Первая значимая история в новом отеле (1/2)
Итак, с начала нашей работы в новом городе пролетела неделя, немного безлюдная, но это нормально для нового отеля. К тому же я предпочитаю экономить на рекламе, хватит того, что были заплачены немалые деньги за столь близкое к вокзалу расположение. «Ликорис» заявлял о себе мрачноватой вывеской с изображением красного цветка, чьи лепестки напоминали брызги крови. Признаться, нас путают с ритуальным агентством, что, впрочем, недалеко от истины. Рассказывать о залетных наркоманах и попытках секс-работников превратить номер за пять сотен рублей в сутки в свой профессиональный кабинет не стоит — это гостиничная рутина, поработав на ресепшне пару недель, привыкаешь к этому. Благо совсем недалеко отдел полиции — они к нам и в другие подобные места ходят чаще, чем к себе домой.
Знаменательным стал совсем другой случай.
На днях, вовсе не бронируя номер заранее, поздним вечером к нам явилась целая семья из четырех человек. Сначала зашел перегар главы семьи, а затем только мать и двое детей.
— Драсте, — жуя жвачку, поприветствовала меня дама неопределенного возраста. Лицо ее, как мне кажется, было изъедено тяжелым физическим трудом на заводе и еженедельными высоко градусными «праздниками».
— Добрый вечер, — я встала со своего удобного игрового кресла — самого дорогого, что есть в отеле. — Бронировали?
— А че, надо бронировать? У вас вообще нет свободных номеров?
— Нет, свободные номера еще есть, — вежливо ответила я, — вам на четверых, правильно понимаю?
— Умеешь считать, — сострил неопрятного вида мужчина в растянутой майке и тренировочных штанах с лампасами.
— Есть номер на четверых на первом этаже, — я указала рукой на коридор сбоку от меня, — окно выходит на дорогу.
— Он пятихатку стоит? — мужчина сильно хлопнул по стойке рукой, отчего издал нервный дзынь комнатный звонок.
— Номер на четверых стоит тысячу рублей в сутки.
— А какого хрена тогда у вас написано на двери пятиха в сутки? — мужчина наклонился ко мне, перегибаясь через мраморную столешницу, и в мое лицо ударил спиртовой аромат, будто пили они одеколон. — Ты обязана предоставить нам номер за ту цену, которая указана.
Их поведение и напористость не оставила мне сомнений — это наши типичные гости. Пока взрослые разбирались со мной, их младший ребенок, который определенно имеет гидроцефалию, уже облизывал зеркало, занимавшее всю стену напротив входа. А девочка лет 12-14 на вид, совершенно не обращая внимания ни на родителей, ни на брата, с кем-то увлечено переписывалась в социальных сетях.
— Пятьсот рублей стоит двухместный номер, — известила их я, глядя мужчине прямо в его блеклые рыбьи глаза.
— Так давай его, — включилась женщина, с некой гордостью поглядывая на возлюбленного, который перед ней поставил на место противного отельного администратора.
— Вы уверены? — уточнила я, — такие номера рассчитаны на двоих.
— Ты глухая? — он сделал поступательное движение головой вперед, будто я не сотрудник отеля, а не уважающий его собутыльник.
— Хорошо, — я села за стол и открыла программу на ноутбуке, которая помогала мне не заселить случайно никого в занятый номер. — Будьте добры ваши паспорта и свидетельства о рождении детей.
Мне без лишних слов выложили на стол замусоленные книжечки и бумажки альбомного формата в замызганных файликах. Гостями нашего отеля стали Людмила Павловна Сазонова 33 лет, Сергей Владимирович Минеев 43 лет, Алина Павловна Сазонова 16 лет и Тимофей Сергеевич 1,5 лет. Я сделала сканы всех документов и озвучила цену проживания, получив сложенные в стопочку деньги по сто рублей. Не по рублю и ладно.
