Часть 49 (1/2)

Люциус в очередной раз вынырнул из омута памяти, чтобы мгновенно погрузиться уже в свои собственные мысли. Старший Малфой уже не первый раз пересматривал сверкающие нити воспоминаний Драко, обнаруженные им в комнате собственного сына ещё в прошлом году перед Рождественскими каникулами. Тогда патриарх рода тоже полюбопытствовал, а потом в бешенстве чуть не крошил свой изысканный кабинет.

Этот сопляк, вообразивший себя слишком взрослым, умудрился подзалететь и увлечься Гермионой Грейнджер! А в том, что все эти воспоминания, закупоренные в волшебных флаконы, были сделаны с довольно определённого угла, а сам взгляд слишком тщательно наблюдавшего за Грейнджер юного Малфоя был уж бесспорно восхищенным, у Люциуса в результате просмотра не оставалось никаких сомнений.

Его сын, наследник и надежда даже не одного, а двух древних и веками гордившихся чистотой своей крови родов, умудрился влюбиться в магглорождённую волшебницу.

В прошлом году старший Малфой был так поглощён своим бешенством, что на очень многое закрыл глаза. Например, один факт увлечения сына не чистокровной волшебницей настолько набросил платок на глаза родителя, что Люциус элементарно не обратил внимания на слишком много рассеянных в воспоминаниях «красных флажков». Суть открытия была важнее.

Потом на зимние каникулы в поместье явился сам Драко, но Люциус даже не дал ему вставить и слово, когда буквально за шкирку затащил в свой кабинет и задал ему поучительного трёпку на тему «предателей крови и что с ними происходит в таких семьях, как Малфои». Лишь намного позже разъярённый родитель осознал, что его сын пытался что-то объяснить или хотя бы сказать. Люциус просто не слушал, увлечённый преподаванием урока, который «маленькой сопляк запомнит надолго, если не на всю жизнь».

Драко не покидал свою комнату несколько дней, но больше поговорить с отцом не пытался. К слову, он уехал обратно в Хогвартс, за все проведённое в Малфой-меноре время практически больше не сказав Люциусу ни слова. Лишь изредка бросал на родителя злой, раздраженный и слишком взрослый взгляд.

Во время посещения отцовского дома весной, Драко вновь попробовал заговорить с отцом. Теперь Люциус понимал, что Малфой-младший пытался его о чём-то предупредить, но отец его вновь проигнорировал. Ну, не мог молокосос знать, что скоро возвратится Тёмный Лорд, а потом все пойдёт не по дорожке, «вымощенной жёлтым кирпичом в изумрудный город», а наперекосяк.

Волан-де-Морт возродился из пепла стараниями Питера Петтигрю, и Люциусу не составило слишком долго времени понять, что он был теперь в разы темнее прежнего. Волан-де-Морт всегда был страшен в гневе, в корне лишённый таких качеств, как сочувствие. Даже намёк на любовь или эмпатия отсутствовали у него целиком и полностью, но сейчас, изначально раздраженный бездействием своих сподвижников все эти годы, Тёмный Лорд поистине бесновался. И Люциус попал под раздачу одним из первых.

Конечно, сперва опытный политик пытался подстроиться, внимательно наблюдая за своим «Господином», ведь теперь Волан-де-Морт настаивал, чтобы его называли исключительно так. Но наблюдения приводили к слишком невесёлым выводам, и в один прекрасный день старший Малфой вновь потянулся к флаконам с воспоминаниями своего «непутёвого» сына.

А потом стал подмечать там на удивление много странностей. И проблема была даже не в том, что все эти воспоминания выглядели, как политическая реклама или предвыборная кампания, старательно подобранные и собранные Драко в единый букет, чтобы выставить Грейнджер в лучшем свете. На подобные потенциальные цели своего сына Люциус на этой стадии уже не обращал внимания. Не то, чтобы он свыкся, как раз наоборот.

Но опытный политик знал об агитации достаточно, чтобы прекрасно понимать: все закупоренные в флаконах воспоминания преследовали единую цель и вели одну линию.

А потом стали бросаться в глаза и другие моменты, не самым маловажным из которых был факт, что Грейнджер в воспоминаниях его сына вела себя довольно странно и нетипично для девочки её возраста, независимо от уровня гениальности. Просто легендарное предчувствие Люциуса кричало, что следует сделать несколько шагов назад и прежде, чем принимать какие-то действия, осмотреться.

Драко больше на разговор с ним не шел, а вот Люциус практически всё лето разбирал воспоминания сына в волшебных флаконах чуть не по секундам многократно пересматривая любые, привлёкшие его внимание при первом просмотре. И постепенно все больше осознавая напрашивающиеся довольно странные выводы: избранный и его золотая девочка вели себя как-то «не так».

Его же собственной сын все лето провёл, тренируя окклюменциию. И Люциус старательно притворялся, что ничего не замечает: если Драко и правда увлечён Гермионой Грейнджер, умение скрывать свои мысли от кого бы то ни было в довольно недалёком будущем ему отнюдь не помешает.

