Глава 11. Закрытая книга (3 серия АДъ) (2/2)

И еще он понял, что взрослый – был.

– Да кто вы такой? – закричала в неподдельной истерике гимназистка, – Папа, как он смеет! – и она бросилась на шею отцу. Соня Молчалина повторила тот же номер.– Господа, мы оказываем излишнее давление на девочек! – не стерпевший подобного обращения с благородными девицами Виктор Иванович накалился до гнева.– Хорошо. На этом первый допрос будем считать оконченным. – завершил первый этап дознания Яков Платонович.– Первый? – купец Прохоров изумленно взглянул на него. – А что, будет еще?– Непременно! – отрезал Штольман. – Девочки, вы можете подождать на улице, а вас, господа, я попрошу остаться.Анна очень быстро увела понурых гимназисток, и он проводил ее взглядом – она что-то явно задумала. И вернулся к дознанию.Он беспощадно выложил дельцам все, что успел узнать от зевак: и про то, что они втроем с хозяином дома вели дела и были партнерами, и про то, что поссорились месяц назад, и что отвернулись от него… А потом Курехин повесился!Господа, конечно, отпирались, переводили все на дела торговые. Или, что проигрался, мол, бывший партнер, ненадежным стал… Он ни на грош им не верил, но смотрел внимательно, и все большепримечал знаки тела.

И жесты, и мимика, и снисходительные неестественные интонации говорили о том, что они явно что-то скрывают. И, скорее всего, причина самоубийства Курехина для этих господ – не тайна. Значит, придется поискать другие источники информации. Или улики против Прохорова и Молчалина найдутся. Поищем.Он вышел на крыльцо, увидел растерянных гимназисток. И побледневшую Анну, которая, задыхаясь, молча указывала пальчиком куда-то под ноги.- Вам нехорошо? – тут он почему-то не на шутку за нее испугался: ледяная волна мгновенным хлыстом протянула спину.

- Нет, – призналась девушка и слегка пошатнулась. Ну, совсем как в прошлый раз у реки…Он взглянул под ноги и поднял книгу. Всего лишь книгу. - Вы так меня с ума сведете! - с сильным непонятным чувством отчитал он ее. Страх утих. Он повертел в руках книжицу – какие-то анаграммы, латынь… Разберемся. Надо же, а ведь эту улику она для него добыла.- Это вещественное доказательство, и я забираю это в интересах следствия.- Да, - быстро согласилась девушка, - Вы знаете, Вы ее еще и сожгите!Он внимательно посмотрел на нее. Она почти плакала – глаза были полны градинами слез, но вдруг, без всякого перехода – снова неожиданно – прямо как огонь перебегает с одной ветки на другую, она заявила:- Я Вам хотела кое-что сказать, но лучше давайте отойдем.Ничего себе, благовоспитанная затонская барышня! Нееет, она все та же – шебутная особа, нарушающая все мыслимые светские нормы. Он пришел в небольшое замешательство, но не подал виду, и подчинился.Они отошли подальше от крыльца. Анна горячо заговорила, ветерок разметал кудрявые прядки вокруг подвижного лица, совсем как летящие серебристые паутинки... И опять этот взволнованный каскад слов. Ее щеки раскраснелись и внезапно ему тоже стало как-то горячо. Девушка объясняла:- Там было что-то еще, у девочек, во время ритуала. Был какой-то сверток, а в нем – какой-то предмет.Он отвлекся от созерцания ее облика, и осознал, что в каскаде ее слов вообще-то кроется важная информация. И прямо сейчас он может обсудитьс ней свои предположения…- Это Вам девочки сказали?- Можно и так сказать. Но послушайте меня! Это и правда, очень важно! Вот этот предмет, это и есть ключ к разгадке!Он решил, было, поделиться и своими мыслями, но к ним подошел ее отец. Всерьез рассерженный:- Яков Платоныч. Ну, в самом деле, нельзя так! Они ведь все-таки дети.Пришлось излагать при Миронове:- Между убитой и этими двумя девочками, видно, никогда большой дружбы не было!- Ну, не было и не было! И что с того? Это же не повод убивать! Ну, сами подумайте, что было бы, если бы все девичьи ссоры заканчивались поножовщиной?Он отчитывал его, будто несмышленыша какого! Сыщик искоса взглянул на Анну, но она молчала, очевидно, при отце она снова стала паинькой, и никаких доводов он больше не услышит.- Честь имею. – отрезал Штольман и пошел прочь.