— Ваша комната под номером 11 в самом конце коридора, — я положила на стойку ключ с желтой биркой, — по левую сторону вы найдете туалеты, душевую, кухню и кафе. Кухня открыта круглосуточно, кафе с девяти утра до десяти вечера. Завтра выезд у вас в 14.00, либо вы можете оплатить до времени выезда и остаться еще в нашем отеле.
— Мы вообще-то заплатили за сутки сейчас, какого мы должны выезжать в два? — возмутилась женщина, упирая руки в бока, как негодующий ребенок.
— Такие правила, так работают все отели, — ответила я, а Людмила закатила глаза и цокнула языком.
— А завтрак у вас шведский стол, как во всех отелях? — уточнил Сергей тоном, допускающим только положительный ответ.
— У нас нет шведского стола, но вы можете заказать завтрак в кафе.
— Это платно?
— Да, разумеется, завтраки у нас по 250 рублей за человека.
— Ясно, не надо, — бросила мне в ответ мать семейства и, ухватившись за рукав малыша, потащила его в коридор, — Тима, давай быстрее, иди.
Людмила с сыном пошли вперед, поэтому свидетелем тому, что отчим шлепнул свою падчерицу по ягодицам, была я. Девушка недовольно скривилась и быстрее пошла вперед, догоняя маму. Сергей сально порадовался своему поступку и тоже скрылся в коридоре. Стоило им уйти, как я поймала обеспокоенный взгляд Ариетты, прятавшейся все это время за автоматом с кофе. Она поморщилась и вышла к моей стойке, все еще глядя новым гостям вслед. Ее осветленные еще при жизни волосы в тусклом освещении выглядели еще более желтыми, чем обычно, что весьма вычурно выглядело на фоне ее восточной внешности.
— Это же домогательства, — злым шепотом сказала она мне.
— Они самые, — достаточно безразлично ответила я, потому как и пострашнее видала сцены за столько лет.
— Отвратительно, — она скрестила руки на груди.
— Надо убрать еще второй и седьмой номера, — напомнила я, — вперед работать.
Ариетта со стороны выглядела стервозной девушкой, такой образ ей придавала угловатая худоба, острые черты лица и агрессивная короткая стрижка чуть ниже ушей. Но вопреки своему образу, она отличалась очень мягким нравом и добрым сердцем. Ко всему прочему Ари, как называют ее другие душки, на самом деле оказалась очень доверчивой, что в какой-то мере и погубило ее. Она, будь жива, наверное, могла бы даже модельную карьеру попробовать, ее природное телосложение для этого идеально подходило, даже несмотря на рождение ребенка. Жестоко со стороны мироздания оставлять нас в той же форме, что и в момент смерти. Если Ариетте повезло, то я запечатлелась женщиной-тумбочкой. Буквально — на лицо ребенок, а со спины и за бабку принять можно. Поэтому я ношу круглые очки без диоптрий, чтобы выглядеть солиднее. Хотя не шибко мне это помогает.
Поздний вечер обещал быть спокойным — середина весны, не сезон для туристов, разве что кто из «зажиточных» наркоманов будет искать ночлежку. Я вышла к главному входу, от дороги, ведущей к московскому вокзалу, меня отделяли какие-то полметра. Здание, где располагается наш отель, едва ли не старше меня, и улочки в этом районе очень узкие. Время подходило к полуночи, на небе светила круглая луна. Из внутреннего кармана своего красного пиджака, — нашей отельной формы цвета крови, — я вытащила розовый портсигар. Не взирая на пафосность этого предмета, внутри лежали пять сигарет «camel» с розовой кнопкой, одни из самых дешевых. Стоило мне прикурить спичками, как открылась дверь и ко мне вышла малышка Аянат.
— Угостишь сигаретой? — спросила она.
— Тебе всего пятнадцать! — в шутку возразила я, но протянула ей портсигар, потому как в отличие от продавцов местных супермаркетов знаю, что нашей пухлощекой официантке в конце этого года исполнилось бы тридцать лет.
