Часть 24 (1/2)
Гермиона Грейнджер задумчиво постучала пушистым концом пера по губам, тщательно обдумывая каждое своё слово, обмакнула перо в чернильницу и, сперва старательно выведя в уголке пожелтевшей странички дату, написала:
– Привет, дневничок! Меня зовут Гермиона Грейнджер. Мне так хочется с кем-нибудь поговорить, но в Хогвартсе так одиноко. Что ж, буду делиться мыслями и переживаниями с тобой. Мама всегда говорила, что когда записываешь свои чувства, выговариваешься, тебе становится легче.
Приблизительно одно мгновение ничего не происходило, а потом чернила на старом пергаменте вспыхнули волшебным сиянием, и старательно выведенные каллиграфическим почерком слова исчезли, чтобы секунду спустя замениться другими, начертанными не менее аккуратно и чётко.
– Привет, Гермиона! Меня зовут Томас Реддл. Я живу в этой тетради.
– Том! – Гермиона подбирала слова для общения с особенным усердием, чтобы они соответствовали девочке двенадцати-тринадцати лет. Сделав паузу на пару секунд, ведь, чтобы не вызывать подозрения у крестража, ей следовало изобразить должное оказии удивление, Грейнджер вновь склонилась над пергаментом. - Ты дух дневника, Том Реддл?
Впрочем, слишком много шока тоже показывать не стоило. В конце концов, хоть кожаные тетрадки-дневники с тобой заговаривают и не каждый день, Гермиона была маленькой волшебницей, и в таких обстоятельствах сразу должна была прийти к определённым выводам и объяснениям происходящего. А Джинни Уизли когда-то в прошлой жизни рассказывала, что «дух дневника» - это первое, что пришло ей в голову.
«Дух дневника». Конечно, откуда ребёнку знать о таких вещах, как крестраж? С этим понятием знаком далеко не каждый взрослый волшебник. Меж тем, на страничке уже вспыхнули складывающиеся в слова и фразы буквы ответа крестража.
– Можно сказать и так, – Том использовал точно те же выражения, как и с Джиневрой в прошлой жизни. И точно так же задал девочке интересующий его вопрос.– А сколько тебе лет?
Том далеко не случайно не был оригинальным, сперва разузнавая базовую информацию о своих маленьких собеседницах. Ведь в конце концов, осколок души должен был навести контакт, а для этого необходимы правильные слова. И начинать следовало именно с возраста, чтобы эти слова и подобрать.
– Тринадцать, – Грейнджер и не думала скрывать от него правду. – А тебе?
– Мне было шестнадцать, когда я поселился в этой тетрадке. Я мало с кем беседую, Гермиона. Наверное, ты единственная, кто написал мне за очень много лет. Я так рад! Мне тоже очень хочется поговорить.
Грейнджер усмехнулась. В прошлой жизни Джинни рассказывала, что именно так и началось её общение с крестражем. Приехав в Хогвартс, младшей из весьма многочисленного клана Уизли было одиноко. Конечно, последний год перед Хогвартсом маленькая Джинни дома была единственной из детей, но Молли практически постоянно находила ей занятия.
Джинни крутилась возле матери, помогала ей по хозяйству. Наконец, имея возможность посвятить себя занятиям с ребёнком, а не гоняться за многочисленными детьми и предотвращать их шалости, Молли даже начинала обучать дочь кое-каким волшебные вещам. Другими словами, в Норе младшая из Уизли ни минуты не оставалась одна. А в Хогвартсе девочка вдруг обнаружила, что предоставлена самой себе.
Сойтись с однокурсниками заняло некоторое время. Соседки по спальной комнате Гриффиндора, конечно же, болтали между собой, но привыкшей быть частью огромной семьи, Джинни подобного внимания было недостаточно. И более того, всю свою жизнь Уизли провела в крошечной, перенаселённой, шумной Норе. Теперь же Джинни буквально потерялась в огромном замке.
Все это сделало задачу Тома Реддла прибрать маленькую ведьму к рукам значительно проще. А вот теперь Гермиона Грейнджер старательно следовала опыту Джинни Уизли. Следующий вопрос Тома Реддла нельзя сказать, чтобы её очень удивил, но заставил взвесить все за и против прежде, чем девочка вывела на пожелтевший странице свой ответ.
– Грейнджер... ты находишься в родственных отношениях с зельеварами Дагворт-Грейнджерами?
Том Реддл спрашивал Гермиону Грейнджер о статусе её крови. Гермиона про себя усмехнулась, но на эту тему она уже много раз размышляла. Стоит ли открывать будущему лорду Волан-де-Морту, что она магглорождённая? Том Реддл был полукровкой. Настоящим полукровкой, с отцом-магглом и матерью, хоть и чистокровной, но довольно слабой волшебницей.
Всей своей жизнью и достижениями он опровергал доктрину превосходства чистоты крови, приверженцы которой неизменно собирались под его знамёнами. Сам практически магглорождённый, ведь если бы отец Меропы Гонт избавился от долгое время считавшейся сквибом девочки, именно так вернулся бы сам Тёмный Лорд в волшебный мир, магглорождённых Том ненавидел всей душой.
Когда-то они долго это обсуждали, правда, не с Гарри Поттером или Роном Уизли. Обсуждала Гермиона эту тему с другими невыразимцами в Отделе Тайн, применяя не только логику волшебников, но и маггловскую психологию. И они однозначно пришли к выводу, что Том Реддл ненавидел магглорождённых волшебников потому, что они в его представлении олицетворяли всё то, чего была лишена его мать.
Магглорождённые волшебники, или пресловутая «новая кровь», как правило демонстрировали внушительный магический потенциал, и, не являясь плодом многовекового инбридинга, нередко были довольно привлекательны физически. А при соответствующем внимание к своему образу и некоторых усилиях, большинство из них, став взрослыми, обладали чуть не модельной внешностью.
Всего этого была лишена Меропа Гонт. Она даже письмо из Хогвартса в свое время не получила, потому что её посчитали недостаточной волшебницей. И Марволо Гонт-старший долгое время пытался вытащить из несчастной дочери её волшебный потенциал, применяя для этого далеко не гуманные методы.
Старый сноб, гордившийся корнями своего рода, уходившими к Салазару Слизерину, просто не мог допустить возможности, что его дочь - сквиб. Похоже, Марволо Гонт много какие возможности не допускал, но в результате его дочь, довольно слабая волшебница менее, чем привлекательной внешности, была вынуждена привязывать к себе понравившегося ей парня магией. Как это ни странно, даже почти-сквибы варить зелья могли вполне успешно.
В результате всего этого будущий лорд Волан-де-Морт прекрасно знал, что во-первых, если бы его чистокровный дед при жизни узнал о связи дочери с магглом, то самолично выжег бы её с семейного дерева. А во-вторых, или с другой стороны, если бы сам Том вернулся и поступил в Хогвартс не как безродный Реддл, а как наследник Гонтов, отношение к нему на факультете чистокровных снобов изначально было бы довольно отличным.
Другими словами, Том Реддл бы занял совершенно другое место в иерархии Волшебного мира вообще и на факультете Слизерина в частности.
Если бы Гермиону Грейнджер спросили, думает ли она, положив руку на сердце, что детство будущего Тёмного Лорда было бы лучше, если бы он рос и воспитывался в семействе Гонтов, она не могла бы с уверенностью дать положительный ответ. Конечно, жизнь маленького сиротки в маггловском приюте была не сахар, но с другой стороны, его дед и дядюшка по материнской линии ангелами ей тоже не казались.
Далеко не факт, что маленький Том не столкнулся бы с намного большими трудностями в семье своей кровной матери. Сын маггла, в доме своего чистокровного расиста-деда Марволо Гонта, он вполне мог бы даже подвергаться физическому насилию.
Впрочем, Грейнджер отнюдь не собиралась делиться подобными размышлениями и психоанализом с крестражем Тома Реддла. Как и не собиралась она признаваться ему в своем истинном статусе крови. Ведь Тёмный Лорд искренне считал, что такие, как она, украли если не магию в буквальном смысле, то уж место его матери в Волшебном мире - однозначно. Поэтому, вновь обмакнув перо в чернила, Гермиона старательно вывела на листе.