Пусть Виктор Иванович поучит собственного несмышленыша. Штольману всю жизнь пеняли за методы, за недозволенную с благородными сословиями жесткость в ведении дознаний, но за годы службы он приучил столицу к своей репутации. А тут вот еще не привыкли... Ничего, у них будет время.На крыльце Курехинского дома раздраженно спорили Прохоров и Молчалин. Едва за грудки друг друга не хватали.Да, непростой день.

Он запрыгнул в коляску и устало скомандовал:- К вдове Курехина, живо.Вдова, потерявшая дочь, что может быть горше? Штольман собрал волю в кулак, постучался и вошел вслед за горничной к женщине в черном, безмолвно сидевшей у стола… Яков Платонович порасспрашивал ее о возможных причинах самоубийства мужа, о возможных взрослых друзьях дочери или подозрительных подарках… Но она ничего не знала ни о мужниных делах, ни о связях Липы. Она вообще выглядела отрешенной в своем траурном одеянии, как будто уже одной ногой ступила туда, где была ее семья…Мучительная жалость к бедной, потухшей, погруженной в горе женщине тронула его до комка в горле. Он подался, было, погладить ее по плечу, но она даже не заметила его жеста.Ему пришлось откланяться ни с чем. Какое отвратительно скверное, очень скверное дело!*** Поздно вечером они с Антоном Андреичем писали рапорт для полицмейстера Ивана Кузьмича. И для попечителя губернских гимназий. И еще для главы губернской полиции.

Внезапно в дверь постучали, и после приглашения вошел господин Прохоров, при параде и с объемистым саквояжем… Ожидаемо, - подумал Штольман.- Вечер добрый? - вопросительно произнес сыщик, насторожив глаза и уши.- Я к Вам, Яков Платоныч, ээ… по личному делу. – Игнатий Демьяныч подошел поближе и уместил саквояж прямо на столешню.Началось. – обреченно подумал сыщик, а вслух сказал:- Это Коробейников, мой помощник. Он принимает участие во всех расследованиях.- Очень приятно, но мне бы хотелось лично, - понизив голос, вкрадчиво прошелестел делец, и Штольман вынужден был отослать помощника.В саквояже лежали деньги. Штольман сделал вид, что не понял намерений, хотя сразу было ясно, какой козырь пустит в ход зажиточный затонский купец 1 гильдии Прохоров.- Не понял. Это что, улики? – спросил он отрывисто.Раскручивать, так по полной. Пусть выговорится.- Триста целковых. Если Вы все спишете на случайность. – проговорил ушлый делец.- Вы что задумали? Уберите! - все-таки он вскипел.- Не побрезгуйте, Ваше Скобродие, – тон дельца сделался просительным.И Прохоров принялся излагать жалостную историю про мать Катенькину, про злую кровь ее цыганскую, которая дочери передалась. Мать ножом махала, и дочка вот вся в нее…Штольман, может, и поверил бы в иной раз, да вот только дочь его даже не чернявая. Смотри-ка, купить его вздумал, ишь ты!

Грозно, сдерживая брезгливую ярость, Штольман поднялся из-за стола:- Деньги заберите! И покиньте кабинет.

Секунду купец молча и озадаченно смотрел ему в глаза. Очевидно замешан. – вынес про себя вердикт Штольман.

- Забирайте, забирайте! – и будто собаку дохлую отшвырнул его подкупной саквояж.

