157. Между явью, сном и смертью (1/2)

...и пока кровь чёрного дракона, препоясанный мечом король, не станет править Вестеросом — не знать мне покоя, и не знать покоя моим потомкам, в том клянусь я огнём и кровью, железом и бронзой, ветром и льдом!

Алые капли упали в огонь, и чернобородый мужчина распрямился, глядя на стоящих напротив мальчишек. Каждый из них в свой черед резал ладонь чёрным клинком и протягивал над костром руку, повторяя слова страшной клятвы семью богами и одним, обещая вечную войну и гибель всякому, кто встанет у них на пути. И следом за братьями кричит клятву девочка с тёмными волосами и заплаканными глазами.

Визерис поёжился, переворачиваясь с боку на бок.

— Теперь всё исполнено, — сказал ему один из близнецов. — Теперь мы свободны.

— Мы можем вернуться к папе, — подтвердил другой. — Спасибо тебе, красный, от чёрных драконов.

— Будь красный или чёрный он, дракон всегда дракон, — фыркнул Визерис.

— И разве клык наш не остёр, не жарок наш огонь, — рассмеялся Деймон Скрипач. — Теперь мы правим Вестеросом, надо же, а всё Калла виновата!

— Не моя вина, что только со второй попытки мне дали выйти замуж за моего жениха, — фыркнула престарелая дама с крашеными по тирошийской моде волосами.

— Мы решили попрощаться с тобой, Таргариен, — объяснил Мейлис Чудище. — Чтобы ты не забывал нас.

— Вас, пожалуй, забудешь.

— И мы не забудем тебя, — зловеще пообещал безголовый с вороном на плече. А может быть, просто прозвучало зловеще, из-за ворона и недостатка головы.

Один за другим, они подходили, бросали пару фраз и уходили в серебристый туман, и Визерис провожал их — кого шутками, кого благодарностью.

Последними ушли Эстермонты, потомки Вейллы, попавшие под клятву благодаря той же крови, что стала ключом к их свободе.

И осталось только поле красной травы — от горизонта до горизонта — и человек с чёрной бородой и лиловыми глазами посреди поля.

Узурпатор принял Чёрное Пламя, пусть и не сразу. Сначала осмотрел с интересом, любуясь узором слоёв на клинке, и правда напоминающим языки пламени, погладил холодный металл — и бросил беспечно:

— Жене будет по руке, пожалуй.

— Нет, — взмолился Визерис. Он стоял перед ним на одном колене, держа ножны. — Очень важно, чтобы ты принял этот меч, государь.

— Да? И кому это важно, ящерик? Тебе?

— Мне тоже, — не стал он спорить. — Но главное... — он прикусил губу и выбрал сказать правду как она есть: — взяв этот меч, ты дашь свободу и покой сотням душ. Включая, может быть, душу своей матери, государь. Потому что они прокляты не видеть Неведомого, пока не будет на свете короля от их крови, препоясанного их мечом.

— А моя мать, значит, тоже их крови и тоже попала под раздачу? Вот уёбки, кто ж додумался-то до такого? Кому своих детей не жалко было?

— Злой Клинок? — предположил лорд Старк. — Сколько я знаю, ему вообще никого не бывало жалко на пути к цели, ни чужих, ни своих.

— Жаль, нельзя ему пизды выдать за такие фокусы, — Узурпатор хмыкнул. — Ладно, ящерик, давай сюда ножны. Буду препоясываться. Может, и чушь это всё, но если не чушь... лучше не мучать тех, кто уже помер. На это дело черти в Пекле поставлены. А мы, люди, не черти.

— Почему ты не уходишь?

Визерис узнал этого человека — его сложно было не узнать тому, кто столько о нём читал. Генерал-капитан и основатель Золотых Мечей, душа каждого восстания Блэкфайров, безумец и визионер, воплощение ненависти и искажённой, изуродованной любви. Эйгор Риверс, крылатый конь смерти.

— Не заслужил, — ответил тот сухо.

— А кто заслужил? — спросил он. Вечный покой представлялся ему чем-то столь замечательным, что заслуживали это разве что святые наподобие Бейлора или королевы Нейрис. Но и святые, как показала практика, не всегда получают заслуженное. Мир вообще не особенно справедлив.