– Да. И зелья у меня всегда получались особенно хорошо. Хоть я и учусь на втором курсе, но никогда в жизни котёл не взрывала или рецепт не испортила, - что ж, во всяком случае последняя часть была чистой правдой. В зельях Грейнджер была сильна.
– Это хорошо! У меня тоже зелья всегда получались на отлично. Если хочешь, Гермиона, я могу делиться с тобой опытом. Просто напиши, что вы там готовите, а я помогу советом. Знаешь, однажды я всё-таки смог связаться с самим собой в будущем, и он поделился некоторыми знаниями. Один из его друзей на самом деле был довольно талантливым зельеваром, который смог усовершенствовать многие стандартные рецепты. Я знаю его секреты.
– Конечно! Я тебе обязательно напишу, когда мы будем готовить следующее зелье! Это же просто замечательно, с этими секретами я стану лучше всех! – Грейнджер качнула головой, усмехнувшись. Ей только что предложили секреты Северуса Снейпа! Ответ Тома не заставил себя долго ждать.
– Значит, договорились. Хочешь ещё о чем-нибудь поговорить?
Гермиона уже была готова с энтузиазмом согласиться, когда вдруг почувствовала, что общение с дневником едва заметно вытягивает силы. Утомляет. Это не было редкостью в работе с тёмными артефактами, даже защищёнными специфическими чарами. Нужно всегда чётко ограничивать время контакта, и Гермиона чуть не забыла основное правило, вбитое в неё в бытность невыразимцем! И Грейнджер вновь обмакнула перо в чернила.
– Быть может, в другой раз. Уже поздно, я очень устала, Том.
– Тогда спокойной ночи, Гермиона Грейнджер. Буду с нетерпением ждать наших новых бесед.
Ждать следующей встречи крестражу Тёмного Лорда пришлось около недели. Гермиона старательно выдерживала интервал до очередного контакта с Томом, прекрасно помня основные правила работы с проклятыми артефактами, заученными во времена своей бытности в Отделе Тайн. Нужно было аккуратно выдерживать определённые интервалы, и тогда тёмно-магические предметы не могли с лёгкостью захватить над тобой власть.
Но следовало признать, что желание вновь открыть дневник и побеседовать с Томом Реддлом было довольно сильным. Будущий лорд Волан-де-Морт действительно был необыкновенно интересным собеседником. Грейнджер начинала прекрасно понимать тот энтузиазм, с которым ему следовали столько волшебников в прошлой и этой жизни. А в свои шестнадцать лет, ещё не успевший превратиться в бессмертного монстра, опьяненного властью, безнаказанностью и вседозволенностью, Том пленил своей харизмой.
И всё-таки, Гермиона выдерживала неделю, прежде, чем вновь открывала страницы дневника. Самая умная ведьма в своей прошлой жизни, Грейнджер также избегала теперь писать на страничках дату. Один раз дав Тому Реддлу возможность ориентации во времени, теперь Гермиона старательно избегала допускать, чтобы крестраж знал, как давно состоялась их прошлая встреча.
Волан-де-Морт мог быть прекрасно осведомлён, сколько именно времени должно пройти, чтобы его влияние на жертву ослабилось. Грейнджер не имела ни малейшего представления, какими именно знаниями он обладал, но ей было совершенно не нужно, чтобы Том Реддл заподозрил что-либо.
Гарри Поттер все это время просто жил в свое удовольствие. Вернувшись во второе детство и уверенный, что они предотвратили влияние крестража на Джинни Уизли, Гарри теперь преспокойно играл в квиддич и готовился к урокам, пребывая в полном спокойствии. Тайная комната Салазара Слизерина по его расчётам на этот раз не должна была быть открыта, а с василиском они расправятся другим путём.
Конечно, Поттер намеревался в какой-то момент тоже побеседовать с дневником, безусловно, чётко следуя всем рекомендациям и правилам Грейнджер, но пока что не спешил. Гермиона в данный момент слишком очевидно занималась предварительными исследованиями тёмного артефакта, а Гарри не собирался нарушать их многолетний тандем. Только после того, как Грейнджер закончит свои манипуляции и выудит нужную ей информацию, войдёт в игру сам Поттер.