Угрозы не заставили себя ждать.

- Вы бы коней попридержали. Вы в городе без году неделя! Дадите делу ход - пеняйте на себя! – выговорил, как выстрелил, Прохоров и, схватив шляпу и саквояж, в бешенстве метнулся за дверь.- Ооох, он и выскочил. Будто черта увидал! – резюмировал вошедший Антон Андреич.- Да у вас тут в городе, куда ни плюнь, то черт, то Бафомет. – выругался сыщик.- Спаси Господь. – кротко ответил Коробейников.

Юный дознаватель проживал со своей матушкой в доме через улицу, прямо напротив участка, и мать наверняка заждалась его. Яков отпустил юношу домой. На сегодня хватит.

Ему же идти спать таким развинченным не хотелось, и он принялся вертеть дурацкую книгу, да выискивать с лупой хоть какие-то понятные смыслы. Но в ней была одна абракадабра, и он с досадой отложил ее...

Опрокинул рюмку контрабандного коньяку – опять на ум пришла та погибшая почти по его вине гимназистка из юности… Тогда сластолюбивый любитель гимназисток обманул его, еще неопытного сыщика, хотя прямо перед его глазами оставлял следы: в виде подарков и записок. И здесь тоже, как под копирку, все указывало на взрослого! А улик нет! Только глупая книга.Вспоминать было больно.Он машинально взялся за карты, как всегда делал в минуты особого волнения. Кто же все-таки был в доме? Купец Прохоров? Его товарищ? Тасуя колоду в надежде успокоиться, он вытянул 4-ку треф… Бросовая карта! – с раздражением подумал он и швырнул колоду на стол. Устало зажмурился.*** Дрема была сладкой. Ему привиделось, что он стоит посреди летнего луга, под высоким лазурным небом, и слышит позади легкий шелест в траве. Чьи-то невесомые шаги, которые он так ждал, приближаются все ближе, и вот уже касаются его век… щек… шеи теплые ладони... А через мгновение он видит, как девушка в светлом платье бежит к нему по краю луга, и ее непокрытые волосы вьются на ветру…Он вскочил так неожиданно, что сердце прыгнуло, кажется, до макушки, и от испуга у него сбилось дыхание.- Бог мой! Вы!… Вы как сюда попали?! – воскликнул он стоявшей перед ним, словно ночное привидение, юной барышне Мироновой.Невероятно, но она вышла словно из его сна, и неподвижно стояла возле стола все в том же утреннем платье. Только вот сейчас почти ночь. Так, значит, собиралась она в спешке, свой девичий ридикюльчик теребит в руках, о перчатках позабыла...

- Дежурного не было на месте, - доверчиво кивнула она на дверь.- Ротозеи.Что могло привести ее сюда?! Он ненавидел, когда его заставали врасплох. Со сна он плохо соображал и принялся спешно прибирать следы вечернего досуга, коньяк отправился в сейф.- Вы зачем пожаловали? – буркнул он не слишком учтиво.- Катя Прохорова не убивала Олимпиаду. – заявила она.- Вы почему так думаете? – не мог пропустить обсуждение Штольман.- Мне Олимпиада сказала.Да что она несет, в самом деле!- Анна Викторовна, я прошу Вас. - сказал он с нажимом и вновь полыхнувшим раздражением. С вызовом сделав шаг навстречу, девушка заявила:- А еще она сказала, что ее убил дьявол.Мистицизм этот у него уже в печенках сидел!

- Вы знаете, я не верю во всю эту чертовщину! – он схватил со стола книгу и отправил бы ее к коньяку, но Анна наступала, и он сделал широкий круг вокруг стола, пытаясь справиться с хаосом мыслей.

