«Чтобы оказаться на поверхности воды, нужно достигнуть дна и сильно оттолкнуться ногами» (1/2)
Дерево, вырванное с корнями летит в его сторону. Дальше — удар головой от твердую землю, кровь, стекающая из носа на воротник и темнота…
Тепло, даже жарко, словно его накрыл мягкой волной своей тоги теплый ветер Зефир, слуга Фудзина*.
***
Кораблик Сознания покачивался на волнах моря Забвения. Начало штормить, и, словно через толщу всего моря до слуха донеслись голоса.
— Тише, не надо метаться, я с тобой, — приглушённо убаюкивал слух мягкий, непонятно откуда знакомый женский голос.
— Подержи его.
Над морем Забвения пролился приятный, вкусно пахнущий дождь. Он наполнил до краев лодку и опрокинул ее.
Тонуть не хотелось, но там, внизу, будто бы кто-то звал.
— Такао…
Что это за имя, и почему оно ему так знакомо?
Зов повторялся ещё и ещё:
— Такао…
Какая-то неведомая сила аккуратно потянула вниз. Набрав полные лёгкие воздуха, он покорился этой нежной тяге и начал медленно опускаться на дно.
Тяжелее всего дались последние метры. Как только ноги коснулись дна, он почувствовал прикосновение. Чьи-то пальцы гладили его по волосам, мягко сжимали ноющую ладонь.
И тут он очнулся.
***
Даже сквозь закрытые веки чувствовался свет, ласкающий его лицо. Или это чьи-то хрупкие руки? Те самые, что пробудили его?
Тихий шепот.
— Такао…
Так вот, почему ему так знакомо это имя. Это его имя. И он догадывается, кто тихо зовёт его по имени, успокаивая продолжающиеся судороги.
Это та, кто согласилась стать его женой. Мэй. Та, кто не давала утонуть, но, по иронии судьбы, вытащила из моря Забвения самым коротким путём, утопив.
«Чтобы оказаться на поверхности воды, нужно достигнуть дна и сильно оттолкнуться ногами», — непонятно почему всплыла в голове фраза.
Он приоткрыл глаза. Размыто виднелся деревянный потолок. Дом Чонгана.
Как он тут оказался? Он не помнил. Очевидно, его вытащили из ямы после боя.
Повернуть голову не было сил. Но девушка заметила короткое движение светлых ресниц, оставлявших на щеках темные тени.
— Такао…
Не получилось произнести ни слова. Пересохшие губы не слушались, горло хрипело при каждом вдохе.
Но слова не были ей нужны. Ей хватало того, что он открыл глаза. Посеревшая после нескольких бессонных ночей, она обрадовалась, как будто была той маленькой девочкой, которую только приняли в окия. Ещё не майко, не гейшей с безупречными манерами.
— Такао…
Он снова закрыл глаза и окунулся в жаркую темноту.
*Немного раньше*
Мэй провела в Доме Чонгана уже несколько дней. С того самого раза, когда старик обнаружил ее спящей на полу она ни разу не сомкнула глаз. Пару раз она ласковым голосом вытаскивала Такао из мучительных приступов судорог, сменяющихся сильным жаром.
Но этот день она уже боялась потерять его…
Бледные щеки дзёнина покрыл лихорадочный румянец — верный признак начала приступа. Он затрясся, и девушка попросила, не надеясь, что ее услышат:
— Тише, не надо метаться, я с тобой.
В комнату что-то ворча себе под нос вошёл Чонган, держа в руках очередную чашку с отваром.
— Подержи его, — попросил старик.
Мэй приподняла голову и плечи Такао и мягко, но довольно устойчиво стала придерживать их.
Уже привычным движением лекарь разжал челюсти мужчины и понемногу влил туда лекарство.
Девушка осторожно опустила голову любимого обратно на подушку.
Позвала: