обоих заберут. Это намного лучше, чем государственный детский дом. У них вас не разлучат, тебе не придется в 18 лет брать на себя непосильную ношу в виде маленького брата, но ты сможешь с ним видеться. Это твой шанс не повторить судьбу бабушки и матери.

Алина кивнула, большего я от нее не получила, хотя в прочем и не рассчитывала. На следующий день приехал Алексей с супругой и органами опеки, они собрали вместе вещи и Алина с Тимофеем навсегда покинули отель. В будущем я, наверное, пару раз позвоню Леше, чтобы узнать о судьбе ребят.

Очередной день полный перешептываний по всему зданию о судьбе детей подошел к концу. Уже после заката, когда все спали, мы с девочками смогли себе позволить выбраться на тот самый двор, чтобы выкурить пару сигарет. Я молчала и слушала то, как семь моих душек обсуждают конец этой истории.

— Кира, — вдруг обратилась ко мне Надя, — ты это сама подстроила?

— Нет, — наполовину солгала я, — на видео видно, что она сама на него накинулась. Я ее даже не подначивала к этому.

— Получается, — некурящая Серафима сложила руки на груди, — у нас теперь в курилке живет дух педофила?

— Получается, что так, — улыбнулась я, — главное не обращать на него внимания, пусть горит все 66 лет в Аду Одиночества.