Она заторопилась за ним, обдавая его каскадом грудных слов:- Ну, неужели Вы ничего не чувствуете, когда берете в руки эту книгу? Яков Платонович! Когда я… Я как только дотронулась до нее… я дышать не могла – так много зла в ней. Яков Платонович, я умоляю Вас, пойдемте в тот дом! Там действительно нечистая силаи разгадка – тоже – там.Боже, помоги мне. Она смотрела так умоляюще, так искренне, переполненная всей этой чепухой. Вид бледный, зрачки расширены... До чего же впечатлила ее эта история.- В любом случае, сейчас ночь, и мы там ничего не найдем, – ее несчастный вид внезапно утихомирил его раздраженность. - Домой идите. Вас наверняка уже родители потеряли.Она как-то по-детски взглянула на него. И онсмягчился. Все-таки ночь на дворе, и по-хорошему надо бы ее сопроводить.Да и замерзла она, наверное… Осень, а она в летнем.

- Прошу прощения… Присядьте пока, Анна Викторовна. Вам обогреться надо.Он крикнул дежурного и когда заспанный нарушитель появился, отрывисто бросил: - Спишь на посту? Взыскание тебе!

- Есть, Вашблагородие! – вытянулся дежурный.- И чаю нам принеси! – тот немедленно исчез за дверью.Все еще молчавшая барышня тихонько опустилась на стул и поместила свою шляпку туда, где обычно лежали только сухие протоколы. Штольман повернулся к ней…*** Они сидели по одну сторону стола, накрытого зеленым сукном, и внимательно, будто впервые, гляделись друг в друга. Девушка – с каким-то несокрушимым спокойствием, он – со спрятанным, все еще болезненным смятением.Вблизи ее лица, овеянного теми непослушными завитками, которые он запомнил, - вздрагивающими, когда она слегка двигалась, вблизи ее внутренней улыбки окончательно исчезло его раздражение, и неприятные впечатления этого дня померкли, утихло воспоминание о старом отвратительном деле... Как все же удивительно она на него действовала.Она сидела тихо и прямо, и казалась невесомой, почти прозрачной, но он никак не мог уловить ее, разгадать ее внутренние побуждения. Анна Викторовна Миронова была словно закрытая, совершенно неясная ему книга. Пугающая его книга. И буквы вроде видны, только прочесть он страшился...

Что она здесь делает?Неужели одно лишь любопытство и вечная провинциальная скука гонит ее ночью в полицейский участок или в кровавый заброшенный дом? Или не только?… – внутренне подтянувшись от мысли, абсурдной для такого потухшего в надежах одинокого сыщика, как он, Штольман вдруг захотел выяснить все сразу, немедленно. Эта затонская нимфа пришла сюда ночью… одна… Когда-то, очень-очень давно такое с ним случалось…

И он спросил прямо, совсем в ее духе:- Анна Викторовна, зачем Вы все это делаете?Она ответила убежденно:- Я знаю, что могу помочь Вам. И девочкам тоже.Они сидели довольно близко, лицо в лицо, и он видел ее девичьи, обнаженные до плеч руки необыкновенно красивых линий и тонкие ключицы над вырезом платья, и маленькую грудь под летней тканью, и чувствовал, что начинает внутренне дрожать.

Внутри поднимался трепет. Его потянуло вглядеться в эту безмятежность, которая читалась во всей ее фигуре, лице, светящейся коже...

Ее ведь всегда любили, всю ее недолгую жизнь, и она не знала мрака… - так он думал, взирая на незнакомое существо, сидевшее напротив на полицейском стуле, - но как же они непохожи, совсем из разных миров.

Она была так невинна и открыта жизни, которую совсем не знала, так доверчиво излагала ему свой вздор… Смел ли он хотя бы прислушаться кэтому доверию?