А тем временем явно вопреки желаниям Министерства, газеты буквально пестрели скандальными заголовками о возвращении Тёмного Лорда. Стараниями все той же Гермионы Грейнджер, как слишком отчётливо понимал старший Малфой.

По всему выходило, что по возвращению Поттера в Хогвартс в конце Турнира волшебников и ритуала Возрождения, который стал точкой отсчета, девчонка повела себя настолько грамотно, что Люциус невольно диву давался. Использовала непонятно каким образом обнаруженную информацию о метке Каркарова, и все свои сенсационные открытия выплевывала исключительно в непосредственной близости от «прытко пишущей» и вездесущей Риты Скитер.

Известная акула пера, естественно, не заставила себя долго упрашивать, схватившись за информацию, как голодный пёс брошенную ему кость. Сенсационные статьи появились в газете раньше, чем кто-либо мог запретить или остановить уже написанный материал и выпущенные экземпляры. А потом механизм гигантской машины прессы был заведён и стремительно начал своё движение, словно колесо с холма. Который уже элементарно невозможно было остановить, сметая все на своем пути.

***

Гермиона начала осознавать истинную ценность подсказки Малфоя по саботажу ритуала далеко не сразу. Сперва ничего не происходило, или во всяком случае, Гарри ничего не замечал. Потом вновь начались его сны, так пугавшие парня в прошлой жизни, но которые он в этой ожидал если и не без особого нетерпения, то уже во всяком случае без прошлого ужаса.

Поттер теперь прекрасно знал, что все это значит, и на этот раз начал готовиться заранее. Вот уже довольно долгое время он практиковал окклюменцию, и хоть по-прежнему не был «прирождённым талантом», как Драко Малфой, но и полным и безнадёжным профаном тоже больше не являлся. Что не преминул на этот раз отметить Снейп, для которого обучение Гарри было частью договора с Грейнджер.

Северус на этот раз обучал и саму Гермиону, конечно, предварительно дав непреложный обет ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах не разглашать ничего, что он мог бы случайно или преднамеренно узнать из мыслей обоих своих учеников. Впрочем, к серьезным практическим занятиям со Снейпом Грейнджер и Поттер ещё не подошли, в основном тренируясь друг на друге.

Гермиона, абсолютно не удивив этим Поттера, оказалась довольно сильной в ментальный магии. Притом, учитывая организованность её мозга, если предположить способности к защите своих мыслей ещё было можно, то как оказалось, одна её магическая сила позволяла с помощью палочки довольно легко проникать в сознание других. Что в принципе тоже было не так уже удивительно, если учесть необратимость обливиэйта, наложенного на родителей в прошлой жизни. А Поттер об этом никогда не забывал.

В любом случае, к тому моменту, когда ментальная связь с Волан-де-Мортом вновь проявила себя посредством ярких сновидений, Гарри был готов. Продолжая активно практиковаться наяву при любой возможности, во сне он тщательно прятал свои мысли, впрочем, прекрасно помня: сам Волан-де-Морт эту связь обнаружит и поймёт ещё далеко не сразу.

Когда они обсуждали эту тему, Гермиона пожала плечами и лишь задумчиво и немного насмешливо проронила: «Что ж, его излишняя самоуверенность всегда была ахиллесовой пятой. Нужно лишь помнить об этом и пользоваться».

Впрочем, по всему выходило, что Драко Малфой прибавил ещё одну брешь в броне Тёмного Лорда. Предложив изменить реакцию самого Гарри на проведённый ритуал Возрождения, Драко подарил им неожиданное преимущество. Как оказалось, теперь именно Поттер в этой связи имел некоторую власть, и оказывался в переносном смысле «сверху».

Оговорка о крови, предоставленной для ритуала добровольно, позволяла Поттеру управлять ситуацией. Он на этот раз по сути участвовал в Ритуале Возрождения не против собственной воли и как жертва, а стал в понятии Магии его инициатором. Гермиона даже в какой-то момент предположила, что в принципе именно так тёмные волшебники создавали «последователей». Поттер технически теперь являлся «сиром» или прародителем волшебного воссоздания Тома Реддла…

Грейнджер обнаружила эту информацию в библиотеке Блэков в одной из довольно «тёмных» книг, которая в прошлый раз на полках отсутствовала. Вероятно, к моменту появления Гермионы на Гриммо 12 в прошлой жизни она была оттуда изъята, хотя Гарри и предположил, что в свои истинные шестнадцать лет девушка могла просто подобным не заинтересоваться. Грейнджер сходу отмела шансы этой вероятности на корню.

А вот за исключением упоминаний в довольно общих чертах, информации о Крестражах в библиотеке Сириуса не было. Гермиона не могла бы даже сказать, что очень сильно удивилась: из прошлой жизни она помнила, что предки Сириуса увлекались немного другой стороной тёмной магии. Литература, которая описывала теорию и практику создания крестражей, была больше в интересах других семейств, включая Малфоев. Ведь именно из коллекции семьи Драко после войны они изъяли некоторые книги, которые Гермиона теперь тщетно пыталась отыскать на полках других библиотек волшебного мира.