— Тебе самой-то сколько? — улыбнулась эта очаровательная девочка.
— Я уже и не помню, — честно призналась я, — в какой-то момент перестаешь считать.
Мы замолчали на некоторое время, размышляя каждая о своем, но неожиданно Аянат заговорила серьезным тоном:
— Я видела, как новый постоялец пытался утянуть свою дочь зачем-то с ним в душевую.
— И что? — спросила я безразлично, потому как мне вся ситуация стала ясна стоило им переступить порог отеля.
— Мы можем повлиять, может… — она отвела взгляд в пол, — а если мы его убьем, это будет считаться непростительным грехом?
— МЫ его убивать не будем, — я рассмеялась, — а вот ТЫ, если очень хочешь, то, конечно, можешь, но только смысла особого нет. Убийство, конечно, верный способ выбраться отсюда раньше, чем через 66 лет, но ты вроде переродиться хотела?
Я щелчком отправила окурок в полет на обочину дороги.
— Звезда упала, загадывай желание, — бросила я через плечо Аянат и скрылась за тяжелой железной дверью.
Заняться мне было нечем, я запустила автомат с кофе, а сама уселась на диван рядом с зеркалом. Мне открывался вид на коридор, где по правой стороне шли одиннадцать маленьких номеров, а слева двери душевых, туалетов, кухни и кафе. Из-под одной из дверей пробивался желтый свет, а до моего слуха долетал шелест воды и какой-то шум. Из дальнего номера вышла Людмила, захлопывая за собой дверь, прервав хныканье маленького ребенка. Она бросила на меня неопределенный взгляд и скрылась на кухне. Мне часто приходится быть свидетелем нехороших событий, но шум из душевой развеял обещание ночи быть спокойной. Как я и ожидала, дверь открылась и наружу буквально вывалилась шестнадцатилетняя дочь новых постояльцев. Все ее лицо было красным, во взгляде читалось смущение. Она утерла нос рукавом и забежала в соседнюю дверь туалета. Волосатая рука захлопнула душевую, откуда выпала девушка. А я встретилась взглядом с Ариеттой, выходившей из седьмого номера. Она оставила тележку с моющими средствами в коридоре и быстрым шагом направилась ко мне.
— Мы должны что-то сделать, — злым шепотом процедила она, указывая пальцем в сторону душевых, — он должен быть наказан!
— Ариетта, — я покачала головой, — ты не видишь еще одного виновника, который так же должен понести наказание.
— Ты обвиняешь жертву!
— Кто сказал, что я говорю о девочке?
Ариетта фыркнула и направилась обратно вглубь тускло освещенного коридора, ее шаги по ковролину раздавались тупым стуком. Она попала ко мне самой последней, хотя такое поведение свойственно почти каждой. Наша жизнь похожа на затянувшееся шоу с первого канала, которое я веду настолько долго, что душа моя теперь только черствеет. А вот душки на этой программе сменяющиеся гости.
Ариетта пала жертвой первого греха по моей системе — безразличия. Я считаю, что есть более явные проступки и ошибки, а помимо них еще и более глубинные, которые я считаю первопричинами. Например возьмем историю самой Ариетты, которая родилась более двадцати лет назад в небольшом городе Киргизии. Там она находилась под чутким присмотром родителей, которые, как сердцем чуяли, не хотели отпускать единственную дочь поступать в московский медицинский университет. Но сама она очень горела этой идеей и вымолила у строгих родителей разрешение попробовать. Вообще-то, они ей поставили условие — если не поступит, то сразу возвращается домой. Несмотря на хорошие способности, Ариетта не смогла поступить на бюджет, а платное отделение стоило неподъемных денег для ее семьи. А жизнь в столице России увлекла девушку, да и влюбилась она без памяти в русского 26-летнего Ивана. А потому ею было принято решение — родителям солгать, что поступила, высылая в мессенджерах подделанные фотографии списков поступивших и студенческого билета. Ариетта устроилась работать кассиром в общепите, а жила на съемной квартире у своего парня. И меня поражают в ее истории две вещи: слепота любви и отсутствие полового воспитания. Особенно второе, потому как происходили эти события не так давно — в середине десятых годов. Я мола бы понять, что у девочек, кто погиб в двухтысячных, девяностых, одна у нас есть из восьмидесятых, не было никакого сексуального воспитания. Но у, что называется, свежеумерших встречается та же ситуация. Довелось бы мне рассказывать маленьким взрослым о сексе, то вот что я бы особенно выделила:
1. Если парень говорит, что он бесплоден — бейте его, потому что в 90% случаев это ложь.
