120. Лев и искушение (2/2)

Это правда: он бросил её, оставил её одну. Он остался в столице, когда Серсея вернулась домой — он должен был сорвать с себя белый плащ ради неё, как ради неё надел его. Но разве не она сама хотела этого? Разве не она сама сделала всё, чтобы приковать Джейме к Железному Трону, оставшись далеко от него?

— И посмотри, что со мной теперь! — воскликнула она. — Посмотри, брат, ты этого хотел?!

Её глаза горели огнём в темноте, она стояла, выпрямившись в полный рост — хотя как можно выпрямиться в шалаше, где и сесть-то можно было с трудом?

Платье служанки сменилось на клочья алого шёлка с золотым шитьём, еле закрывающие её грудь. Золотых волос больше не было — только лысая голова с порезами от бритвы. На шее пролегла тёмная борозда от петли, и глубокая рана рассекала её белое тело до самого лобка, так что внутренности висели наружу, сизые, вонючие и склизкие.

— Меня удавили, повесили и выпотрошили, Джейме, удавили, повесили и выпотрошили! — прошипела Серсея. — Я умирала, зная, что даже моему трупу не дадут покоя, его изуродуют и отдадут хищным зверям. Ты этого хотел? Чтобы твою сестру рвали на части приреченские волки, и лисы жрали груди, которые кормили твоих детей?!

— Нет.

— Не отворачивайся, брат, смотри! Смотри на меня! Не отводи глаз!

Он смотрел. Даже искалеченная, изуродованная смертью и унижением — его сестра оставалась прекрасна, её кожа — белой, как молоко, её губы — алыми, как кровь. Чёрная тень стояла за её спиной, похожая на высокого человека в короне, украшенной тремя ранами, как тремя драгоценностями. Звёзды были его глазами, и полумесяц — его улыбкой.

— Прости меня, сестра... — он должен был быть рядом. Должен был разделить с ней её смерть, её наказание, её унижение. Он был виноват не меньше, но он остался жив, здоров, лежал под мехами с красивой женщиной — как он посмел? — Прости. Я пока не могу умереть с тобой. Я закончу свой путь, я вернусь на Стену — и обещаю тебе...

— Зачем мне твоя смерть? — спросила Серсея, и тень повторила её слова. — Что мне радости, если ты умрёшь? Месть похожа на вино: она не утоляет жажду, лишь распаляет её.

— Чего же ты хочешь?

— Жить, — ответила она. — Принимать твоё семя в своё лоно и рожать тебе детей с золотыми волосами, кормить их грудью и смотреть, как они растут сильными, как ты, умными, как я. Дай мне жизнь, Джейме. Искупи свою вину.

— Дай ей жизнь, — повторила тень. — Искупи вину.

Неведомый, которого он встретил в прошлый раз, выглядел иначе — куда более человечным, куда больше похожим на своих невест. Но кто ещё приходит ночью, коронованный железом и гибелью, кто ещё предлагает превратить смерть в жизнь?

— Как? — спросил он.

Сестра протянула ему нож с роговой рукоятью, и он понял.

Всё просто: жизнь выкупается кровью, жертвой, невинной и дорогой сердцу. Пожертвовать свою честь, пролить кровь одичалой, её невинного ребёнка — и Неведомый вернёт Серсею, вернёт её детей и будущих детей, даст им мир и покой вместе, освятит их брак. Потому что каждому дана своя мера страдания и искупления, и его мера — переступить через гордость и честь во имя любви.

— Ты не постыдился стать Цареубийцей, не постыдись же стать и Детоубийцей, — прошептал Неведомый. — Докажи свою любовь.

Он не стыдился смерти Эйриса, это правда. Но он дал клятву Матери, что никогда больше не нарушит своих обетов: ни рыцарских, ни обетов дозорного. «Не возьму жены, не зачну детей».

— Возьми свой нож, сестра. И... прости, — сказал он. — Прости. Прости.