Живая прелесть ее лица, такая мирная линия лба, брови над заводями синих глаз, эта кожа, полная изнутри золотистым светом, и совершенно ребячья живость характера создавали взрывную смесь, от которой у него холодела на затылке кожа. Голова шла кругом. Может, он многовато выпил?.. и в этом все дело?- Вы-ы не сочтите за браваду… Я позволил себе рюмку коньяка, но, если честно, Вы интригуете меня. Умная. Образованная. Красивая. Еще и медиум! Говорят, всех женихов отвергаете? Откуда Вы только взялись в этой глуши? – выдал он все одним махом, так и не успев разобраться в себе.- Имела счастье здесь родиться, – ответила она немного с горечью своей грудной интонацией.- Да нет-нет, я не то хотел сказать, – поспешил исправить неловкость сыщик. - Вы просто не похожи на девушку из Затонска. – после местного бала он заявил это с полной уверенностью.

– Надеюсь, это комплимент? – остроумно уколола она, и он смутился чрезвычайно.

Ну конечно, комплимент, от ее особенной непохожести у него скулы загорелись огнем. Знала бы она…

- А теперь я Вас спрошу. Как Вы оказались в этой глуши?Руки дивных очертаний сложила под подбородком, мягко наклонилась вперед, глаза сияют как звезды в неярком свете лампы. Теплый мрамор ее кожи так и магнитил взгляд. Девичий голос, грудной, волнующий, словно она перекатывала в горлышке серебряные бубенцы, резонировал Штольману где-то в сердце.- Это длинная история. – попытался уклониться он.

Да разве от нее уклонишься?

- А говорят, что в Петербурге Вы были чиновником по особым поручениям.- Говорят, что был. Но это не интересно.- А мне очень интересно. – твердо произнесла она. Очень быстро перехватила инициативу эта юная особа, право, он не успевал за ней.Она словно бы изливала невидимые эфирные волны, и вот уже эти волны смягчили его колючую закрытость, достигли самого сокровенного естества так, что он заерзал на стуле от обрушившихся ощущений. Ангел земной,а не девушка…- А еще говорят, что столицу Вы оставили из-за женщины… Вы оставили ее?Теперь он понял. Такие вопросы не задают едва знакомым мужчинам среди ночи… эти сложенные руки… Разговор стал похож на объяснение. Воздух между ними ощутимо завибрировал и стал тугим, как струна. Он пристально заглянул ей в глаза и спросил с последней иронией:- Столицу?- Женщину?..Не ответить было нельзя. И он решительно отмерил два слова, больно кольнувшие свежую рану:- Ну да.- Совсем оставили? – она не заметила его подвига и продолжила допытываться о самом сокровенном очень настойчиво…

Когда они все-таки успели так разоткровенничаться? Он снова поерзал и вздохнул, не зная теперь, как выкрутиться, как объяснить…В кабинет ворвался Антон Андреич с объемистой ношей из пухлых папок. Конечно, без предупреждения. Нда, и он тоже. Сегодня просто вечер такой.Ах, эти нечаянные нарушители интимных моментов, эти непрошенные к чужому столу гости! Они всегда, совершеннослучайно, вторгаются в самые важные разговоры…

Объяснение было упущено. Анна опустила кудрявую голову и принялась теребить на коленях ридикюльчик.А Штольман даже развеселился! Давненько с ним такого уж не бывало – он ощутил себя молодым гусаром в период жениховства, и это ему польстило. Наэлектризованный воздух дрожал неловкостью.- Антон Андреич! Что Вы здесь делаете в этот поздний час?- Прошу прощения, - забормотал юноша, глядя на Анну, - Протоколы… в-вот, поднакопилось…Яков усмехнулся: вон оно что. Окна через улицу, и конечно, впечатлительный юнец увидел затонскую фею в столь поздний час. А романтик-то влюблен!

Что ж, вот пусть и проводит барышню до дому. Репутация девушки будет в безопасности, да и оставаться им наедине долее совершенно нельзя!- Хорошо что Вы пришли, Вы… Вы проводите Анну Викторовну домой.- С превеликой радостью! – засиял награжденный Коробейников.- Всего доброго. – пропела девушка, вставая со стула и искоса взглянув на него, обмахнула шляпкой разлетающиеся прядки.- Всегда рад Вас видеть. Анна Викторовна...Очень рад.