2. «Прерванный половой акт», в простонародье ППА, — метод контрацепции с нулевой эффективностью.
3. Использование презервативов защищает не только от беременности, но и всевозможных прелестей заболеваний, передающихся половым путем. Это касается не только представителей гетеросексуальности, но и всех остальных. (Еще бывают силиконовые салфетки, девочки)
4. «Безопасных» дней не существует.
5. Если вы сомневаетесь в ВИЧ-статусе своего партнера, то можно пропить курс терапии для ВИЧ-положительных и тогда «пронесет». (Крайняя мера, обращайтесь к врачу)
Думаю, узнала бы Ариетта об этом, то и не пришлось бы ей драить унитазы в отеле. По крайней мере, она бы делала это живой, такая участь после смерти кажется мне еще более незавидной.
Из моего лирического отступления можно легко сделать вывод, что Ариетта забеременела. И не успела вовремя это заметить, потому как в семье было табу на обсуждение менструации. Месячных. (Мне кажется, что чем больше я повторю слова менструация или месячные, тем быстрее все привыкнут к этому абсолютно естественному явлению.) И заподозрила свое положение она только на 11-й неделе, крайней, когда можно провести процедуру аборта. Конечно, избавиться от нежелательной беременности можно до 12-й недели, но какой-то гнусный ублюдок придумал «неделю тишины». Размышляя об истории Ариетты, мне хочется пожелать этому человеку больше никогда и ничего не придумывать. Возможно, эта пресловутая неделя могла бы спасти ей жизнь.
Русский Иван беременности, конечно, не обрадовался, промямлил что-то из серии «ну ладно», и в дальнейшем избегал этой темы. Прямо пропорционально росту живота девушки парень все чаще пропадал, уходил кутить с друзьями и появлялся дома едва ли не раз в неделю. Ввиду рокового стечения обстоятельств, ранним утром 11 мая Иван оказался дома, когда обеспокоенная Ариетта, сидя в луже собственных околоплодных вод, разбудила его. Будь она одна, то наверняка вызвала себе «скорую», но Ваня выхватил из ее рук телефон и поделился своим гениальным планом, который так же вынашивал эти шесть месяцев.
— Давай ты сейчас быстренько родишь, и мы ребенка в больницу подкинем?
Одна формулировка «быстренько родишь» уже многого стоила, потому что мучилась Ариетта с четырех утра до пяти вечера, и, видит Бог, соседи не могли не услышать криков боли, что непроизвольно вырывались из ее рта. В тот день появился ненадолго на свет маленький сынишка, красивый представитель двух народов. Он родился крохотным, что обусловлено, вероятно, тем, что его мама до последнего работала в ресторане быстрого питания на кухне или мойке, потому как руководство запретило ей показываться клиентам.
Ари не смогла взять сына на руки, они ее не слушались, а голова кружилась в результате стремительной кровопотери. Чувство это она могла бы сравнить с сильнейшим алкогольным отравлением, когда руки ее безвольно опустились, а сознание покинуло, чтобы больше не вернуться. Пока девушка вертелась в полубреду, Иван сидел в метре от нее и мяукающего красного сморщенного комочка у ее ног, и просто наблюдал за тем, как жизнь покидает их тела. Ариетта умерла первой, неназванный малыш через сутки. Ваня просто собрал свои вещи и ушел из квартиры, видимо, в надежде, что эта ситуация как-нибудь сама решится. Равнодушные к крикам женщины и писку младенца люди среагировали на трупный запах куда быстрее. Умирайте, но не воняйте.
На мой взгляд, виной всему убийственное равнодушие окружающих — Ивана и соседей, а так же, в некоторой степени, и самой Ариетты к себе. Парень боялся ответственности за ребенка, поэтому понес наказание за оставление в опасности двух человек. До конца не понятно как этот год тюремного заключения может искупить такую вину.
Следующим утром я, как и всю ночь, сидела на мягком кожаном диване в холле, медленно расковыривая дыру в нем. Непорядок, недавно открылись, а диван уже кто-то порезал. Мимо меня пролетела Людмила с Тимофеем на руках и кипой документов подмышкой. Отель просыпался, только мы, верные слуги, никуда не уходили. Чем заняться всегда находилось. Например, повара Надя и Дина к открытию напекли сладких булочек на завтрак, поэтому аромат выпечки разносился по всему первому этажу. Аянат за дальним столиком в кафе что-то рисовала в маленьком скечтбуке, при жизни эта милейшая девочка мечтала стать художником. Ариетта намывала полы на первом этаже, а Есмин на втором, наверняка болтая о ерунде с Эльвирой. Только Серафима не высовывалась из своего кабинета без надобности. Хотя живых людей брать на работу мне не приходилось, но я уверена, что семь мертвецов — лучшие сотрудники. Спать и есть не просят, денег не требуют, трудятся лишь бы не сидеть без дела привязанными к месту смерти. Конечно, они не попали ко мне через день после кончины, девочки в полной мере вкусили существование в полном одиночестве или при людях, которые их не замечают. Кроме Дины, я ее забрала почти сразу, поэтому она моя верная спутница с 1984 года.
Ариетта в это утро была мрачнее, чем обычно. Она тщательно протирала плиточный пол, чтобы не оставалось разводов, и украдкой поглядывала в мою сторону. В конце концов, она не выдержала и, с силой окунув швабру в моп, развернулась на пятках ко мне.
— Неужели ничего вообще нельзя сделать?
— Ты все о семействе Сазоновых? — уточнила я, — а что ты хочешь сделать?
— Как-то отвадить этого урода.
— Как же?
— Я… я не знаю, — возмущенным голосом она взяла какую-то очень высокую ноту, — ну ты же можешь, сделай что-нибудь! Надо рассказать ее маме!
— Маме? — я рассмеялась, — неужто ты думаешь, что она не в курсе?
— Мать не может же допускать такое…
— Ариетта, ты больно высокого мнения о людях, — я встала и зашла за свою стойку, — безразлично люди могут относиться не только к чужим, но и к самым, казалось бы, близким.
Временно наш разговор закончился. Я успела еще выпить кофе, обойти весь отель, будто проверяя работу моих подчиненных, хотя, в сущности, мне это делать не требовалось. Жить вечно — весьма скучное занятие, но и существовать, лишенными всех человеческих радостей и запертыми в захудалом здании прошлого века постройки, ничуть не интереснее. Поэтому одним из немногих развлечений у девочек было хорошо выполнять свою работу. А я, если не заселяла новых постояльцев и не писала о нашей скучной жизни на бумаге, пила кофе и ходила туда-обратно. Раньше, когда еще не был набран полный состав, и я искала кандидатов на каждый грех, я часто покидала отель, путешествуя по стране и ближнему зарубежью.
Стоило мне только сесть за стойку, как из коридора послышались голоса постояльцев, которые тревожно что-то обсуждали. Они подошли к ресепшну и заглянул вглубь, чтобы увидеть меня.
— Из соседнего номера доносятся какие-то звуки, — заговорил мужчина, смущенно опуская глаза, — вы не могли бы что-нибудь сделать?